***
Бесконечные биты электронной музыки, пелена животного запаха, давно за полночь. В клубе – нечем дышать, на танцполе – не пройти, возле бара – дерганый парень неумело прячет руки в карманы, стремясь не привлекать внимания охраны, ведь на продажу здесь – табу. Ты – такая яркая, экстравагантная, почти не узнаваемая, пытаешься пройти к нему. Даже в таком одурманенном состоянии хочешь навести порядок, но ты одна и пришла сюда отдохнуть. А силы ведь совершенно не равны, ты должна опасаться, хоть и твои изумрудные глаза почти не умеют показывать твой испуг. И чтоб я не беспокоилась, – остановись, Танюша, поезжай домой. Засни и ты, наша смелая Дюймовочка!***
А вспомнишь ли ты на утро её имя? А знаешь ли вообще, успел спросить? Я глубоко убеждена в твоей порядочности, несмотря на все твои похождения, – ведь каждый раз так ярко видно, как ты переживаешь разрывы отношений, как тогда лучится грусть покинутой и побитой собаки в твоих бездонных глазах, делая их невозможно черными, а взгляд – требующим защиты и ласки. Так что – ты должен знать, как её зовут. Хотя меня абсолютно не волнует, кто она, кто её родители, есть ли у неё муж, связана ли она с криминалом. Мне нужно точно знать только то, что она не причинит тебе зла, не возненавидит, узнав, что ты охраняешь закон, а не обходишь его. Если же это случится – я себе не прощу то приглашение. И чтоб я не обвиняла себя - попроси её уйти, Сереженька, хотя бы сегодня побереги себя. Засни и ты, наш грустный Дон Жуан!***
Опять эта липкая сеть. Руками и ногами, душой и телом, мозгом и сердцем - ты там. И как тебе не надоедает - быть хозяином информации, нашим личным гением, несмотря на возраст - золотым мальчиком. Ведь это очень больно и опасно… И за тебя я беспокоюсь больше всех. Ты ходишь по краю, манипулируешь всеми нами, играешь серьёзно, по-крупному, разбираясь в том языке, который мы даже не слышим. Я боюсь, что ты сгоришь, что твоё солнце в голове когда-нибудь взорвётся от этого потока. И каждый раз, видя в твоих ореховых глазах золотые искорки идей, я прошу одного – только чтоб это плавились не лучи твоего солнца, сообщая о скором конце. И чтоб я не казнила себя – вернись в реальность, Ванечка, вырвись из потока. Засни и ты, наш гениальный Маленький Принц!***
Ты изменил своей традиции и пьёшь коньяк. Ночью, под Шуберта, вальяжно сидя в кресле. Ты с каждым днём становишься до пошлости аристократичен и, кажется, что я тебя забываю, не узнаю. Мне шептали, что ты влюблен и потому так меняешься. Что ты пытаешься воспитать в себе чуть ли не светское благородство, желая дотянуться до своей звезды. И что ты в этом не сильно преуспел. Мне говорили, что ты ее боготворишь, позволяя себе лишь долгий, восхищенный взгляд и незаметные прикосновения, необходимые тебе ежедневно для успокоения души. А ещё я слышала, что она в последнее время часто злится на тебя, не позволяет подходить слишком близко, отворачивается. И это ранит тебя порою больнее пули. Потому то ты и снова пьешь, пытаясь найти выход и забыть о всех невзгодах, бесконечных потерях, фиаско, свалившихся на твою уже серебрящуюся голову. Но это не так уж и просто. Ведь твой извечный палач - выбор. Любит ли она или только дружит, сила закона или честность гуманности, надежная старомодность или яркая современность. Ты пытаешься найти ответ на дне бокала - снова и снова, опрокидывая один за другим, тем самым затягивая себя в бездну вседозволенности и свободы. И прямо из этой бездны ты, будто бы к своей звезде, самоотверженно протягиваешь руку только ко мне, точно зная, что я от тебя завишу, что доверяю едва ли не больше, чем самой себе. И, получив мою поддержку, ты снова начинаешь свою войну, пытаясь победить самого себя. И чтобы я никогда не отдернула свою руку, не оказалась ненужной - перестань меняться, Коля, будь таким, каким ты и был, не воюй с ветряными мельницами. Засни и ты, наш милый Дон Кихот.***
Как ты еще не сходишь с ума от этой постоянной, унылой недотишины. Оно, это неполное безмолвие, ведь никогда не прекращается. Гул холодильников, стуки пальцами по клавиатуре, нервно-успокаивающий голос за дверями, безутешные всхлипы, немой крик, даже редкие звонки из дома - тихо, не шепотом, не в полголоса, а на уровне едва переносимом, на нижней границе порога чувствительности. Так же как и твоя внешность, твои снежно-голубые глаза с таким лукавым взглядом миниатюрной кошки. Вся твоя жизнь тут сквозит белым безмолвием, грозящим навсегда заморозить. И чтобы ты никогда не сковалась в ледяные оковы сумасшествия от этой работы, я не наблюдала, как составляется "вечность" без тебя - не неси на себе, Валечка, эту ношу тишины и смерти, согревай себя семьей и нами, забывай о работе. Засни и ты, наша преданная Герда.***
За четверть часа можно выспаться, набраться сил, зарядиться энергией на все последующие бессонные дни. Ошибочное заблуждение, не достойное доктора наук, но такое обнадёживающее, сладкое. А разочарование от него уже не горькое, а лишь обидное. И аналогичные 15 минут на сборы: душ, макияж, кофе, выездная форма, полевая куртка ФЭС и последний взгляд в зеркало. Ещё одна четверть часа – на разговоры с начальством, 2 минуты объяснений, 12 – истового крика и возмущений и одна – заверения и обещания. Дорога за 900 секунд, без пробок на удивление, с открытым окном для окончательной победы над сонливостью. И снова эти глаза, дорогие, любимые. Щебечите, подходите, докладываете, заботитесь. Но будто бы и не слышишь, жестом просишь замолчать, резонно выдумываешь на ходу ненастоящую причину, а потом добавляешь: «Мне не нужны уставшие работники, хоть вздремнёте в автобусе, а я проконтролирую всё. Всё! В автобус, отдыхать!»***
Мирное сопение, которое могла узнать из тысячи. Всё в порядке, все мы вместе, если что-то и произойдет, то со всеми, неразлучно. Теперь можно. Засни и ты, Галина Николаевна, заботливая Снежная Королева.