Друзья и враги

- Я ищу Атоса! Мушкетеры, находящиеся во дворе, с любопытством и легкой насмешкой оглянулись на безумца, осмелившегося на подобный тон по отношению к их собрату. День, начавшийся, казалось, как обычно, обещал успевшим заскучать солдатам его величества весьма интересное зрелище. Стоящий у лестницы мужчина медленно обернулся. - Вы его нашли. Очевидно высокомерный тон и учтивое пренебрежение, отразившееся на лице мушкетера, окончательно вывели из себя молодого человека. Выхватив мушкет, он направил его на наглеца. Гнев с каждым мгновением ослеплял юношу все больше. - Я Д'Артаньян из Люпиака, что в Гаскони. Готовься к битве. Один из нас умрет! А это уже что-то. Мужчина внимательнее пригляделся к мальчишке, а иначе этого гасконца нельзя было назвать - лет семнадцать, не больше. Прямые, чуть всклокоченные волосы, красивое, немного измученное лицо, на котором залегли усталость и боль. Из под упавшей на лицо челки метали молнии темные, полные ненависти и гнева глаза. Парнишка его явно ненавидит, вот только за что? Еще несколько мгновений Атос не сводил с юноши глаз. Затем, неспешно отойдя от лестницы, и так же неспешно, уверенным движением выхватил шпагу. Спокойствие и насмешливое выражение лица лишь еще пуще разъярили молодого человека, и лишь сильнее развеселили двоих мушкетеров, оставшихся стоять у лестницы. - Могу я узнать причину? - все же поинтересовался Атос, выходя на середину двора. Юноша, отбросив пистолет, встал напротив. - Ты убил моего отца. Мужчина не испытывал ни малейшего желания убивать этого вздорного мальчишку, горячность которого, надо сказать, ему даже пришлась по душе, однако тот не дал ему сказать и слова. Сталь зазвенела о сталь, и мушкетер, с непонятным ему приятным удивлением, отметил, что у мальца твердая рука. Тем не менее, он без особого труда парировал сыплющиеся на него градом удары гасконца. Тому явно не доставало практики, но Атос не мог не отметить природную ловкость и гибкость юноши. А также дерзкую смелость и граничащее с безумством бесстрашие. Однако все это пора было кончать. Выпад. Еще один. И мушкетер прижал юного Д'Артаньяна к одной из деревянных балок конюшни, резким движением всадив свой кинжал в сантиметре от головы гасконца. Наглеца следовало припугнуть и отправить восвояси, чтобы впредь думал, прежде чем кидаться на вооруженных людей со шпагой. - Довольно! Я не убивал твоего отца. И не хочу убивать тебя, - немного зло бросил Атос, отходя от противника. Чертов мальчишка почему-то уверен, что он виновен в смерти его отца! И мужчина не мог сказать точно, что злило его больше: нелепое обвинение, или упрямая ненависть к нему этого дерзкого ребенка! Как и следовало ожидать, тот ему не поверил. Гнев с каждым мгновением ослеплял Д'Артаньяна все сильнее, поэтому вставшие между ним и Атосом друзья мушкетера лишь подлили масла в огонь. Сейчас юноша готов был сразиться хоть со всеми мушкетерами королевского полка! Но его планам не суждено было сбыться. Все произошло слишком быстро. Констанция. Тревилль. Взятый под стражу Атос... - Я не тот, кого ты ищешь, - тихо бросил мужчина, прямо глядя в глаза гасконцу. И не то, чтобы он думал, что парнишка ему поверит, просто... просто! Ведь не всему на свете должно быть объяснение. А если оно и было, то Атос совершенно не хотел его искать, так как заранее предвидел нисколько не утешительный ответ. *** Д'Артаньян не верил. Вернее - он больше не верил, что мужчина, который за этот день мог дважды лишить его жизни, хладнокровно убил его отца. Юноша не был до конца уверен, однако арест мушкетера произвел на него прямо противоположное действие тому, какое следовало бы, и лишь убедил в невиновности последнего. Но даже не это послужило тем зерном сомнения, зародившемся в юной душе молодого гасконца, а взгляд. Честный, прямой взгляд человека не имеющего привычки лгать. Когда вечером к нему пришли Арамис и Портос, Д'Артаньян, к своему стыду, поначалу принял визит друзей Атоса за продолжение их утренней дуэли. Узнав же об истинной причине их появления, молодой гасконец не сомневался ни секунды и с готовностью кинулся вместе с двумя мушкетерами выяснять правду и спасать Атоса... Сомнения у юноши остались. Он был не из тех, кто слепо доверяет людям, однако внутренне чутье его пока что никогда не подводило. И сейчас оно ненавязчиво, но упрямо и с долей злорадство шептало юному гасконцу очевидные вещи. Что он уже давно считает Атоса невиновным. Что все сомнения лишь для потехи его совести. Что мужчина ему интересен и даже нравится. Мушкетер, в глазах наивного провинциального парнишки из небольшого поселка явившегося в столицу Франции, из убийцы превратился в несправедливо осужденного. Храброго и честного человека, вовлеченного в придворные интриги. И если поначалу Д'Артаньян уверял себя, что все это лишь поиски убийцы и что им движет только жажда мести, лицемером молодой человек не был никогда. Поэтому он бесстрашно признался самому себе, что судьба мушкетера ему далеко не безразлична. И пусть они даже не знакомы, это ничего не меняет. *** Его помиловали. Друзья докопались до истины. Не услышав выстрелов, Атос сперва было подумал, что ему решили пощекотать нервы перед смертью, но жизнерадостные, полные насмешки, скрывающей облегчение, голоса Портоса и Арамиса все прояснили. Будучи абсолютно уверенным, что после всего его уже ничем не удивить, спустя всего мгновение мужчина понял, что поспешил с выводами. Гасконец, прислонившийся к перилам и задорно, немного неуверенно улыбавшийся ему, был последним, кого Атос ожидал увидеть. Не без причины полагая, что сам он последний, кого пожелал бы видеть сам Д'Артаньян. Проходя мимо юноши мушкетер сдержанно кивнул в своей обычной манере, однако губы его невольно дрогнули в ответной улыбке. Чертов гасконец, значит судьба столкнула их не случайно. И сидя вечером в любимом трактире, запивая прошедший день Бургундским, Атос порой бросал быстрые, незаметные взгляды в сторону друзей, чаще всего останавливая уже успевший помутиться взор на молодом гасконце. Эта юношеская наивность, так редко встречающаяся теперь в Париже, искренность, острый ум и находчивость, встречающиеся еще реже, уже покорили и простодушного Портоса, и скрытного Арамиса. И, что кривить душой, не обошли стороной и его самого... Кажется, очерствевшее сердце этого благородного и достаточно пережившего в жизни человека, спустя много долгих лет, дало трещину.