***
Девушка небольшого роста, темные, почти черные глаза, длинные каштановые волосы, тонкие длинные пальцы, нервно перебирающие бумажку в руках. Она стояла у входа в больницу, смотря на него с каким то ужасом, как будто она не к зубному идет, а в ад. Да, наша Катька до смерти боялась зубных. Если у одних это небольшой страх, то у нее это была целая фобия. Она сделала шаг к лестнице и подумала про себя, какая же она все-таки молодец, что сделала АЖ один шаг в сторону своей смерти. - Зубрила? – удивленный возглас с левой стороны. - Ты что тут делаешь? - Тебе не показался этот вопрос странным? Что я могу делать рядом со зданием больницы? Может, идти в нее? – парень фыркнул. Отвернул голову и, надув губы как маленький ребенок, обиженно взглянул на Катю. - Так чего же ты не идешь-то тогда туда? Раз умная такая? – девушка резко обернулась в сторону парня, и он шарахнулся назад. Ее глаза пугали его, они были черными, знаете, как когда надевают чёрные линзы... Но парень знал, что такая девочка, как Катька, вряд ли станет носить линзы: зачем зря и зрение портить и цвет глаз? - Я, я боюсь, - ее глаза потухли, приобретая бледно коричневый цвет, она смущенно опустила голову, закрыв лицо волосами.***
(POV Катя)
Я уже час как сижу на кушетке у зубного врача, это оказалась милая женщина сорока лет, с серыми глазами и черными короткими волосами. Но была она милой до того момента, как не сказала мне открыть рот. Не помню точно, сколько я протестовала, но остановил меня Ваня, местный школьный забияка, который все время подкалывает меня, называя «зубрилой», ну, или же «серой мышкой». Но я даже не обижалась. И не думала, только где-то там внутри, глубоко, зарождался маленький комок ярости. - Слушай, мелкая, почему ты так зубных боишься? – он посмотрел на меня с надеждой: видно, ему было скучно и он нуждался в какой-нибудь забавной истории, например такой, как я начала бояться зубных. Я отвела взгляд, посмотрев на врача, Ларису Михайловну, и моля, чтобы она быстрее заканчивала писать там свои бумажки. Не знаю, то ли Бог услышал мои молитвы, то ли это такое стечение обстоятельств, но она повернулась к нам и протянула мне маленький листик, с записью на прием: «Среда. 14:10». Что? Нет! Среда, у меня же экзамен по музыке. Господи, за что? Это был решающий экзамен! - Нет, нет, нет... - я тихо замотала головой, мне было действительно стыдно, что все так получилось. - Что это значит, нет? Послушай меня, Катя, если ты опять будешь бояться и только зря тратить мое время своими капризами, то можешь даже не приходить сюда! - она выплюнула эти слова, словно жевала уже твердую безвкусную жвачку. В моих глазах стояли слезы, я чувствовала, как соленый комок подбирается ближе к горлу, становиться трудно дышать. Значит, не приходить больше к ней? Больно надо. Я встала с кушетки, выдернув свою руку из руки Вани. Он все время моего пребывания в больнице держал меня за руку, дабы я не сорвалась с места и не убежала куда-нибудь. Да и вообще, спросите вы, как он оказался с тобой? Да очень просто, я чуть ли не разревелась у него на глазах, и он, как настоящий джентльмен, пошел со мной. Мне было неудобно при нем. Я стеснялась его настороженного взгляда и краснела, когда он крепче сжимал мою руку, почувствовав, что я начинаю дрожать от страха или боли. - Ну, ну, не торопи коней, - крикнул Ваня, побежав за мной из кабинета, - чего ты так дернулась-то оттуда? Ну, накричала она на тебя, видела бы ты свое лицо - как будто она твоя мама, ругавшая за невынесенный мусор или невымытую посуду. Она же просто… Я не дала ему договорить, резко остановившись, он чуть не врезался в меня, я покрасневшая от стыда как помидор, тихо шепнула: - Хватит, ты же тоже не моя мама, чтобы отчитывать… Я не знаю, как выглядела в этот момент, но понимала только одно - фраза, была неуместна. Да и я не перечила никому никогда. Если такое случалась, то я начинала стесняться и закрывала лицо волосами. Прям как сейчас. - Мелкая, не стесняйся ты меня, - он приобнял за плечи, закинул сумку на плечо и, помахав рукой. Вышел из здания больницы. И единственное, что я запомнила, - это то, как его глаза перед уходом превратились из бледных в ярко-голубые.