Пластилиновые звери или Ты же отец

Так разглядывают неизвестное животное на канале «Дискавери», пытаясь понять то ли это обезьяна, то ли носорог. — Я испачкалась, что ли? В пластилине, да? – Нанаба осмотрела свои руки на предмет чистоты и провела ладонями по лицу. - Перед сном лепили кошку, ты бы её видел. Но Майк наклонил голову к плечу, меняя угол зрения, и промолчал. Смотрел куда-то в район груди, заинтересованно так. Нанаба рассмеялась: — Всё надеешься, что у меня грудь вырастет? — Что написано на твоей футболке? Вон оно что. — Приплыли. Я её год ношу, застиранная уже вся, а ты на меня впервые глянул? Майк парировал: — Когда ты без одежды, я смотрю внимательнее. Так что там? — А, ерунда. «Я замужем за лучшим мужчиной на свете». — Что? — Написано так. Шутки у неё. — Ну, на самом деле что? «Японцы лучшие»? Название какого-нибудь аниме? — Здесь написано «Я люблю тебя, Майк» и подпись «Нанаба». Вот бы ещё уметь сохранять серьезное выражение лица, а то приходится щеку изнутри прикусывать, чтоб не расхохотаться. — Там написано, что я дурак? — Что ты параноик. Я её купила через интернет, здесь хокку: «Камелии лепестки... Может быть, соловей уронил Шапочку из цветов?» У Майка сделалось такое выражение лица, словно лимон проглотил: — Что за бред? — Ну, что было. Любимый, я всё хотела тебе сказать, - Нанаба замялась, покрутила чашку в руках. — Ого! Любимый! Что натворила-то? – и тут же предупреждающе выставил руку вперед, - нет, стой, не говори, что сломала блендер. Я же просил не подходить к нему, всё, к чему ты приближаешься из кухонной техники, ломается на глазах! Она шикнула, стукнув чашкой: — Не ори. Эмму разбудишь. Ничего я не сломала. — А что тогда? Эта прикушенная губа ничего хорошего не предвещала. Сейчас она состроит глазки, потом погладит его по щеке, потом потащит в постель, в общем, судя по всему, что-то уже случилось, и остается только усмирить мужа, который непременно разгневается. — Мне нужно уехать, - и перебила вскинувшегося Майка резкой скороговоркой, - на два дня всего лишь. К Розе приехала Наоки, я так давно не общалась с японцами, я забуду язык, Майк, ну пожалуйста, ну что ты не посидишь два дня с ребенком, не с собой же мне её тащить. — Да эта твоя Роза живет за двести километров отсюда! — Ну, любимый, - Нанаба погладила теплой рукой колючую щеку мужа, потом покрепче ухватила за шею и поцеловала страстно и глубоко, - а пока я ещё здесь, делай со мной, что захочешь. Всё по сценарию. *** Порой Майк смотрел на Эмму и задавался вполне логичным вопросом, как они, — два далеких от идеала человека, — сумели создать такое совершенство? Разум взрослого мужчины, конечно, пытался достучаться и помахать рукой перед застланными любовью глазами, мол, нет в мире ничего совершенного, но отцовское сердце отметало эти глупости напрочь и верило в то, что вот он – идеал. Идеал сопел и ворочался в утренней дреме, пуская слюни на подушку. Чудо, а не ребенок. Нанаба уехала рано утром. — Я вчера, конечно, сказала ей, что уезжаю, что утром меня не будет, но учти, это не значит, что она всё поняла и не устроит тебе истерику. Майк сам ещё был сонным, встать пришлось пораньше, чтобы выгулять проблему, о которой вчера, почему-то, никто не упомянул. Что сидеть надо не только с ребенком, но и с собакой. Оглядев себя, облаченного в спортивные штаны и мятую футболку, в отражении бокового стекла автомобиля, Майк буркнул: — Ну, я прям, как домохозяйка. Они поцеловались на прощание, и Нанаба отбыла, оставив мужа в одиночку присматривать за четырехлетним ребенком, молодым псом и немаленьким домиком. И вот совершенство сопит на подушке. Носик маленький, она смешно морщит его, словно хочет чихнуть. Как Майк приглядывался к ней первые годы, мысленно моля небеса, чтобы дочь не унаследовала его нос. Если бы сын, то ещё ладно, но зачем такая роскошь девочке. И только в её три года вздохнул спокойно, убедившись, что нос ей достался от Нанабы – маленький и чуть вздернутый. Она вообще удивительно похожа на мать, что даже обидно немного, разве что глаза в точности отцовские. Он старался, год пыхтел, обливался потом, и в итоге за одни глаза? Но когда эти глаза, разлепив склеившиеся ото сна светлые ресницы, посмотрели на него мутным взглядом, Майк понял, что улыбается, как последний идиот. *** — А где мама? — Она уехала, солнышко. Скоро вернется. — Через час? – слишком мала, чтобы хорошо ориентироваться во времени и слово «послезавтра» ни о чем ей не говорит. Майк переступил с ноги на ногу, разогревая на плите молоко: — Нет, зайка, позже. Но я же с тобой. Нам не будет скучно. Сидящая за столом в ожидании завтрака Эмма попутно играла с собакой, то прячась за большой отцовской кружкой, то выглядывая. Пес с готовностью подыгрывал. — А ты на работу не пойдешь? — Не пойду. Буду с тобой весь день. Перемазанная яблоком мордашка озарилась счастьем. *** Пластилиновая собака, больше похожая на бегемота, была почти готова, когда зазвонил телефон. — Майк, нужно, чтобы ты приехал. Энергия Ханджи била через край и, кажется, плескалась прямо в трубке у самого уха, как морской прибой. — Шутишь? Я же сказал с утра, Нанаба уехала, я один сижу с ребенком. Отец-одиночка, понимаешь? — Я понимаю, дорогой мой, но что же мне сказать этим милым людям из налоговой? Извините, второй владелец смотрит с дочкой мультики и не может подписать все ваши бумажки? Майк буркнул: — Мы лепим из пластилина. — Вот и слепи, будь добр, ковер-самолет, и прилети буквально на полчаса. Нужна твоя подпись, а с остальным я уж, как повелось, сама управлюсь. — Почему именно сегодня? – вот не могли же вчера или через три дня приехать. Надо в аккурат в такой день. Ханджи хохотнула: — Вот приедешь и спросишь, почему это они не подстраивают свой график под твои дела. Серьезно, я понимаю, что тебе не до этого, у тебя там пластилин и вообще безудержное веселье, но это действительно нужно нам, а не им. Недовольная потерей отцовского внимания Эмма уже повисла на его шее, цепко ухватившись пальчиками за ворот домашней футболки: — Па-а-ап!!! Ханджи на том конце расхохоталась и прервала связь. Когда Эмма поняла, что пес с ними не поедет, пришло время первых за день слез. Майк, пристегивая её в кресле, думал, как же он будет ехать под эти вопли. Причем рыдал ребенок душераздирающе, заливая слезами воротник легкого голубого платьица. — Золотце, мы скоро вернемся домой, Цезарь не успеет заскучать. Эмма вторила: — Це-е-езарь, - и кривила личико в гримасе невыносимого страдания. — Солнышко, мы едем в ресторан, туда нельзя с собаками. — Це-е-еза-а-арь!!! А этот шерстяной идиот маячил на глазах, прыгая на боковое стекло, и радостно высовывал язык. Они друг друга стоили. И вот с этими двумя Нанаба же как-то управляется. — Я дам тебе мороженое. Ребенок заткнулся, как перекрытый фонтан, и помахал маленькой ручкой: — Пока, Цезарь! Цезарь счастливо залаял на закрывшиеся ворота. *** — Марко, дай, пожалуйста, воды. Марко, скользнув опытным взглядом по лицам, быстро выставил на стойку два стакана: один со льдом и водой с газом, второй с водой комнатной температуры и ярким декоративным зонтиком. Эмма расплылась в улыбке, шлепнув ладошками по темному полированному дереву: — Привет, Марко! — Здравствуй, Эмма. Как твои дела? Он улыбался так же радостно, той светлой и искренней улыбкой, в которой никак нельзя было заподозрить застывшую радушную усмешку профессионально бармена. Эмма в ответ нахмурила светлые бровки и, отпив из своего стакана, серьезно ответила: — Хорошо. Только мама нас бросила. У Марко дернулся глаз. Беседующий с администратором Армином Захариус чутким слухом уловил слова дочери и ринулся обратно к бару: — Радость моя, что ты такое говоришь? Мама нас не бросила, она уехала на пару дней. Пойдем с тобой наверх, там Ханджи. И увел ребенка от стойки и слегка ошалевшего Марко. Оставалось только надеяться, что тот не болтлив и не станет воспринимать всерьез слова ребенка, а то завтра уже весь ресторан станет гудеть, что владельца бросила жена. На пороге кухни нос к носу столкнулись с Ханджи, которая тут же подхватила Эмму на руки и возопила: — Наконец-то! А кто такой красивый? А вкусный? Я тебя съем. Девочка завизжала от восторга, а у Бертольда от неожиданности выпал из рук нож. Ханджи продолжала, даже не поморщившись: — А я сейчас ненадолго заберу твоего папу, выбирай с кем останешься, - сказала и повернула ребенка к кухне лицом, где на неё тут же уставились пару десятков любопытных глаз. Майк попытался ребенка отнять: — Что ты несешь? Ни с кем я её не оставлю, да ещё в кухне. Это не место для ребенка. — А где место? Тебя уже час ждут и то лишь потому, что я им зубы заговариваю. Вон у Сашки плита сломалась, пусть за Эммой последит, им с Жаном не так скучно будет, - и сверкнула глазами в сторону кондитерского цеха, где полдня нагло толкался Жан, делая вид, что приходит, то за мороженым для гляссе, то за апельсинами для фреша. Майк тщательно ощупал Сашину плиту на предмет температуры: — Мастера вызвали? Она кивнула, заправляя выбившуюся прядь обратно под колпак: — Да, я сказала Леви, он сразу вызвал. Увидев знакомое лицо, Эмма рванула с рук так, что Ханджи еле удержала. И откуда в маленьких детях столько сил? — Саша! – Эмма тянула руки с такой искренней радостью, что Майк махнул рукой и решился оставить её на полчаса со старшим кондитером. — Дай ей мороженого, я обещал. Только немного. Саша заулыбалась: — Хорошо, - усаживая девочку на стул. – Ну, так ты меня помнишь? Откровенно говоря, Саше мало доводилось общаться с детьми, и она отчего-то была уверена, что у них очень короткая память. Она же видела Эмму целый месяц назад, когда предпоследний раз отвозила конфеты Нанабе. — Конечно. Мама говорит, что ты, - Эмма нахмурилась, вспоминая, - а, что ты «солнечная девочка». Саша почувствовала, как вспыхнули щеки, и покосилась – слышал ли Жан? Среда, когда они договорились пойти куда-нибудь вместе, только послезавтра, а пока он так часто заходит к ней на кухню, что кажется, будто работает и вовсе здесь, а не в зале. Жан же улыбнулся одной из самых ослепительных своих улыбок и присел на корточки перед стулом, взяв Эмму за руку: — Познакомимся? Я Жан. А как зовут Вас, прекрасная леди? Эмма если и смутилась, то совсем немного. Поправила платье, коснулась свободной рукой заколки в светлых волосах и ответила: — Эмма. Жан восхитился: — Какое чудесное имя. Прямо, как Вы. Саша прыснула за его спиной, накладывая шарики мороженого в широкую креманку. — Не смущай ребенка. Но Жан только пожал плечами: — Я сражен этой красотой. Эмма вздернула носик, принимая креманку с холодным лакомством. *** Вернувшись в кухню через полчаса, Майк застал картину, достойную пера художника. Возле перепугано глядящей вокруг Эммы, сгрудилась толпа ожесточено спорящих поваров. — Все дети любят десерты! – кричала Саша. — А потом у них портятся зубы, - отвечал Райнер, потрясая зажатой в руке тарелкой с сочным куском запеченной телятины. Саша аж собственными зубами скрипнула: — Не всё сладкое вредно. — Но и не полезно, - парировал Браун, - а без мяса ребенок вырастет дохлым, как наш Армин. Я думаю, он из семьи вегетарианцев. — Между прочим, все необходимые витамины человек может получить из овощей и фруктов, это общеизвестный факт! – Петра пробралась с холодного цеха и помахала зажатым в руке стеблем лука-порея перед лицом Райнера. Тот отмахнулся: — Ой, убери свою траву. Она хороша только вкус мяса оттенять. Ну, Берт, скажи, мясо полезнее? Бертольд внимательно осмотрел свои руки на предмет налипшей чешуи: — Не обижайся, Райнер, но рыба полезнее. В ней фосфор и йод, без этого мозг не может функционировать. Саша хлопнула ладонью по разделочной доске: — Да ты съешь кусок моего торта – у тебя так мозги заработают, сам обалдеешь. Эмма переводила взгляд своих огромных ярко-голубых глаз с одного повара на другого, судорожно сжимая в пальчиках длинную десертную ложку, и, увидев в дверях отца, надрывно зарыдала. Все шарахнулись в стороны, а Саша к ней. — Мы ничего не делали, - она перепугано поглядела на Майка, - правда. Тот рыкнул: — Идиоты. Который час? Ей спать пора. Забрал дочь из Сашиных рук и ушел с ней наверх. Остальные переглядывались. Петра швырнула свой лук так, что едва не попала в Ауруо, и бросила Райнеру: — Вот, доконал ребенка своим мясом. Тот грохнул тарелкой с телятиной о стол: — Да от вида твоей травы и мне зареветь охота. Берт, точным движением закрывая рот только было собравшейся вставить свое веское слово Саше, проговорил спокойно, но настойчиво: — Тише. Нас уже наверняка в зале слышно. А то сейчас вернется Майк и всем расскажет о пользе молчания за работой. *** Эмму удалось уложить на диванчике в кабинете, накрыв пиджаком, который вполне сошел ей за одеяло. Дыхание выровнялось, и на заплаканном личике даже пробилась легкая улыбка, когда Майк пощекотал её щеку своей щетиной. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, повернули ручку. Майк тут же прижал палец к губам, чтобы Ханджи не орала, едва переступив порог. Но это оказалась не Ханджи, а налоговый инспектор. Стерва лет сорока, которая битый час проклевывала им с Ханджи мозги на предмет отсутствия какого-то документа, насчет которого Зоэ утверждала, что давно его сдала в их контору и искать следует там. Даме было всё равно. Она удивленно вздернула черные тонкие брови: — Ребенок? — Да, время дневного сна. Я думал, что успею вернуться до этого домой. Инспектор прикрыла дверь и подошла ближе, усаживаясь в гостевое кресло: — А что же – девочку не с кем оставить? – и заглянула Эмме в лицо, приторно-умилительно проговорив. - Какая прелесть. Похожа на Вас. Майк едва зубами не скрипнул. Каждый вменяемый человек видит, что на него она почти не похожа, глазами – да, но глаза закрыты. К чему эти умиления ребенком, когда взрослым продолбала череп до самого основания? Впрочем… Идея, пришедшая в голову, была некрасивой и мерзкой, Захариус тут же устыдился собственных мыслей и, придавив возопившую в глубине души совесть, выдал, печально опустив взгляд: — Не с кем. Жена… ушла. Дама тихонько ахнула, прикрыв ярко накрашенный ротик ладошкой, и осуждающе покачала головой: — Ах, какой ужас. Разве это женщина? Простите, но Вы носите кольцо, и я думала… Майк остановил её жестом: — Я просто очень любил её и пока трудно смириться. Вот, приходится что-то решать с дочерью, я не слишком доверяю няням, стараюсь проводить с ней больше времени, а сегодня… Инспектор встревожено закивала: — Знаете, у меня десятилетний сын, его отец бросил нас ещё до рождения ребенка. Это так несправедливо, что любящие родители вынуждены в одиночку растить детей. Это так трудно. Вдвоем всё-таки гораздо легче, как Вы считаете? Майк мысленно дал себе леща, внутренне запротестовав: «Не-не-не, дамочка, куда это тебя понесло». А вслух горестно вздохнул и поправил пиджак на Эммином плече: — Пока не знаю. Ещё мало времени прошло. Мне слишком тяжело сейчас об этом говорить. Простите, а насколько важно моё присутствие здесь? Возможно… Она закивала, расстегивая свою массивную папку: — Само собой. Вот, подпишите здесь. Мы пришлем вам копию. — Это всё? – Майк улыбнулся мило, но страдальчески. Дама, преисполненная восхищением таким роскошным мужчиной и жалостью к осиротевшему наполовину ребенку, закивала: — Да. Всего Вам доброго, - но не могла не попытать счастья, - если девочку не с кем будет оставить или Вам просто станет необходимо поделиться с кем-то своими чувствами, то вот - и протянула визитку с личным номером и адресом. Майк, протянув ослабевшую руку, взял, улыбаясь вымученно и благодарно. *** Нанаба сияла, держа на коленях не замолкающую ни на секунду Эмму: — А там меня накормили, а потом папа уложил меня спать. Я проснулась, и мы поехали домой. А вчера мы лепили из пластилина, опять. И зачем только в тот злополучный день Нанаба поддалась на жалостливые глазки ребенка и купила эту яркую коробку с липкой разноцветной субстанцией? Когда же это теперь надоест, и можно будет не отмывать руки до локтей, под ногтями, и всю Эмму от этого творчества. — И что же вы лепили? Кошку или собаку? Эмма посмотрела на мать, как на неразумного клиента, который очень хочет что-то выпить, а название забыл. — Нет. Собака у папы не получалась. То есть получалась, но не как Цезарь. Тогда мы слепили морковку, рыбу и торт. — И испекли съедобный. Ты есть идешь? – показавшийся в дверях Майк сиял самой радостной и искренней из своих улыбок. – Мы по тебе скучали. По дороге в кухню Нанаба вынула из рюкзака какую-то тряпку, которая оказалась зеленой футболкой с черными иероглифами. — Ещё купила? Ну, а здесь что? Она мягко улыбнулась, целуя Майка в щеку и в нос: — Мы с Наоки гуляли по городу и наткнулись на магазин, где на футболки наносят рисунки на заказ. Вот я решила, что мне такая необходима. Майк перехватил жену поперек спины, приподнимая до своего роста, чтобы коснуться губ губами: — Ну, так что там написано. — Здесь написано «Я люблю тебя, Майк» и подпись «Нанаба». Он отвернулся, ставя её обратно на пол, потом обхватил обеими руками, прижался к спрятанному в золотистых локонах маленькому ушку и проговорил: — Только не бросай нас никогда.