Орел-Решка

- Хочу убить тебя лично, - сказал Дакен, опрокидывая тяжелую бутылку джина над стаканом. Стакан звякнул, упал и выплеснул темную лужицу на столешницу. Три блика - желтый, красный и зеленый – заплясали в ней; Дакен облизнулся. Дэдпул протянул руку и подкатил стакан к себе. Четыре пальца, туго обтянутые перчаткой, и пустой мешочек ткани, предназначенный для пятого. - Ты заставил меня гоняться за этой сраной сывороткой и выставил меня полным идиотом, заставив поверить, что она нейтрализует хилинг-фактор. - Да, - согласился Дэдпул, - это было забавно. Ты пришел, такой крутой и с большой пушкой, бах! Вогнал пулю папаше прямо в башку, и вся Сила Икс слегка прихуела, увидев, как ловко ты с ним разделался… Но проблема в том, что это сыворотка была рассчитана только на меня, а Логан почесался и дальше пошел. Примерно так оно и было, Дакен. На твоем месте я не позорился бы при всех, а выбрал время и место, когда Логан в одиночку сидит на толчке или зашел в парикмахерскую – без лишних свидетелей, ты понимаешь, о чем я. Тогда никто бы не узнал о том, как ты облажался. Дакен сунул в рот сигару, отгрыз кончик и сплюнул в сторону Дэдпула. - Ничего, - спокойно сказал он, - дело всегда обстоит так: прав тот, кто отомстил. Мстить я буду тебе, Дэдпул. - Будешь двенадцатым в списке. С тех пор, как я стал уязвимым, у меня плотное расписание. Пожрать некогда. Да и не на что – деньги закончились. Дэдпул откинул от себя стакан и тут же сцапал со стола блюдо со свежими устрицами. Залез в блюдо рукой и приостановился: - Угощаешь? - Жри, - разрешил Дакен, - торопиться нам некуда. Говорят, ты чуть ли ни сам в себя эту сыворотку загнал. Зачем? - Хотел умереть и стать красивым, - сказал Дэдпул. - Получилось? - Ненадолго. Я опять урод. Подпалил себя на заправке, когда играл в человека-огнемета. - А умереть? - Тоже пока не вышло. Дэдпул облизнул пальцы и опустил маску. - Я тебя убью, - пообещал Дакен. - Спасибо, - сказал Дэдпул. – А еда еще есть? Эти скользкие комочки только расстроили мое пищеварение. Без хилинг-фактора даже пожрать – большая проблема. Раньше я ел все, а теперь обнаружил, что у меня нежный желудок, и если не следить за тем, что я ем… можно обосраться от отдачи автомата. А если кинуть гранату… - Заткнись, - сказал Дакен, принимая от молчаливого официанта вторую бутылку джина. – Так ты хочешь умереть? - Хотел, потом передумал, потом не хотел, теперь опять хочу, потому что, Дакен, я уж лучше буду сам хотеть, чем не хотеть, когда ты хочешь. - Выпей, - сказал Дакен. Дэдпул поставил стакан на стол, плеснул джина себе, потом, подумав, Дакену, а Дакен сунул руку в хрустальное туманное ведерко и вынул два крупных сероватых куска льда. Дэдпул тоже взял лед и один кусок тут же с хрустом разгрыз крепкими зубами, а второй кинул в стакан. Дакен не любил убивать тех, кто сам желал смерти. Он никогда не подавал милостыню. Дакен почти не пьянел, а Дэдпул без хилинг-фактора пьянел очень быстро, и к тому моменту, когда Токио надел ночную световую завесу, а Дакен бросил официанту пачку наличных, не заботясь о сдаче, Дэдпул уже вышел, качаясь, на улицу, и оттуда донесся грохот взрыва, а оранжевые тугие клубы шелковисто воссияли прямо перед глазами Дакена. - Такси! – сказал Дакен, хватая первую попавшуюся машину за бампер и разворачивая ее к себе. – Откуда у тебя гранаты, уебок? Я же сказал – обыскать тебя с ног до головы… - Завалялось кое-что, - лаконично ответил Дэдпул. – Уронил… - Надеюсь, не обосрался, - заметил Дакен, запихивая его в машину. Дэдпул подложил руку под задницу и понюхал. Его обыскивали, подумал Дакен, диктуя адрес парнишке с побелевшими от ужаса глазами, крепко сжимающему руль. Его обыскивали, чтобы обезопасить меня от возможных сюрпризов, и мы пили джин, мирно сидя за столиком. Мы – я, Дэдпул и его гранаты. Нужно быть осторожным. Наемник высочайшего класса всегда остается наемником, неважно, есть у него мозги или нет, бессмертен он или нет… Навстречу неслись полицейские машины, подвывая и улюлюкая. Неприметная тачка с молодым пареньком за рулем их внимание не привлекла, и лишнего времени на разборки с полицией тратить не пришлось. - Убивать я тебя не буду, - сказал Дакен, - я тебя выебу. Разочтемся за мой позор таким образом, Дэдпул. - Я скажу твоему папе, что ты педик, - ответил Дэдпул. – Знаешь, у меня тоже было тяжелое детство. Мой папа был военным. Это хуже, чем Росомаха. Он бряцал орденами и… пил. Кстати, после этого я не пью. Закончив фразу, Дэдпул подцепил край маски, наклонился и наблевал между разведенных колен. Парнишка за рулем печально пискнул, машина наполнилась запахом горячего полупереваренного джина. - Стой, - процедил Дакен сквозь сжатые зубы, пихнул парню за шиворот комок купюр и вывалился на улицы вместе с болтающимся на плече Дэдпулом. Тот был тяжеловат даже для привыкшего к нагрузкам Дакена – просто хренова гора обмякшего мяса. Вдвоем, качаясь и постоянно останавливаясь – Дэдпул любовался красотами, Дэдпул блевал, Дэдпул захотел пирожок, Дэдпул увидел собачку, - они долго брели по улицам, выбирая самые дальние и извилистые. Дакен волок Дэдпула, чувствуя глубокое и глухое удовлетворение. Дакен-ублюдок-щенок-с-помойки, вот и твоя настоящая жизнь, твое гнилое нутро, вывернутое наизнанку. Это ты и есть, настоящий ты, а не тот тип в красном галстуке и баснословно дорогом костюме, который утром играл перстнем и скучающе рассматривал ценники на спортивные кары, ожидая вечера, когда заказным рейсом пригонят на разборку наглого наемника-Дэдпула и можно будет выпустить ему кишки. Все хорошо в меру. В меру блеска, в меру лоска, в меру пуль и в меру джина. Дакен меры ни в чем не знал, но только блеск его был мишурным, лоск – отвратительным и царапал кожу, как мебельный лак, а в количестве пуль и джина он никогда себя не ограничивал, вот и заканчивал обычно так: на задворках… и манжету беленькой рубашки пожевал и обслюнявил Дэдпул. - Так, - сказал Дакен, - заебался я. Он присел, подхватил Дэдпула под коленки и плечи, поднял и понес. Тонированные пуленепробиваемые стекла обливались ночными бликами: желтыми, красными, зелеными… Дакен лежал на широкой кровати, обтянутой белейшей свежей простыней, заложив татуированную руку под плоскую жесткую подушку. Дэдпул занимался самоспасением в душе. Судя по тому, как часто переключалась вода, он выбрал в качестве спасения контрастный душ. В душе он завяз надолго: Дакен уже пять раз приподнимался и выпивал ледяного виски из крошечной посеребренной рюмки. Рядом с виски и рюмками на столике лежала крахмальная салфетка и свежая белая орхидея. Черная икра громоздилась горкой и сверкала, как бензин. Икру Дакен не любил. Он любил незатейливые блюда – рис и онигири, лапшу и соленые сливы, но в меню всегда выбирал все самое дорогое. Зачем – сам не знал. Посмотреть и выкинуть. Убить и выкинуть. Поиметь и выкинуть. Разрушить, уничтожить, искалечить и выкинуть. Все по той же схеме, по которой прожил жизнь сам. Дэдпул наконец-то выбрался из душа. Он остановился в дверном проеме, придерживая полотенце на бедрах. Полотенца не хватало – не сходилось, и виднелись покрытое недавними ожогами бедро и короткая шерсть на лобке. - Ты меня любишь, - сказал Дакен. Привычная фраза. Часто, часто он использовал ее, потому что и трахаться просто так ему было неинтересно, как и жрать оплаченную и дорогую икру; ему нравилось только то, что имело смысл. Ни одна шлюха, ни один из его партнеров не попадал к нему в постель просто так, без предварительной обработки, без кипящих в крови гормонов и одурманенного феромонами мозга. Дэдпул тоже исключением не будет: ломать его, насиловать и калечить Дакен не собирался. Пусть любит, это куда болезненнее и унизительнее. - Ну, теперь иди сюда, - сказал Дакен, расстегивая молнию брюк – рубашку он снял давно, мятая, она валяется на полу. Дэдпул наклонил голову. Его ожоги раскраснелись, скулы двинулись, словно он собрался стереть зубы в крошево. Глаза глянули неодобрительно. Он еще соображает – если так можно сказать о Дэдпуле, - но это ненадолго. Полотенце Дэдпул отпустил, и оно упало. На Дэдпуле не осталось ровным счетом ничего, а держался он прямо, как любят держаться мутанты – грудь вперед, плечи назад, жопу выпятят и строят из себя супергероев, хоть сейчас статую лепи… Дэдпул тоже пару минут изображал такую статую, а потом тронулся по направлению к кровати, глядя Дакену прямо в глаза. Несло от него черт те чем: джином, миндальным мылом, мазью от ожогов, горелой кожей, холодной водой, густой кровью и еле уловимым запахом безумия – Дакен чувствовал и такой. - Я все понимаю, милая леди, - сказал Дэдпул. Милая леди??? - Все понимаю, но я вас недостоин. Дакен поднял руку и пощелкал перед глазами Дэдпула – слева, справа. - Вы прекрасны, - пробормотал Дэдпул, усаживаясь на кровати на колени и придавливая плоские подушечки. – И просто не видели меня без маски. Если бы я снял маску, вам пришлось бы визжать от ужаса и наделать в штаны, а мне пришлось бы страдать и видеть ужасные сны, милая леди, и потому я обязан с вами расстаться прямо сейчас. Хотя, можете отсосать. У Дэдпула на любовном фронте явно полная жопа, мрачно подумал Дакен. Если он к каждой так подваливает, то ему правую даже качать никогда не придется – всегда будет в полной норме и боевой готовности. И мозги у него явно набекрень – это не шутки, увидеть вместо здоровенного голого мужика какую-то «милую леди». Дакен попытался исправить положение. - Эй, - сказал он. - Уэйд! Леди сегодня ты. Ты меня сильно любишь и поэтому… - Нет, - заупрямился Дэдпул, - я не леди. Смотри – видишь хуй? Дакен посмотрел на его хуй. - У меня тоже хуй, - сказал он. – Разуй глаза, пьянь ебанутая. Дэдпул посмотрел. - Леди с хуем, - сказал он с горечью в голосе. – Это хуже обезьяны-киллера. - Блядь, - не выдержал Дакен. - Ладно, - сказал Дэдпул и сгреб Дакена в охапку. – Бывает и хуже. Бывает череп на месте лица, например… или такое лицо как у меня. Вот это была бы проблема! А так – подумаешь, хуй какой-то… может, потом отвалится. Дакен оказался упертым носом в широченное плечо, дернулся и понял, что Дэдпул навалился на него с энтузиазмом истинной любви и отпускать не собирался. Перед глазами мелькнули странные, без дна и без рассудка, глаза Уэйда, в которых плескалась только прозрачная, очень искренняя нежность и сочувствие. И Дакен сдался. Это был правильный взгляд – тот, которого ему не хватало с самого детства. Никто и никогда не смотрел на него так. - А теперь поцелуй, - сказал Уэйд, горячим ртом с потрескавшимися губами прижался к губам Дакена и пробубнил: - Объявляю нас мужем и женой… И спрятал взгляд, закрыв глаза обожженными веками. Дакену такие игры были не в первой, но напрягало то, что акт мести за расстановкой сил как-то терялся. Сложно теперь будет утром заявить Дэдпулу, что месть за наебку с сывороткой свершилась. Как свершилась-то? Ха-ха, а ты выебал мужика? Вряд ли Дэдпул сильно расстроится. И все-таки Дакен не стал сопротивляться. Давно он не ерзал по койке с каким-нибудь отморозком – статус не позволял, гордость протестовала, но хотелось, очень хотелось… всплывала ностальгия по детским годам. В сексе, считал Дакен, выбирается наружу все самое уязвимое, что есть в человеке. Хочешь узнать слабости противника – выеби его. Действовало и обратное: Дэдпул проявил настоящего себя. В нем оказалось до ушей нерастраченной осторожности и нежности. Видимо, загнал когда-то далеко в подполье и не позволял им выбираться под страхом смертной казни. Был дерзким и опасным наемником, давным-давно расставшимся с моралью, но ключик от старых замашек держал где-то под рукой. Ключик этот Дакен нащупал, заставив его полюбить, и все тщательно скрываемое хлынуло волной. Дэдпул увлеченно целовался. Подзабыл о своих комплексах и терся щекой и виском о губы Дакена, сделав короткий перерыв в поцелуях, чтобы отдышаться. Дэдпул осторожничал с чужим телом: он столько переломал их и изувечил, что боялся вложиться с силой в секс, и оказался слегка медлительным и раздумчивым, но очень внимательным: шершавыми теплыми ладонями и жесткими подушечками оставшихся пальцев повторил все витые татуировки на теле Дакена, обласкал и растер шею, грудь и руки, и даже запястья помял, а там тонкая кожа моментально передала импульс в мозг, и Дакен легонько поплыл. Дэдпул был неумехой. Когда и как ему перепадал секс, Дакен не знал, но сделал вывод, что у Уэйда с этим были большие проблемы. По степени неумения Дэдпул смахивал на проститутку, решившую «один раз попробовать» и сразу попавшую в лапы извращенца. Дэдпул был страшен. Под его нежностями-аккуратностями скрывалась железобетонная ненависть и обида, и никто никогда не смог бы его излечить. Это Дакен понял, когда нежности закончились, а хуй Дэдпула протаранил его, раздвинул, растянул, и Дэдпул снова открыл глаза – злые глаза гордого человека, которого жизнь пару раз заставляла просить и унижаться. В голове Дэдпула была масса переключателей, и все они искрили, шипели, а провода плавились, а горячими искрами обдавало Дакена – основное напряжение в сотни вольт пришлось на задницу, а все остальное – на плечи, руки и почему-то ухо, которое Дэдпул как прихватил зубами, так и не отпустил. Дакен оценивал его, слушая одновременно и свой разум, и свое тело. Разум говорил ему, что связываться с Дэдпулом – не опаснее, чем держать его в друзьях; тело говорило, что ночь будет долгой и жаркой. Еще тело говорило, что любить Дэдпул все-таки не умеет. Не научили. Не беда – не самое важное умение в жизни, особенно для сумасшедшего наемника. И закончились все небыстро: три или четыре раза Дэдпул останавливался, дернувшись и застыв всем телом, и Дакен, стиснув зубы, позволял ему снова окрепнуть и продолжать. Неприятные переходы, но что поделаешь – если и выкладываться, то на полную, это знали оба. И только в последний раз, когда окна стали из черных серыми, пропали блики, а виски стал теплым, он отпихнул от себя взмокшее огромное тело, повернулся на бок и снова положил руку под подушку, с удовольствием нащупав под ней сохранившуюся прохладу. В голове слегка шумело, зад болел и подтекал, залитый спермой, но Дакен привык, и внимания не обращал. Он заснул сразу и крепко, успев подумать, что сейчас самое время перерезать Дэдпулу глотку, но мерзко будет лежать в кровати, облитой кровью… И приснился ему алтарь, украшенный цветами, жесткие воротнички, галстук-бабочка и торжественный гимн, под который выходит Дэдпул в костюме, который морщится на его плечах, в маске и с букетом камелий… фу, блядь. Утром он подкинул Дэдпула до аэропорта. - Мы квиты, - сказал Дакен, выгружая его из машины, - считай это моим подарком – расплатишься за него в следующий раз. Дэдпул, страдая от похмелья, промычал что-то невразумительное. - Чего? - По-моему, я вчера вышел замуж, - сказал Дэдпул. Дакен прогулялся с ним до здания аэропорта, куря на ходу легкую сигаретку и держа руки в карманах брюк. На него, большого, с наглым злым лицом, с ирокезом на бритой голове, часто оборачивались. - Возвращай свой хилинг-фактор, - сказал Дакен Дэдпулу на прощание. – Я кое-что понимаю в людях, и для такого мудака, как ты, бессмертие – единственный шанс выжить. Вернешь – тогда и поборемся. Не думай, что я к тебе как-то особенно отношусь – попадешься на пути – печень вырежу. Дэдпул почесал бок, забрал билет и ушел в здание аэропорта. Дакен покурил еще, потом прошелся по дорожке туда-сюда и еще покурил. Что-то не давало ему покоя, какая-то маленькая неуловимая мыслишка… И только когда на стоянке грохнул от взрыва маленькой черно-красной гранаты новенький спортивный кар, купленный накануне на баснословные деньги, и Дакен проследил глазами, как взмывает ввысь и мчится по воздуху его отполированная дверца, все встало на свои места. И все же, куда этот сукин сын прячет гранаты?