Музыка странной ночи

Осторожные пальцы нежно, дразняще пробежали по деревянному корпусу инструмента. Струны негромко зазвучали в ответ, словно приветствуя незнакомого гостя, чувствуя в нём то, что прячется в гибких, подвижных руках и переменчивого цвета глазах. Скрипка прильнула к телу незнакомца, смычок вспорхнул вверх, ресницы опустились, отбрасывая густую тень. Мир затаил дыхание, даже вовсе забыл, как дышать.. Взмах. И невесомые ноты возникли из-под плавных движений кисти, они скользили в неровном свете свечей, в пыльном пространстве небольшого помещения. Пробирались меж тонких страниц, путались в буквах и фразах, прятались за тиснёными названиями и обложками многочисленных книг. Заполнив всё помещение неторопливым, медленным танцем, они рассыпались на миллионы острых осколков, впиваясь в кожу с каждой секундой всё сильнее и глубже. Странные, рваные, неслыханные сочетания нот вводили бы в ступор каждого, чей слух уловит это, терзали бы душу и заставляли стонать от невыносимой тоски, но только лишь сотни, тысячи книг внимали новой мелодии. Мелодии, раздарившей свою мелодичность по кусочкам, каждой фальшивой улыбке и неискренно-участливому взгляду, каждому лживому обещанию и жеманному жесту, каждому по обрывку себя. Ноты, ноты, ноты.. Взлетали к темноте потолка лишь затем, чтобы стремительно обрушиться вниз, на свет золотистых волос юноши, чтобы сгореть в невыносимости его искристых эмоций, воплощённых в почти осязаемых звуках, в невероятном количестве новых звуков. Каждый новый всхлип-вдох раздирал горло, каждый выдох лишал спасительного кислорода навечно. Из под уставших, дрожащих от мокрого холода ресниц солёно стекали целые моря, океаны чувств. Очередной взмах обрывал что-то глубоко внутри, но противиться не было сил. Невысказанные, незавершённые фразы срывались со струн, теряясь в самих себе, умоляли о свободе, но тут же погибали, оглушённые её безграничностью. Быстрее, ещё! Ещё быстрее! Больше, чувственнее, невероятнее! Пальцы до боли сжимают трость смычка, до крови прижимают тонкие струны, непрерывно-переменчивые, настолько быстрые, что невозможно уследить, ещё более невозможно понять. Раз за разом, на голову невольного слушателя как будто обрушивался шторм, его огромные валы погребали под собой, протаскивали по дну для того, чтобы на несколько мгновений подарить ледяную свежесть чистого воздуха. Статный, изящный мужчина изо всех сил цеплялся побелевшими пальцами за тёмное дерево двери, стараясь удержаться на ставших вдруг ватными ногах. Словно от ударов, с каждым новым штрихом, он вздрагивал и сбивался с привычного ритма дыхания, а ноты, не давая опомниться, проникали внутрь и переворачивали всё вверх дном. Становилось больно и невыносимо пусто. Исчезли мысли, капитулировал голос, от всего остального - лишь оголённые нервные окончания, стократно усиливающие каждое невесомое касание звуков, тысячекратно ослабляющие сопротивление. Задыхаясь, светловолосый юноша потрясённо замер, провожая неуловимым движением всего тела последнюю, финальную высоту завершающей ноты. Опустошённо упали руки, словно невидимые нити оказались перерезаны, фигура в полумраке книжного молчания явилась воплощением скорби, тишина звучала реквиемом по невероятной музыке. Громом среди ясного неба, пушечным выстрелом явились одинокие аплодисменты, раздавшиеся вдруг из-за спины музыканта. Тот резко обернулся, вздрогнув от испуга и стыда, как воришка, пойманный на месте преступления. -Браво, - Негромко произнёс бархатный голос. Словно тень, возникшая из темноты коридора, в комнату вошёл хозяин дома, - Браво, Моцарт, признаюсь, я ошеломлён. -Я.. - Пробормотал юный музыкант, безнадёжно краснея и невольно делая шаг назад, - прошу прощения, совершенно случайно набрёл на эту комнату, не знаю, что на меня нашло.. -Не извиняйтесь, юноша, - Нашёл в себе силы для улыбки Сальери, - мне не за что вас прощать. Молчание, в котором звучат отголоски музыки и безупречное отчаяние скрипки. Тёмные глаза Антонио Сальери, кажущиеся чёрными, изучают стоящего перед ним Вольфганга Амадея Моцарта, юного гения, единственного человека, способного вызвать неприязнь композитора. Изучают и не узнают того, кто удостаивался лишь презрительной усмешки при каждой случайной встрече. Где его громкое, неискреннее веселье, где дурацкая улыбка и отвратительное самомнение? Как маска, как карнавальный костюм, всё это было снято, обнажив глубокую синеву пронзительных глаз в обрамлении мокрых ресниц, простоту жестов и спокойствие молодого, не знакомого Антонио человека. -Как вам Терезия? -Что? - Непонимающе откликнулся Моцарт, постепенно приходя в себя, успокаивая дыхание и распутывая мысли. Сальери едва заметно улыбнулся, приблизившись ещё на шаг. -Как вам моя скрипка? -Ах, это.. - звонко рассмеялся Вольфганг, поднимая руки и бережно укладывая инструмент со смычком в их красно-бархатное ложе. -Она великолепна! - в голосе сверкнул восторг, - Никогда прежде.. никогда прежде мне не доводилось быть со столь податливой и чувственной.. Обычно инструменты подобны своим хозяевам, они словно бы перенимают их темперамент, но эта.. - он смущённо замолчал, наткнувшись на отблески свечи в чёрных глазах напротив. Не сумев отвести взгляд, Моцарт залюбовался игрой теней на острых скулах, тонких губах, в изгибах и чертах красивого лица. -О да, - прошептал Сальери, подходя невозможно близко, нежно проводя тонкими пальцами по ещё тёплому дереву, хранящему солёные и острые грани прикосновений, касаясь струн и безупречных округлостей Терезии. Медленно перевёл взгляд на музыканта, - ты, конечно, можешь считать, что она не является моей, что она не может быть таковой. - Он улыбнулся собственным мыслям, как всегда неожиданным и безрассудным. -Но утверждать это ты не имеешь права. Пока не.. - Сальери коротко рассмеялся, отворачиваясь. Нельзя давать волю своим желаниям.. Слишком сильно хочется почувствовать эту музыку на себе, ощутить её прикосновения и горячее дыхание, её обжигающую энергию и безудержную юность. -Пока не.. что? - Охрипшим голосом переспросил Моцарт, невольно хватая за руку собравшегося покинуть его мужчину. -Куда вы? Не оставляйте меня.. сейчас. - Сорвалось с губ. Сальери медленно повернулся у музыканту, в глазах мелькнуло удивление. Испытывая на прочность, скорее себя, нежели юношу, он аккуратно склонил голову и коснулся губами губ Моцарта. Не чувствуя сопротивления, невесомо продолжил поцелуй, осторожно изучая приятный, музыкальный вкус гения. А он вдруг начал целовать в ответ, неловко и нетерпеливо, обхватив руками шею Сальери. Тот снова рассмеялся, чувствуя, как невесомые искорки и нотки образуются так, где их кожа соприкасается.. Жаркие, обнажённые тела, прохладные касания опытных пальцев и невероятно соблазнительные стоны неопытного тела, которое вздрагивает от каждого прикосновения, покрывается мурашками и дрожит от наслаждения. Теперь музыка двоих сжигает изнутри, раздирает до боли грудные клетки и оголяет нервы, музыка, сменившая безумную, сумасшедшую тоску одиночества. Режущие крики удовольствия, раскалённый шёпот и море, солёное море щиплет щёки, губы, горло. И тут же осушается теплотой поцелуев, заглушается тонкой колыбельной, сплетённой из воздуха, не так хорошо, как сделал бы это сам обладатель моря, но единственно-верной.. Переплетение тел, звуков и мелодий, тоскливых нот и невыраженных эмоций. Музыка странной ночи, потухшая свеча и шаткие громады книг. Тишина. И утро, которому предстоит воцариться в комнате через бесконечное множество украденных мгновений.