И пламя любило волну...

- Еще не готово? Отец гневался. Он бросал взгляды то на большие пяльцы, где еле вырисовывался узор, то на меня. Я молчала - спорить не хотелось. - Опять свитки, чтение, одинокие прогулки... "Госпожа размышляют", - передразнил отец мою приближенную, - один раз в жизни поручил работу, приличествующую девице, и тут подвела. - Поручили бы Бериль, - сказала я, - она любит вышивать. - Скоро прибудет лорд, - сказал отец, - нам ехать на пограничье. Стяг не готов. Потому что моя разумница-дочь всю ночь просидела за мудрыми книгами. Он поглядел на разложенные на столе свитки и хмыкнул. - Это все Белемирова семейка да ведьма Аданэль. Испортили мне дочь. Как ты от них вернулась, на себя не похожа стала. И Брегор, и Бериль - дети как дети... А ты... Дети как дети... Отец давно вышел, а я все стояла, задумавшись. Свиток лежал на столе. Свиток, исписанный рунами Даэрона и еще какими-то странными певучими литерами. Именно певучими - я не знала того, второго языка, но надписи будто пели. Синдарин я знала, как знала его вся наша знать. И потому могла прочесть написанное рунами. "На крыльях рассвета - пламя, Холодный восточный ветер играл его языками. На крыльях зари - погибель В плаще из черного дыма Как кровь застывает в жилах Так холод пронзает душу Мой брат, я все же надеюсь Дотронуться до рассвета..." Стихи были странными - и не только эти. Но они... они пронзали мне душу, как тот холод, о котором писал неведомый эльда. Я вздохнула, спрятала свиток в богато изукрашенный футляр и села за пяльцы. Лорд прибыл через два дня. Я думала, что отец ожидает самого государя, потому и торопил со стягом. Но приехал его брат - высокий, насмешливый, улыбчивый. Волосы его будто светились во тьме, а глаза мерцали ярким блеском. - Это Аэгнор по прозвищу Ярое Пламя, - сказал мне Брегор, брат.- Не смотри на него так, сестрица, этот огонь не про наших дев. Ночью я бродила по саду и вдруг услышала голос флейты. В свите Аэгнора было много эльдар, но я пошла на звук, как мотылек, летящий на... на ярое пламя свечи. Он улыбнулся и предложил присесть рядом, на корень огромного дуба, который оберегали, как святыню. И снова заиграл. - Нравится? - спросил, отняв флейту от губ. - Очень, - сказала я искренне. И он заиграл снова. Светало... На востоке будто разгорался пожар. - "На крыльях рассвета - пламя..." - прошептала я, и эльда обернулся ко мне. - Где ты слышала это? - Когда я была совсем маленькой, - сказала я, - то долго гостила у родственников. Госпожа Аданэль говорила, что государь забыл у них несколько свитков со стихами. Государь очень любил беседовать с нею - Аданэль из рода Хадорингов очень мудра и знает множество сказаний. Это стихотворение написал государь? - Его написал я, - улыбнулся эльда, - а я все думал, где мой брат и король мог его оставить... Тебе действительно понравилось? - Да, - сказала я, - может вы считаете нас, людей, неразумными детьми, но я поняла все, что там написано... - Никто из нас так не считает, - певуче сказал Аэгнор, - и в знак своей приязни я дарю тебе эти свитки,милая аданэт. Как твое имя? Впрочем нет, не говори - я буду звать тебя Саэлинд, мудрое сердце. Послушай - я сыграю тебе и рассвету... Я заставляла себя думать, что Бессмертный посмеивается надо мной - я ведь была совсем молода, и особой мудростью не отличалась. И доказала это, когда стала ходить к старому дубу каждый вечер - слушать его флейту. Он почти не говорил, только играл. Стяг я закончила. И начала новую вышивку. Отец зря сердился на меня - у меня была твердая рука, и глаз верный. Было и желание работать. Стяг Аэгнору вручил отец утром перед их отъездом. Лорд принял знамя и торжественно отдал его хорунжему. И тут вперед выступила я. - Прими, мой лорд, - сказала тихо, - это сбережет тебя. Я вышивала ему рубашку за давним обычаем, вплетая в золотые нити собственные волосы. Это был оберег, который должен был защитить и от стрелы, и от меча. И отец, и брат посмотрели на меня как на безумную, ибо такие рубашки дарили только возлюбленным. И вряд ли у эльдар был такой обычай. Но Аэгнор принял дар, улыбнулся и коснулся губами моей щеки. На этом - я думала - все и закончилось. Я вела прежнюю жизнь - заботилась о хозяйстве, слушала ворчание теперь уже брата, оставленного отцом за себя. Отец был там - в Ард Галене вместе с Аэгнором. Я бы все отдала за то, чтобы тоже очутиться там. Гонец прибыл на крыльях рассвета. Он привез два письма, адресованных мне. "Дочь моя Андрет, - писал отец, - лорд Аэгнор просил у меня твоей руки, ибо не может удержать внезапно вспыхнувшей любви. Никогда сроду не бывало, чтобы эльда женился на аданет. Рубить дерево надо по себе, а потому, дочь моя, разумно ответить ему вежливым отказом. Мы - Аданы, они - Эльдар, такими сотворил нас Эру, и не нужно идти против его воли, так как мы не знаем, где может притаиться зло. Через три десятка лет ты потеряешь красоту и силу, а он останется прежним. Послушай отца, и не дай гордыне обуять тебя, я ведь желаю тебе только добра. Боромир". Второе письмо было от него. "Саэлинд, melde, шесть стрел вынули из моих доспехов, а я остался жив и даже не ранен. Ты незримо защищала меня. Я сложил для тебя десятки новых стихов и песен. Не слушай никого - я люблю тебя... Я буду любить тебя вечно. Аэгнор. Как можно ярое пламя сосватать с водою озерной С водою прохладной, чистой? Никто мне на то не ответит Лишь волны, что к берегу хлынут Пусть мне принесут надежду". Я взяла перо, обмакнула его в чернила и аккуратно дописала на синдарине рунами Даэрона: "Волна тоскует и плачет, Соленою стала как слезы, Не хочет гадать,что будет, Но скажет сейчас - согласна".