бумажные кораблики

Когда ты хочешь сбежать, то просто покупаешь билет в один конец и прыгаешь на подножку поезда, влетая в темный тамбур и слыша, как захлопнулись двери за спиной – это конец прежней жизни. Тот звук, как ножницы, отрезает от прошлого навсегда, и ты вроде бы счастлив, но в то же время опустошен. Тебя старого стерли ластиком. Так бесцеремонно, просто и навсегда. Впереди неизвестность. Немного страшно. Меня зовут Пак Чанёль. Мне двадцать восемь лет, и я по кусочкам разорвал старое существование, выбросив воспоминания в окно. Они улетели, как птицы в синее небо, потерялись за горизонтом. Я свободно вздохнул тогда и оперся лбом о толстое стекло. Холодное. Мимо мелькали смазанные зеленые пейзажи, как будто художник нечаянно задел законченную картину пальцем, стирая масляные краски куда-то в бок. Не менялось лишь небо и лениво проплывающие облака. Пока я не решил, на какой станции стоит выходить. Я знал лишь одно – мое новое жилье должно быть рядом с морем. Я задыхался без него, как рыба, как выброшенный на берег огромный кит. Мне не хватало пространства, эмоций, кислорода. Я поэтому и сбежал, потому что в мегаполисе стало тесно. Небоскребы давили, прижимали, как пресса, к асфальту. Луна и солнце путались в многочисленных проводах. Все выгорало на глазах, перемешивалось со смогом, с гулом машин и поездов. Я устал. Такое ведь бывает? Иногда отчаяние выливается через край и топит тебя, соседей. Тебя уже никто не выносит и считает конченным социофобом. Я купил билет в один конец. Может, в конце будет море? Я поселился в синем доме, на втором этаже. Первый этаж занимал антикварный магазин. Выцветшая вывеска потрескалась от времени и грозила свалиться на многострадальные головы покупателей, хотя стоит заметить, что сюда мало кто заглядывал. Наверное, у всех аллергия на пыль. Я неприхотлив. Меня вполне все устраивало. Я полюбил этот синий дом, как свой. Он был похож на маленький корабль, плывущий по волнам. В нем пахло супом и жареным луком. Такая у дома была душа – домашняя, похожая на дедушку в очках. Я сидел целыми вечерами на пляже. Просто сидел на песке и щурился от ветра, который порой набирал обороты и трепал резкими порывами волосы. Я обнимал колени и утыкался в них носом, чтобы стало чуточку теплее. Когда ты наедине с морем, то всегда чувствуешь себя вдвойне одиноким. Это странное ощущение появляется сразу, стоит только увидеть темную полоску воды. Я переехал в синий дом в апреле. Было еще прохладно. Вода казалась недружелюбной, угрюмой, раздраженной на людей. Смотреть на небо куда приятнее. В те апрельские деньки оно разливалось лазурью над землей, напоминая нежный голубой шелк кимоно. Я листал книжку на пляже и изредка посматривал на перистые облачка, на кричащих чаек и на паренька, сидевшего почти у самой кромки моря и делающего бумажные кораблики из цветной бумаги. Синих корабликов всегда было больше. Он складывал их в небольшую корзинку с ракушками, чтобы ветер не унес куда-нибудь далеко. Откуда я знал про корзину с ракушками? Все просто – этот паренек был сыном хозяина антикварной лавки. Наши комнаты располагались в разных концах длинного коридора, но я замечал его худенькую, угловатую фигурку в поздние часы. Его темную макушку выхватывал слабый свет одинокой лампочки, а потом паренек таял в полумраке вечера, скрипнув дверью. Его имя Бекхен. Я слышал, как его звал отец, а тот срывался со ступенек и с громким топотом бежал вниз. Обычно это случалось после завтрака. Вместо того, чтобы идти в школу, мальчик шел на пляж и собирал ракушки в ту самую корзинку, которая стояла между этажами в углу. Мне очень хотелось заговорить с ним, даже просто помолчать. Что-то в нем было особенное, что-то такое, что привлекало внимание. Он мне напоминал маленький маячок, вспыхивающий кружочками света в темноте. - Привет, - пробасил я, присаживаясь рядом с Бекхеном. Мальчик вздрогнул и поднял голову, испуганно взглянув на меня. Сильный ветер растрепал его челку, открывая вид на белоснежный лоб. Губы у паренька были слегка приоткрытыми, как лепесточки распускающегося тюльпана. На них словно застыл беззвучный вопрос. - Привет, - выдохнул Бекхен и отвернулся, вновь погружаясь в свое привычное занятие. Тонкие пальцы ловко подгибали листы бумаги, сооружая новый кораблик. - Мне больше нравятся зеленые. Они выглядят жизнерадостнее, - поделился своими наблюдениями я, взяв в руки кораблик. Бекхен ничего не ответил, он упорно делал вид, что меня не существует. - Нервы успокаивает? – пристал я. Паренек глубоко вздохнул. - Они необходимы не мне, а людям. Это кораблики надежды. Они нужны для того, чтобы люди улыбались и не грустили. Голос Бекхена был тихим и мягким, немного взволнованным. Заметно, что он нервничал. - Подаришь мне один? – поинтересовался я. Он отрицательно мотнул головой, вызывая у меня сильное удивление. - Тебе жалко один кораблик? - Дело не в этом. Просто вам и так хорошо. Вы улыбаетесь и наслаждаетесь жизнью. Я вижу. На последних словах Бекхен посмотрел мне в глаза, словно выискивая там подтверждение собственным словам. - Ты прав, - согласился я, - но только отчасти. Как ты думаешь, почему я приехал жить в ваш городок? - Вам нравится море? – тут же выдал Бекхен. - Да, а еще я люблю одиночество и книжки. - Я тоже люблю море. Оно живое, вы ведь тоже заметили, что оно дышит и говорит? У нас с ним уговор. Я делаю кораблики, а море отправляет их людям. - Странный ты, Бекхен, - улыбнулся я, внимательно рассматривая мальчишку. Белая футболка не по размеру. Велика. Джинсовые шорты средней длины и грубые черные ботинки, из-под которых торчали края носков. - Откуда вы знаете мое имя? – спросил Бэк. - Слышал, как тебя звал папа, - ответил я, забирая в ладонь песок и высыпая его обратно. Чайки все также отчаянно кричали. Наверное, к дождю. - Мой папа не очень любит незнакомцев, но вы пришлись ему по душе. С вашим появлением в доме стало не так скучно. - Но я постоянно отсиживаюсь в комнате, - улыбнулся я, глядя на профиль паренька. - Просто вы какой-то солнечный. Вы, как лучик в сером небе над морем…Стало как-то теплее, - осторожно проговорил малыш, аккуратно выбирая слова, как ракушки. - Рад, что не вызываю неудобств. Потом мы замолчали. Бекхен продолжал мастерить бумажные кораблики, а я просто слушал шуршание бумаги под сухими пальцами и смотрел на море. Я пытался вспомнить ритм Сеула, рёв электричек, эхо пустых разговоров и мелодию телефонного звонка, но все выветрилось из памяти. Море забрало все проблемы и грязь себе, очистив меня и успокоив. Я не напрягался, сидя рядом с мальчиком. Возникло ощущение, что так и должно быть, а может, было всегда. - Бекхен, ты не против, если я буду проводить с тобой время? Ты складывай свои кораблики надежды, а я просто почитаю книгу…Мне так лучше. - Хорошо, - был ответ.

~

- Чанёль, ты их уронишь! – крикнул Бекхен, удерживаясь пальцами за деревянные перила, которые уходили в бирюзовую воду, сверкающую солнечной чешуей. Я чуть не поскользнулся на мокрых ступеньках и не свалился вниз вместе с корзинкой бумажных корабликов. Бекхен засмеялся и протянул мне ладонь. Я крепко схватился за нее, чувствуя приятную прохладную кожу в своей горячей руке. Тогда был июль. Календарные листки быстро сменяли друг друга, улетая, как погибающие бабочки, в мусорное ведро. Я не успел толком осознать, что пришло лето, что приморский городок окутала духота. Окна постоянно были нараспашку, тонкий тюль трепетал от редких выдохов южного ветерка. Ночью по спальне распространялись обрывки дневного жара, забиваясь по углам и медленно тлея, как крошечные угольки. Я перебирал желтоватые странички истрепанных книг или гладил шею Бекхена, задремавшего под боком. Мы стали близки. Я не понимал, что чувствую к шестнадцатилетнему пареньку с острыми коленками и тонкими запястьями. Он был для меня котенком. Таким беззащитным черным котенком, с коротенькими усиками и пушистыми плюшевыми лапками. Я улыбался, придумывая всякие сравнения. Что-то щемяще-дразнящее загоралось внутри, как бенгальские огни. Определенно я полюбил своего несовершеннолетнего соседа. За какие-то несчастные месяцы я привязался к нему и просто жил у моря, учась у мальчика складывать из квадрата бумаги кораблики. Я будто сам стал подростком. Еще Бекхен не ходил в школу из-за ровесников. Он панически боялся общения. Ему было комфортнее одному. После смерти мамы, Бэк замкнулся в себе и придумал сказку с бумажными корабликами, якобы дарившие надежду в лучшее людям. Ему хотелось осчастливить весь мир, подарить яркие искры веры каждому, кто поймает их. - Почему ты любишь больше синие кораблики? – спросил как-то я, когда мы расположились в тени на берегу. - Синий цвет мой любимый. Он напоминает воду. Такой же чистый, глубокий…Я ему доверяю. Этот цвет преданности и веры, - очищая от песка ракушку, ответил Бекхен. - Смотри, не упади, - предупредил Бэк. Я, пыхтя, спустился к пареньку. Он уже закатал джинсы и скинул кеды еще наверху, перед лестницей, а я в это время созерцал пейзаж, похожий на Эдемский сад. Повсюду пышно цвела зелень: кусты с белыми и желтыми цветами, названий которых я не знал, мандариновые деревья, разросшиеся возле той деревянной лесенки у воды, и в нос забивался сладковатый цитрусовый аромат, невольно поднимавший настроение. Бекхен присел, не заботясь о том, что потом на джинсах останется мокрое пятно. Он погрузил ноги в воду и тихо засмеялся. - Давай быстрее, Чанёль. Вода, как молоко…Теплая. Я присоединился к нему, поставив корзинку рядом. - Нравится? – повернулся ко мне Бекхен. – Мама в детстве водила меня сюда. Мы болтали обо всем на свете и мечтали. - О чем мечтали? - Чтобы никогда не наступала осень, - улыбнулся мальчишка. По его лицу плясали блики от колыхающейся воды. Над губой выступили бисеринки пота, и я потянулся, чтобы убрать их. Бекхен сначала отпрянул назад, а потом придвинулся ближе. - Извини, я не привык к такому, - смущенно произнес он. - Ничего. Понимаю, - кивнул я. Мой палец замер на верхней губе и после спустился к нижней, проведя по ней черту до самого уголочка. В животе, словно струнки натянулись. Стало еще жарче и кислорода почему-то перестало хватать. Я хлопал ресницами и боялся сделать что-нибудь не так, испугать паренька. Ведь ему всего шестнадцать, а мне целых двадцать восемь лет. По сути все неправильно, но это только суть, чьи-то глупые правила. Я же…люблю Бекхена, только не мог узнать, что чувствовал он. - Можно? – сглатывая слюну, спросил я. Бекхен закрыл глаза, таким образом, давая согласие. Я потянулся к нему и легонечко притронулся к губам мальчишки, ощущая его дрожь. Меня самого трясло. Я терялся в возникших эмоциях, которые, как конфетти, разлетались по душе. Я судорожно выдохнул в поцелуй, взяв в ладони лицо Бекхена. Он приоткрыл глаза и наблюдал за мной, неуклюже повторяя движения. - Просто расслабься, - посоветовал я, тот послушался. Бекхен вздрогнул только один раз, когда я протолкнул в рот язык, дотрагиваясь до кончика его языка. - Стыдно, - пробурчал паренек, сминая мою майку пальцами. - Да брось ты, - улыбнулся я, - получай удовольствие. Не помню, сколько мы процеловались, но от этих неспешных, томных ласк я разомлел, как и Бекхен. Его губы были припухшими, алыми, глаза затуманенными, как будто он был пьян. - Знаешь, о чем я теперь мечтаю? - пробормотал Бэк. - О чем, малыш? - Чтобы этот день не заканчивался. - Дурачок, у нас еще куча таких дней. - Можно, я приду к тебе вечером? – спросили у меня разрешения. - Да. Я буду ждать тебя.

~

Мне было страшно сделать ему больно. Мне ужасно хотелось попробовать его всего, такого сладкого, безобидного и невинного. Я приподнял безразмерную футболку, прикасаясь к соску. Бекхен вцепился в мои плечи и часто задышал. - Я боюсь, - прошептал он. - Я тоже, - признался я. – Мы можем… - Нет, - пискнул Бэк, притягивая меня к себе и втягивая в совсем не детский поцелуй. – Я хочу, чтобы ты…Чтобы именно ты сделал это. Очередной поцелуй. Я стянул с паренька домашние шорты, проникая рукой под тонкую ткань нижнего белья и принимаясь ласкать его полувозбуждённую плоть. - Ой, - выдохнул Бекхен. - Что? Тебе неприятно? – испугался я. - Нет, - рассеянная улыбка мелькнула на исцелованных губах. – Просто странные ощущения. - А так? – я заключил его член в ладонь и провел по нему вверх-вниз несколько раз, после чего мой малыш выгнулся и укусил меня за плечо. - Чанёль-а… - простонал Бекхен, - еще! Я полностью избавил его и себя от одежды и разместился возле раздвинутых ног мальчика. Грудь у Бэка высоко поднималась и потом вновь опускалась. Он нетерпеливо облизывал губы и смотрел в потолок, изредка на меня. Его тонкие пальчики сжимали цветастую простынь, а кожа покрывалась то и дело мурашками, когда в открытое окно залетал сквозняк. Я открыл тюбик со смазкой и выдавил немного на руку. Потом потянулся к дырочке, размазывая смазку между пальцев, проникая сначала одним в узкое пространство, а через какое-то время двумя, медленно двигаясь внутри. - Хён, - жалобно заскулил мальчик, - давай покончим совсем этим быстрее, иначе я умру от страха. Я потянулся к нему, чтобы отвлечь от резкой боли поцелуем. - Потерпи, - шепнул я, проникая в Бекхена. По щекам паренька потекли слезы. Он стиснул зубы, изо всех сил удерживая болезненные стоны, а я держал его за запястья, чтобы тот не ерзал по постели, делая так себе еще хуже. Когда самое страшное было уже позади, я неторопливо толкнулся туда-сюда, чтобы Бэк привык ко мне, успокоился и получал наслаждение. Я никогда не занимался любовью с малолетними мальчишками. Никогда не занимался этим именно по любви, да и вообще, старался избегать подобных ситуаций, а теперь…Я еле сдерживал громкие стоны, чтобы не рассекретить нас. - Бекхен, тише, - хриплым голосом просил я, чувствуя, как у самого крики застряли в глотке. - Угу…Да, Чанёль… Мы стремительно неслись к кульминации, как на американских горках. Если сначала я был терпелив и аккуратен, то теперь мне просто сорвало крышу, и я вколачивался в Бекхена, как какой-нибудь изголодавшийся зверь, погружаясь в парня до самого конца, получая удовольствие от шлепков по влажной коже…Еще чуть-чуть и Бекхен, не удержавшись, застонал, устало падая на подушки. Еще пара толчков, и я последовал следом за ним, скатываясь с изможденного тела на другой край кровати. Мы тяжело дышали, приходили в себя после яркой вспышки оргазма. Мое тело превратилось в вату, по которому все еще пробегали электрические разряды полного удовлетворения. - Чанёль-а, это было круто, - произнес Бекхен. – Я хочу потом еще. - Мой жадный малыш, - рассмеялся я, прижимая потного Бэка к груди и чмокая в лоб.

~

Мы ни разу не признавались друг другу в чувствах. С языка не слетали слова о любви. Просто все было и так ясно, как божий день. Мне хватало его улыбки и сладких поцелуев. Мне достаточно было сидеть с ним на той лесенке и пускать по лазурной воде синие кораблики, которые, возможно, принесут кому-то надежду и тоже заставят улыбнуться. Я любил этот синий дом, как свой. Он пах супом и жареным луком, а еще Бекхеном. Моим маленьким Бэком, который все-таки пошел в школу. Сейчас мы пишем длинные письма друг дружке. Почему? Потому что мне пришлось уехать из того приморского городка по работе обратно в Сеул. Ведь чтобы обеспечить моему мальчику будущее, я должен усердно работать. Письма Бэка пропитаны морской солью и грустными криками чаек. Я так и слышу равномерный рокот волн, чувствую южный ветер. Я закрываю глаза и вижу смеющегося Бекхена. Я рад, что он изменился и перестал жить лишь одним прошлым. Когда придет лето, я вновь вернусь к нему. Недавно по почте мне пришел от Бекхена подарок – синий кораблик. Он верит в меня и ждет. публичная бета в вашем распоряжении.