Hangman

Каждый день, с первыми лучами солнца, все начиналось заново. Он распахивал клетку, огрубевшими от времени и тяжелой работы пальцами хватал цепь, с силой тянул на себя. Холодные металлические звенья тихо и спокойно перезванивались, создавая одну чистую, легкую мелодию. Эта мелодия будила ее. Девушка послушно поднималась с пола. Слегка затянувшиеся за ночь раны снова начинали саднить и кровоточить, заставляя морщиться от внезапной покалывающей боли. В неярком свете крошечного окна догорают последние звезды. Девушка всегда бросала взгляд в это окно, зная, что это могут быть ее последние звезды. Она давно перестала сопротивляться. Ее просто сломали. Сломало время, сломал этот палач. Ее личный Палач. Однажды мужчина убьет ее. Но не сейчас. Пока что он забавляется пытками. Нет, он не виноват! Это приказ. Просто приказ. Она свято верила, что Палач не хочет этого делать. Он выполняет задание. Не более того. Это так странно - привязываться к тому, кто медленно и без угрызений убивает тебя. Но ведь он не хочет этого, верно? На самом деле это была ложь. Наглая ложь, чтобы немного утешить бедняжку. Ему это нравилось. Нравилось причинять боль другим. Причинять боль ей. От леденящего душу крика, от ее мольбы о помощи что-то в мыслях переключалось. Любые мысли вышибало на раз, только в глазах плясали огоньки, сверкали искры. Сотни тысяч искр, целые фейерверки! Раскаленное добела железо, нежно касающееся ее искалеченного, и оттого такого прекрасного тела, рисующее невиданные пепельные узоры на ее коже. У мужчины перехватывало дыхание только от осознания того, что в его власти находится жизнь жертвы. Очередной, одной из многих. Но эта девчонка была особенной. Она чем-то немного отличалась. Совсем чуть-чуть. Она не старалась вырваться, не нападала, не пыталась поговорить. Послушно шла за палачом, кричала от боли. Но он ни разу не видел, чтобы при нем девчонка плакала. Словно ей тоже это нравилось. Нравилась их маленькая игра. Она все жила и жила, никак не хотела умирать сама. В ее глазах еще горел тот яркий огонек, то живое, ясное сознание, которого у других жертв палач никогда не видел. Только ночью, когда ее, подобно какому-то дикому животному, бросали обратно в клетку, девушка забивалась в угол и рыдала. Так тихо, почти незаметно, что никто об этом никогда не знал. Кроме палача. Он мог часами наблюдать за ней, оставаясь незаметным для жертвы. Когда она, наконец, засыпала, мужчина вставал с земли, разминал затекшие ноги и молча уходил домой. Кто знает, зачем он это делал? Зачем он беспрекословно исполнял чужие приказы? Зачем причинял людям такую адскую боль? Зачем убивал их? Зачем ждал, когда последняя и самая важная его работа заснет на ледяном полу в клетке, когда-то наскоро сколоченной для какого-то безмозглого животного? Наверное, всем людям свойственно к кому-то привязываться. Даже когда этот кто-то, скорее всего, ненавидит тебя больше всего на свете. И боится не меньше. Входил в темную парадную. Поднимался по лестнице. Всегда проверял почтовый ящик, после чего подходил к железной двери своей квартиры. Доставал вечно куда-нибудь пропадающие ключи и немного подрагивающими пальцами проводил по гладкой железной поверхности, отыскивая в темноте замочную скважину. Распахивал дверь. Дома его никто и никогда не ждет. Только старый халат и потертые тапочки. Бросил короткий взгляд на часы. Почти двенадцать. Есть время поужинать, немного отдохнуть и дочитать любимую книгу, осталось-то всего тринадцать страниц. Добродушная соседка из тридцать четвертой квартиры, милейшая особа, сонным голосом иногда по утрам ворчала, жалуясь на то, что мужчина, возвращаясь поздно домой, громко хлопает дверью и этим будит ее и маленьких деток. А еще он обещал починить ее текущий кран на кухне. И повесить в прихожей маленькую полочку для ключей. И разобраться со старым сломанным телевизором. И научить маленького Майки играть в бейсбол. С этими мыслями он обычно ложился спать. Не со всеми сразу, чаще всего, с одной из них. Но он всегда думал о той девушке. Думал о своей работе. Пытался понять, за что он должен был мучить несчастную. Палач не знал. Ему не сказали этого, когда дали приказ. А мужчина, всегда верный своему ремеслу, без лишних вопросов выходил на дело. Шесть утра. Подъем, все, как обычно. Через час нужно быть на работе. Он в спешке скидывает с себя одеяло, нехотя расстается с любимой подушкой. С трудом вспоминает, что ему снилось. Несомненно, ему снятся прекрасные сны. В них никогда не бывает боли, крови, криков и страданий, все на удивление чисто и по-детски невинно. Все имеют право на чудесные сны. Хотя.. Не все. Мужчина и сам понимает, что не заслужил такие сны. Но ведь даже от самой ужасной реальности должен быть отдых? 6:15. Мужчина идет в ванную. Сначала легкий душ, чтобы взбодриться и освежить сухую кожу. Он мысленно смывает с себя кровь жертвы. Вымывает из памяти ее образ и ее крик. На 10 минут забывает обо всем. 6:30. До выхода осталось совсем немного, какая жалость. Иногда нашему герою совсем не хочется выходить из дома. Не хочется никуда идти. И уж точно не хочется ничего делать. Хочется... Заболеть? Уйти в отпуск? Да хоть провалиться под землю! Все рано или поздно надоедает. Даже любимая работа. 6:42. Наспех завязывая шарф и держа в зубах шапку палач выбегает из дома. Что же, всем свойственны мелкие недостатки. Кто-то не умеет завязывать шнурки, кто-то кусает губы, когда нервничает, а кто-то вечно опаздывает. В метро в такое время никого не бывает. Да и на улицах тоже. Ни единого намека на солнце, только бархатная тьма, которая так приятно обволакивает собой все вокруг, не напрягает вечно усталых и покрасневших глаз. Здесь почему-то всегда поздно рассветает. В такие моменты можно думать о чем угодно: можно радоваться жизни, обдумывать планы на ближайший викенд или чей-нибудь день рождения, а можно просто хотеть спать. Когда наш герой шел по тихим темным улицам, наслаждаясь тишиной и тусклыми лучами фонарей, он всегда думал о жертве. О своей личной жертве. И почти всегда боялся, в очередной раз придя на работу, не увидеть ее там. Не заметить ее темный силуэт на бетонном полу, в углу импровизированной железной камеры. Все люди смертны, однажды наступит такой момент, когда она умрет. Своей смертью, от жажды, голода или холода, или от полученных ран и не рассчитанной силы мужчины. Никто не знает, как и когда это случится. Никто не знает, что послужит тому причиной. Ничто нельзя предсказать заранее. Но разве сейчас это так важно? Ничто не важно, пока они играют в эту маленькую игру. Их последнюю игру.