Тепло

— Ты ведь понимаешь, что на мне уже есть куртка? — интересуется Стив. Ну, это, технически, не совсем куртка, а перешитый мамой папин пиджак, который ему всё равно великоват и висит бесформенным мешком, но это всё ещё не означает, что Баки должен накидывать ему на плечи свою кожанку, верно? — Ну да, — соглашается Баки, беззастенчиво залезая в карман своей куртки, игнорируя тот факт, что она теперь болтается на Стиве (тоже мешком), и его рука автоматически ползёт по его бедру неприлично близко к промежности. Девчонка бы за такое и влепить могла. — И тебе в ней совсем не холодно, — рука выскальзывает наружу с пачкой сигарет в тот момент, когда Стив уже всерьёз подумывает лягнуть Баки и спихнуть с моста в воду за нарушение личных границ. — Ты не рискуешь простыть, простуда не перерастёт в бронхит, и твой кашель не будет мешать мне спать следующие пару месяцев. Я прав? Баки, к сожалению, прав, но Стив не собирается это подтверждать — только натягивает рукава на замёрзшие пальцы и поднимает воротник, пряча покрасневший нос. Он втайне любит то, как Баки говорит о его болячках — спокойно и насмешливо, не боясь задеть, будто Стив стеклянный, и не жалуясь, что ему дескать опять придётся подставлять Стиву тазики, пока тот будет пытаться выкашлять свои жалкие лёгкие и выблевать не менее жалкие кишки. Эта незыблемая, не нуждающаяся в вопросах и пояснениях забота и есть то, на чём строятся их отношения. Ну, это и их общий талант находить себе приключения. — Как будто ты не мешаешь мне спать, когда... — Стив начинает со всей возможной язвительностью, но обмирает на середине фразы, понимая, что замахнулся слишком высоко и закончить её не сможет. — Что? — тут же вскидывается Баки; Стив прекрасно знает, что по его горящим ушам он сразу понял, что Стив имеет в виду, но слишком любит над ним издеваться, чтобы упустить такой шанс. — Когда я храплю? Пинаюсь? — он подмигивает и прикрывает рот ладонью, пытаясь прикурить сигаретку на ветру. Было бы удобнее, уйди они за угол, где ветра нет совсем, но тогда ничего не будет сдувать дым, и у Стива будет приступ, а Баки никогда на это не пойдёт. — Говорю во сне? Пускаю слюни на подушку? — по его лицу видно, что предлагать варианты он может ещё долго. Он действительно делает всё это, любой другой человек решил бы, что с Баки невозможно делить постель, но Стив привык к его сопению над ухом с раннего детства, и ему даже неловко без него засыпать. И если быть честным, сам он пинается не меньше, а коленки у него острее, так что кто тут ещё жертва. Но иногда... — Когда ты дрочишь, — бормочет Стив, старательно пялясь на покрытую мелкой рябью воду. Казалось бы, когда у тебя каждую неделю новая девушка, где взять силы на то, чтобы удовлетворять себя рукой под одеялом — но так кажется только Стиву, задохлику, хлюпику, креветке Стиви, у которого эрекция бывает только если он ничем не болен, а такое с ним бывает редко. Баки иногда шутит, что если он займётся сексом, он умрёт от остановки сердца. Не такая уж это и смешная шутка. — Стиви-Стив, — восхищённо тянет Баки, выдувая струйку дыма влажными губами. — Ты притащил меня на набережную под звёздное небо, чтобы поговорить о мастурбации. Такой романтик. «Это он должен краснеть, почему щёки пылают у меня», жалобно думает Стив и втягивает голову в плечи. Он не тащил сюда Баки, он шёл сделать пару эскизов, Баки сам увязался следом, заявив, что ему нельзя ходить по вечернему городу одному, ещё спутают с девчонкой, а все знают, что бывает с одинокими девушками ночами в плохих кварталах; и, конечно, вместо рисования они вот уже третий час сидят на перилах и болтают о всякой ерунде. — Хотя бы не делай этого, когда мы спим в одной кровати, — с возмущённым сопением требует Стив; серьёзно, он понимает, приютское воспитание и всё такое, но должны же у Баки быть какие-то понятия о приличиях? Баки молчит с минуту, тушит сигарету о перила и спрыгивает на плиты моста. Следом неловко сползает Стив, кутаясь в куртку, чтобы сохранить вокруг себя побольше тепла; конечно, его подводит левая нога, и Баки приходится его подхватить, когда он начинает опасно качаться. — Да ладно тебе, — хмыкает Баки, когда Стив, размяв затёкшие ноги, более-менее уверенно встаёт на землю. — Считай, что я показываю тебе бета-версию секса. Ты должен быть благодарен! — он корчит деланно-обиженную рожицу, и Стиву стоит больших трудов не рассмеяться. У Баки талант сводить любую неловкую тему к юмору, он мог шутить, когда таскал Стива на руках в туалет во время болезни, и сумел заставить его смеяться через неделю после похорон матери, а это о чём-то да говорит. — Ты ужасен. Ненавижу тебя, — бурчит он, и Баки подходит всё ближе, и ближе, и ближе, пока Стив не упирается носом ему в грудь. Приходится задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза, и Стив тут же морщится от горького запаха сигарет. Морщится скорее преувеличенно, следа запаха недостаточно, чтобы всерьёз растревожить дремлющую астму, и этот запах немного даже приятен — он въелся во все вещи Баки, даже в его волосы, и тем более в куртку. Что-то родное и знакомое, как промозглый осенний ветер в Бруклине или слишком узкая для двоих скрипучая койка в их съёмной квартирке — жалуйся сколько угодно на эти мелочи, но из них складывается дом. — Ты меня любишь, — непреклонно отвечает Баки и нагло лезет руками под куртку. Пробегается по рёбрам ледяными пальцами, заставляя Стива извиваться и хихикать, и сцепляет руки в замок у него за спиной. — Не вертись. Дай погреться. — Грейся на здоровье, — шепчет Стив ему на ухо, накидывая на плечи кожанку; она разодрана в нескольких местах и покрыта копотью, но это лучше, чем замызганная тонкая толстовка, в которой Баки держали в плену. Баки хочется съязвить про Стиви и его бронхиты, но с этим новым Стивом шутка будет не такой смешной, а дорога до лагеря чертовски длинная, и у него правда уже отнимаются руки, так что он молча натягивает рукава на пальцы и затихает. Стив обнимает его поверх куртки и прижимает к своей груди. Баки тепло.