Deep morning

Пол в коридоре скрипуче отзывался на каждый шаг изредка проходящей дежурной медсестры. Время давно уже за полночь, думала Мулан. Таблетки снотворного лежали нетронутыми в ящике стола, слава богу, никому бы не пришло в голову проверять, насколько исправно она принимает лекарства. Сквозь завешенное жалюзи окно палаты внутрь проскальзывали световые полоски от фар проезжающих мимо машин, из-за чего потолок становился похожим на пешеходный переход. Мулан смотрела на него, спокойно и устало, не надеясь уснуть до утра. В коридоре кто-то еле слышно включил радио, вместо раздражающе бодрых монологов ведущих из него заструилась легкая мелодия, напоминавшая старые бродвейские мюзиклы. Мулан закрыла глаза, вслушиваясь. Перед ней замелькали аккуратно причесанные девушки в клетчатых платьях, кокетливо улыбающиеся и кружащиеся в такт мелодии. К пяти часам, держать глаза открытыми хотя бы пару мгновений стало мучительно. Веки тяжелели, и голова наливалась свинцовым предчувствием дремоты. Мулан засыпала. Сумерки вязко и душно обхватывали ее фигуру, безнадежно плутающую между деревьями. Стволы сосен и густых елей уходили вверх, громадными колоннами подпирая серое низкое небо. Истошный крик, на который Мулан шла, сбиваясь на изможденный шаг, прерывался и, казалось, метался по лесу, будто его источник каждые три минуты прорывался на километр в сторону. Крик был определенно женский, надрывный и не предвещал собой ничего хорошего. Кто она такая, и как оказалась в этом лесу, Мулан понимала смутно. Четко помнила она свое имя и почему-то кота - прожившего с ней бок-о-бок до ее пятнадцатилетия. Воспоминания о коте были единственной светлой нотой в картине абсолютного отчаяния. Крик повторился, девушка повернула направо, замечая между веток далекие огненные всполохи. С шага она перешла на бег, ноги запинались о пушистые мховые кочки и выступающие щупальцами корни. Лес, наверное, с точки зрения хоть немного разбирающегося во флоре и фауне человека, был абсурдным, с сосен кое-где свисали лианы, почти живые, покачивающиеся со змеиной неторопливостью. Огненные вспышки становились ярче. Лес буквально выплюнул девушку на опушку, непривычно пустую, заполненную почернелыми деревьями - и остатками изб - криво торчащими из земли, будто гниющие остовы кораблей. Мулан в ужасе отшатнулась. На другом конце поляны сидела, подвернув под себя чешуйчатый хвост, гигантская рептилия. Дракон, точно дракон, решила Мулан, пятясь назад. Черная голова, усыпанная шипами, словно веснушками, повернулась, оторвавшись на мгновение от наблюдений за своей конечностью, придавивший уже еле трепыхавшуюся женскую фигурку в изорванном платье. Пасть раскрылась, обнажая ряд клыков, светящихся на фоне черной кожи, влажной и блестящей от крови. "Очередное похищение девушки. Не успели еще люди оправится после трагедии прошлого месяца, как еще одна жертва пропала при схожих обстоятельствах…". Медсестра дернулась, уронив утреннюю газету с колен и бросилась вдоль по коридору. Крик прорезал утро, привычно приводя в движение целый этаж. Филипп - молодой, не растерявший еще живого интереса к своей профессии главный врач - поднял голову от бумаг, и вспомнил про пациентку из палаты номер шестнадцать. Надо зайти пораньше, напомнил он сам себе, еще до ежедневного обхода. С Мулан, обитавшей в этой палате, его связывали теплые отношения - душевнее, чем с подавляющим большинством его коллег. Клиника Святого Иоанна хранила в своих стенах безмерное количество историй о человеческих причудах. С первых же дней Филипп оказался погруженным в водоворот маний и навязчивых идей. Он проходил по коридору, здороваясь с королями, богами, жертвами нападений мистических монстров, людьми, которые не запоминали его лица, людьми, которые видели его лицо по-разному в зависимости от дней недели. Мулан в этом карнавале оказалась его отдушиной, соломинкой, держащей его на поверхности. Она пришла в клинику сама, около пяти лет назад - сосредоточенная и серьезная, с неизменной морщинкой на лбу, плотно сжатыми губами и тщательно скрываемой усталостью. Рассказала, что по ночам ее изводят кошмары - удивительно четкие и реалистичные, но ни один вспомнить она не может. Никаких серьезных травм по ее словам она не испытывала, психологи в растерянности разводили руками - сны приходили вне зависимости от спокойствия или неспокойствия девушки и плевали на все известные логические закономерности. Эта ночь не стала исключением, Мулан проснулась - хотя если прислушаться к ее ощущениям - восстала из мертвых - содрогаясь всем телом, разбрасываясь по кровати и хватая ртом воздух - будто серебряная плотвичка, выброшенная рыбаком на траву. Медсестра торопливо принесла ей лекарства и стакан воды. Сердце громыхало, отдаваясь стуком в висках, пальцах - во всех уголках тела. Филипп пришел парой минут позже. Заулыбался - как обычно - собирая морщинки у уголков губ, задействуя для этой улыбки и глаза - черносливовые солнечные батареи, и Мулан наконец расслабилась, вырвалась из пут кошмара. Облегченно выдохнула. - Доброе утро. Как самочувствие? - Лучше не бывает. - соврала девушка так легко, будто это было их обычное приветствие. Филипп покачал головой, но ничего не сказал. Знал - расспрашивать не имеет смысла. Мулан заварила себе крепкий кофе, Филиппу - земляничный чай с сахаром - подтрунивая над его пристрастием - мол, вкусы как у тринадцатилетней девочки, и села выслушивать последние новости. Филипп, начавший было рассказывать про одного из пациентов - Одноглазого Смита, который, кстати, говоря имел полный комплект глаз, но исправно носил черную повязку на одном, смахивая на морского волка, вдруг прервался и хлопнул себя ладонью по лбу. - Совсем забыл сказать, сегодня моя сестра приезжает. Представь себе, устроилась сюда на работу, все уши прожужжала, говорит, хочу делать что-то полезное. Сестру звали Авророй - и ,судя по рассказу, она полностью соответствовала своему имени. Филипп не на шутку разволновался, подойдет ли ей здешняя обстановка, однако веских причин для переживаний не было, девушка была не так наивна, как казалось ее брату. Они познакомились в тот же день, Мулан разглядывала Аврору, пытаясь найти сходство с другом. Оно становилось заметным только когда они улыбались - на Мулан это действовало одинаково умиротворяюще. Аврора поправляла золотистые волосы, одергивала белый халат и спустя пятнадцать минут разговора, казалось, готова была отправиться за Мулан на край света. *** От каждого камня в зале веяло грязным средневековьем. Мулан прошла вперед, и эхо подхватило звук удара сапогов об пол и пронесло в густую темноту помещения. - Эй, есть здесь кто? "Кто, кто, кто" - упруго прокатилось по сводам, потрескавшимся от старости. Девушка растеряно огляделась. Руку что-то непривычно оттягивало. Она взглянула вниз и увидела меч - тяжелый, покрытый вязкими бордовыми разводами. Ладони - от кончиков пальцев до запястий, закрытых кольчугой - так же были испачканы этой субстанцией. Из-за спины послышался вздох, подчеркнутый тишиной зала. Мулан обернулась - на каменных плитах, неуклюже разбросав лапы лежала все та же рептилия, увиденная ею в лесу. Глаза, отражая одинокие факелы, поблескивали будто стеклянные шары, громадное животное было похоже на искусно вырезанную из обсидиана статую. Мулан почувствовала пробежавший по спине холодок. Я убила его, убила - то ли радостно, то ли испугано вопил ее внутренний голос. Теперь уже более уверенно она прошла дальше. Факел, предусмотрительно выдернутый ей из крепления осветил череду пустных темниц, тяжелых прутьев решеток и километры паутины. Один зал сменял другой - темницы все не кончались. Наконец, одна из из них - поскрипывая открытой дверью от сквозняка - привлекла внимание Мулан. Она заглянула внутрь и вместо тесного помещения увидела новый зал - отмеченный кое-где знаками роскоши, странно контрастирующей с мрачной обстановкой. Прямо посередине стоял алтарь. На нем, Мулан почудилось, кто-то был - обвернутый коконом розовой кисеи. Мулан проснулась, тихо входя в эту реальность, отворачиваясь от бьющего в глаза солнца. Жалюзи были сдвинуты, впуская в комнату теплые лучи. - Привет. Филипп говорил, ты кричишь по утрам. Аврора стояла у кровати, свежая и прекрасная как подснежник. - Сегодня переполох отменяется, - Мулан скосила взгляд на будильник. Тринадцать двадцать пять. - Да и утро, строго говоря, я уже пропустила. - Я принесла тебе завтрак, - девушка улыбнулась Этот момент показался Мулан достойным самого тщательного хранения в ее сердце. - Спасибо - прошептала она, не понимая толком сама, к чему это больше относилось - к завтраку или к самой Авроре, так гармонично примостившейся на краешке кровати. Завтрак был сносный. Аврора просидела все это время рядом, помешивая ложкой чаинки в чашке, и рассказывая Мулан про свою квартиру в городе. Мулан впервые за долгое время подумала, как же тоскливо ей видеть белые аккуратные стены своей палаты, желтые коридоры, серые мраморные лестницы и посыпанные гравием дорожки. Впервые за долгое время она хотела видеть, узнавать - чувствовать окружающей мир. Усталость, державшая ее в ежовых рукавицах - стала отпускать. То, что она неравнодушна к Авроре, девушка признала сразу, не пытаясь врать себе и придумывать причины, почему ее взгляд задерживался на ней дольше, чем считалось приличным. Настолько, что Филипп стал поглядывать на нее одновременно ласково, и насмешливо - многозначительно поводя глазами и показывая, что ему ясно, за кем так внимательно наблюдает Мулан. И все бы ничего, не считая… - О, это же Гордон. Аврора соскочила со скамейки, оставляя Филиппа и Мулан одних. Рабочий день был закончен, но Мулан была достаточно веским поводом задержаться еще на пару часов. Ко входу в клинику подъехал черный внедорожник, стекло опустилось. Гордон не был красив, однако что-то в чертах его лица заставляло взгляд остановиться. Когда Аврора впервые увидела его тяжеловатый подбородок, голубые глаза и нагловатую улыбку, подумала - ковбой, не иначе. Не ее тип, но она едва ли смогла бы сформулировать - а какой, собственно, ее. Иногда Гордон заказывал столик в ресторане, и Аврора перерывала шкаф вдоль и поперек, чтобы найти хоть одно приличное платье. Иногда звонил поздно-поздно и вытаскивал ее на ночные сеансы в кино. Они смотрели вестерны, и она засыпала на середине фильма, опустив голову ему на плечо. Филиппу Гордон не нравился. В нем говорил и типичный страх старшего брата, и задетые чувства человека вечно самосовершенствующегося при встрече с человеком в себе уверенном и себялюбивым. Мулан Гордон не нравился тоже. Но не желая выдать своих чувств, она держалась с ним втройне вежливей, чем было необходимо. *** Постамент, на котором лежала фигура, оказался поразительно целым по сравнению с общей, царившей повсюду затхлостью. Мулан пыталась безуспешно себя убедить, что самое страшное позади - и если уж справилась она с драконом, то почему же откинуть легкое покрывало, и посмотреть на того - лежащего в этом странном замке - так страшно? протянутая рука дрожала. Пальцы, дотронувшиеся было до тонкой ткани, остановились и отдернулись, будто их обожгло. Однако зажатый в другой руке факел - чье пламя становилось все тусклее и тусклее - поторапливал. Мулан отдернула покрывало. Лицо, врезанное в память совсем другим - подвижным, светлым, сейчас было бледно и мертвенно спокойно. Мулан осторожно прикоснулась к коже, не желая верить в самое очевидное - смерть девушки. Кожа был чуть теплой. Она провела рукой по щеке, шее, очертила пальцами изящные ключицы. Дракон, замок, принцесса. Глупую аналогию с детской сказкой не заметил бы только идиот. Мулан идиотом не была. Поцеловать, теперь надо поцеловать, шепнуло ей подсознание. Мулан наклонилась, коснулась губ - они оказались неожиданно горячими - и почти в то же мгновение почувствовала отклик. Утро - раннее, трогательное как неоперившийся птенец - сидело на окне палаты. Мулан собрала вещи и пошла к Филиппу. В ней поселилась непоколебимая уверенность, что кошмары не повторятся. Последний свой сон - который кошмаром и язык не повернется назвать - Мулан помнила до мельчайших подробностей. Ей казалось, долгие и долгие годы она шла к именно этой развязке, мучимая отсутствием главного звена - Авроры. Теперь точка была поставлена. - Филипп? - она заглянула в кабинет. - Я по делу, можно? Он понял все сразу, без лишних объяснений. Он всегда и все понимал, иначе не оказался бы на своей должности. Бумаги о выписке он подготовил максимально скоро. В свою старую квартиру, набитую едким страхом под завязку, Мулан возвращаться не хотела. Новую пока не нашла. Аврора предложила пожить у нее, и Мулан с радостью согласилась. Девушка жила на углу людной, шумной улицы, на которую выходил маленький балкончик, вмещающий в себя только старую табуретку и куст петунии, по весне распускавшей большие фиолетовые бутоны. Кухня была также крошечной - не провернуться. Завтракали, обедали и ужинали они в гостиной - на скрипучем диване заваленном подушками. Иногда они выбирались в горячо любимые Авророй забегаловки - китайская, индийская кухня. Аврора долго не могла выбрать, и в итоге они подбрасывали монетку. Иногда включали старые добрые французские комедии и смотрели их до утра, засыпая под неторопливо плывущие титры, закутавшись в один плед. Гордон звонил, мобильный Авроры надрывался, но все чаще оказывался заброшенным куда-то в корзины с бельем. Гордон приходил, принося охапки роз - белых, красных, один раз даже синих - все они оказывались раздаренными знакомым - соседским старушкам или продавщицам из ближайших лавочек. По утрам Мулан выходила за фруктами - обязательно персики и сливы - и смотря на балкончик с петунией, думала, что по-хорошему, ей пора искать квартиру, потому что договоренности на такой долгий срок не было, и мысли били по сердцу, будто тяжелая ладонь в бубен. Однако, Аврора совсем не собиралась торопить соседку. Они на удивление быстро притерлись к привычкам друг друга, построили свои быт так, будто и не было никогда по-другому - одной без другой. Гордон приходил часто, улыбался белозубо и хищно, и поглядывал на Мулан с нарастающим раздражением. Аврора засыпала рядом с ней, просыпалась, смотрела, как Мулан ест персики, пачкая пальцы в сладком липком нектаре, провожала ее на работу, приходила с работы, падая на диван и устраивая свою златоволосую голову на ее коленях, оставляла ей смешные записочки на холодильнике под магнитом - словом, впустила ее в свою жизнь настолько, насколько возможно. Гордон приходил реже, сидел на стуле, не зная куда деть длинные, обтянутые новыми джинсами ноги, и пил чай, обжигаясь и морщась, тщетно пытаясь сохранить ковбойскую невозмутимость. Сегодня он пришел, хмуря брови, и сжимая в руке два билета - на концерт какой-то известной рок-группы. Билетами он тряс в воздухе, будто доказывая неопровержимый факт их существования, и многозначительно поглядывая на Аврору. У них с Мулан был запланирован вечер с мороженным и Одри Хепберн, но Гордон выговорил свое решающее - они чертовски дорогие, еле достал - и вечер у Мулан пошел насмарку. - Поможешь? Аврора стояла у зеркала, безрезультатно дергая молнию у короткого черного платья, рядом валялись туфли, выбранные почти наугад из общей кучи. Мулан подошла и неспешно стала разбираться с молнией. Взгляд проходился по молочно белой коже, обрисовывающей каждый позвонок. У Авроры вообще была непозволительно красивая спина. - Готово. В коридоре засуетился Гордон. *** Мулан не спалось. Внутри прочно засело чувство - неприятное до одури - будто кость поперек горла. Ревность, говорила себе Мулан. А потом понимала , что ревновать смысла нет. Аврора вернется к ней, залезет под одеяло, подвигаясь ближе, обхватывая ее, Мулан, руками, поцелует в лоб и, если Мулан заворочается, прошепчет - спи, я здесь, рядом. А чувство не пропадало. Часы тикали, отстегивая минуты, как новенькие купюры. Чувство разрасталось, давило на грудную клетку. Наконец она не выдержала и набрала Филиппа. Он ответил, явно сонный, с хрипотцой в голосе. - Слушаю. - Доброй ночи, это я. Знаешь, вообще это глупо, но я волнуюсь. Авроры еще нет дома. В трубке что-то пробурчали. - Нет, нет, она не одна. Ушла с Гордоном. У меня плохое предчувствие. Кажется, это так называется. Да. Аврора не отвечала на звонки. Мулан перерыла всю квартиру, надеясь, что девушка просто оставила телефон дома. Теперь заволновался и Филипп. Выскребая из недр памяти адрес клуба, где должен был проходить концерт, Мулан провела мучительных полчаса. Потом оделась и рванула туда. Черного внедорожника поблизости не оказалось. Только сейчас она поняла, что не знает ни номера, ни адреса Гордона. Она шла по улице - от клуба - и страх сгущал темноту вокруг. Дежавю, вдруг четко очертилось в ее мыслях. Через пару кварталов ее взгляд различил силуэты деревьев. Парк выплыл из темноты единым монолитом, слева его разрезал свет фар. Взгляд прошелся по черному блестящему боку. Сердце застучало, погнало кровь по венам быстрее. Кроме своего сбившегося дыхания, Мулан услыхала всхлипывания. Аврора сидела на земле, съежившись под тенью рядом стоящей фигуры. Гордон улыбался - привычно, уверено - он видел страх, и страх ему обещал власть. Так всегда было, и так будет. У Авроры были разбиты колени, губы, содрана кожа на ладонях - от резкого падения на каменистую дорожку. Мулан в растерянности застыла - это же не сон, Господи, тут у меня меча нет. Голос, смешки Гордона - были пугающе странными - интонации были знакомы, такие в избытке разносились по клинике. Фигура Гордона обрела сумасшедший фантасмагорический вид. Надо что-то делать, делать, делать. Звонок от Филиппа был чертовски некстати. Гордон обернулся на мелодию, нарушившую тишину, и , казалось, не удивился присутствию Мулан. Будто ожидал, что она прибежит, будто знал. Позже, Мулан едва ли смогла бы ответить, откуда в ней оказалось столько силы. Когда Гордон стал подходить к ней, она оттолкнула его - да, всего-навсего толкнула - он покачнулся и завалился на спину, хватая руками воздух, упал, затылком попав на капот собственной машины. Этого хватило, чтобы он потерял сознания. Хватило, чтобы вызвать полицию и наконец вдохнуть. Потому что Мулан казалось , что она не дышала - настолько болезненно напряжена она была - пока не опустилась на колени рядом с сидящей на земле Авророй. Потом - когда неразбериха поулеглась - они вернулись домой, в квартиру с петунией на балконе, Аврора устало опустилась на диван и расплакалась как ребенок, протягивая руки к Мулан и повторяя на грани слышимости - я люблю тебя. Мулан обняла ее и просидела до утра - убаюкивая, беспорядочно целуя - веки, губы, ладони, плечи - слушая, как Аврора успокаивается и засыпает.