POV LU HAN
Еще одно морозное утро без тебя. Я снова медленно сползаю с холодной постели, она стала такой после твоего ухода, Чонин. Я закрываю свои глаза ладонями и чувствую, как они становятся влажными – от слез. Каждый день как вчерашний, и я еще безнадежно пытаюсь сохранить в памяти твое дыхание, твои прикосновения, но с каждым движением секундной стрелки, они все больше становятся похожими на сон, все больше мертвыми – такими, как ты. Уже год, целый год, как я отчаянно стараюсь то забыть, то вспомнить: глаза, улыбку, бронзовую кожу. И каждый раз это новая боль. Просто закрываю глаза и снова засыпаю.
POV OH SE HUN
Снова в моей руке сигарета, широкий шарф на шее и привычный
Ed Sheeran — Lego House басами в ушах. Ветер нещадно треплет волосы, забираясь под короткую куртку, заставляя меня ежиться. И снова домой по пустынной улице, и мечты, что следующая ночь не наступит, не хочу возвращаться в пропитанный похотью и алкоголем клуб, где вынужден прогнивать за долги своего отца. Этого сукина сына, сбежавшего от отцовского долга и расправы за эти самые долги.
POV LU HAN
Жуткий холод, тянувшийся в спальню через распахнутую дверь балкона, заставил поясницу заныть от боли, а глаза открыться. Не обращая внимания на боль и холод, я поднялся на ноги, вытащил из шкафа, в котором давно одежда не имеет своего места, темные джинсы и красную толстовку. Натянув кеды и кожаную куртку, захлопнув дверь, я вышел на улицу. В лицо нежалостливо ударил обжигающе холодный ветер. Не спеша перебирая ногами, дошел до автобусной остановки и в ожидании сто четвертого маршрута, держа несколько цветков роз в одной руке, и мяч в другой (забавно, если не вдаваться в подробности), сел на скамейку рядом с незнакомым спящим пареньком. Еще одно бесконечно-долгое ожидание автобуса, идущего до городского кладбища, бесконечные гудки проезжающих мимо автомобилей, водители коих также бесконечно куда-то спешат, выказывая свое нетерпение нескончаемыми нажатиями рукой на черные кнопки, вызывающие раздражающие звуковые сигналы, именуемые гудками.
Быстрый взгляд на часы и жуткое осознание, что уже как десять минут я со всем человеческим вниманием изучаю черты лица, словно силясь запечатлеть их где-то в укромном уголочке своей памяти, мирно и размерно посапывающего, теперь уже на моем плече, парня. Мои губы тронула легкая улыбка, и попутно с ней до сознания дошло, что блондин поморщился и «пришел в себя» от моего рывка, когда я услышал гудки, издаваемые автобусом под номером сто четыре, но все продолжаю сверлить паренька потерянным взглядом. Вырвавшись из цепких щупалец внезапного помутнения, я соскочил со скамьи и, поклонившись, как бы извиняясь, поспешил зайти в транспорт, оплатив проезд и, пройдя в конец салона, дабы не встретиться взглядом с тем, кто еще минуту назад пускал слюни на рукав моей куртки. Но что-то, кажется, чуточку меня сегодня недолюбливало. Блондин прошел вслед за мной в заднюю часть автобуса и сел напротив, повернувшись к окну. На его губах играла усмешка, я это видел…
POV OH SE HUN
Я бы хотел сейчас любимого человека рядом в теплой постели, но иду в направлении холодной и одинокой автобусной остановки. Жар сигареты уже обжигал пальцы, когда я проводил взглядом отъезжающий от остановки сто четвертый автобус с пассажирами.
– Твою мать! - нецензурной бранью отчаяние.
Я обещал ей, что обязательно приду сегодня. Значит, нужно подождать, обоим. Мне – автобус, ей – меня. Так было всегда. Она всегда ждала меня, и я ей благодарен, что продолжала ждать.
Мысли шли бегущей строкой, заставляя то грустить, то улыбаться, отчего я и не уследил, как постепенно закрылись глаза, и я уже видел сны. Из желанных объятий Морфея вырвал резкий рывок под моей головой и обезумевшие глаза, застывшие, когда взгляды встретились. Я заглянул в нечто прекрасное — глаза цвета миндаля. Всегда любил эти орехи. Та, что меня постоянно ждала, часто покупала их. И я снова благодарен.
Автобус под сто четвертым номером продолжал, не умолкая сигналить нам, поторапливая, а брюнет не прекращал разглядывать меня. И, так же внезапно, как и разбудил, он сорвался с места и заскочил в автобус, идя в дальний угол, в попытках спрятаться от моего взгляда, а я желал смотреть ему в глаза, от чего меня чуть потрясывало. И шел следом за парнем. Я был дальше, чем несколько минут назад, но все же близко, чтобы, хоть немного быть счастливым. Не знаю, почему он вызывал странную дрожь в теле, но знаю, что нравилось. Но нам было по пути, по одной дороге, очень жаль, ведь это значит, что каждый из нас знает цену потерям. А быть может, я еще поблагодарю за это судьбу. Как знать. Усмешка, и я делаю вид, что даже не заметил несчастного попутчика моей жизни.
POV LU HAN
Ровно тридцать минут я вглядывался в пустоту города и его пределов, люди, которых еще ютились в теплых постелях, даже изредка пытался поймать взгляд блондина на себе. Но тот ни разу не дал повода это сделать.
Пробираясь меж каменных плит, с начертанными на них именами, я осторожно опустился на колени возле той, в обладателе которой видел смысл своего существования. Смысл, который теперь покоится рядом с родным и любимым человеком под метрами холодной земли.
Я провел ладонью по черточкам и закорючкам, складывавшимся в любимое имя – 김종인(Ким Чонин), и циферкам – одни и те же даты месяца и дня, по разные стороны от черточки, разделяющей дату рождения и смерти, разве что года различны девятнадцатью цифрами.
- Сегодня тебе двадцать, Ким Чонин. Я помню, что ты хотел получить в этот день. А еще, я помню, как медленно тебя пожирала болезнь, помню, какой мучительной она была. Почему ты просто не слушал, когда я говорил с тобой, говорил тебе, бросить курить? Почему продолжал молча затягивать свою смерть в легкие? Ты боялся умереть, как твой отец, и умер именно так. Теперь я без тебя умираю. – рыданиями на гранитную плитку, в жалких попытках донести всю боль одиночества и страданий до глупого Чонина, который даже не услышит из-за своих принципов и постоянного
«я боюсь, но со мной этого не случится. Я всегда буду рядом, Лу Хань». Соврал. Сделал, как пожелал и обманул. Или же не все было ложью? Ведь в сердце, в мыслях, он все еще здесь…
(Ким Чонин был тем редким «счастливчиком», обладающим ХОБЛ – хроническая обструктивная болезнь легких, как, впрочем, и его отец – гены шутят зло, так же зависящий от никотина, как и сын, оба халатно относились к своему здоровью, что и привело к скорому и печальному концу – глупые.)
- Прости, я не могу остаться с тобой. Мне нужно идти, - цветы на холодную плитку, накрывая горячими слезами, а рядом то, что так желал Чонин на свое двадцатилетие – автограф Криштиану Роналду на любимом мяче ярого болельщика «Реал Мадрид» – Ким Чонина.
- С днем рожденья те… - напевая слова поздравительной песни все тише. Громче не мог – рвущиеся наружу рыдания мешали.
За спиной что-то с глухим стуком упало на землю. Это что-то заставило Лухана замолчать и обернуться на звук. Над ним возвышался тот «спящий» блондин, а в его ногах лежал смартфон, что заставил Лу замолчать.
POV OH SE HUN
Быстро семеня по желтой траве, я обошел незнакомые и ненужные мне имена на холодных, темных плитах и остановился у той, которая в этом неизменном месте уже два с лишним года…
- Мам, я скучал, – роняя слезы и оседая на землю подле могилки.
- Прости, что так долго не было, учеба, – детская улыбка, как когда-то раньше, когда оправдывался перед мамой за опоздания, ведь та ждала, пропуская нередко третий, а то и пятый автобус, в ожидании, держа в руках мешочек с миндалем.
- Я поступил в Сеульский Институт Искусств, как обещал. Было нелегко, большая конкуренция, но им понравились мои картины, – сейчас бы мама обняла и сказала, что она и не сомневалась. От этих мыслей глаза снова предательски защипало, но быстро «подобрав» все сопли, и бросив взгляд на наручные часы, я поднялся с колен.
- Нужно идти, завтра первый день, я не должен облажать. Люблю тебя, до скорого, – я отряхнул джинсы, застегнул куртку и закурив, направился в сторону автобусной остановки.
Через несколько минут спокойного и размеренного шага, погруженный в свои мысли, я остановился, уловив всхлипы и упреки, обращенные к молчаливому куску гранита.
Я долго «слушал» боль и отчаяние. Он, очевидно, любил того, чье имя накрыл ладонью.
Взгляд непроизвольно упал на тлевшую в руках сигарету, которую я, разжав пальцы, отправил на землю, затушив носком кроссовка. Телефон в руках разрывался беззвучным режимом, моля о пощаде, но меня он мало сейчас волновал. Еще мгновение и он уже покоился рядом с потухшей сигаретой. Произошло это, как только я услышал красивым голосом песню, что должна бы поднять, но опускала и без того убитое настроение. «С днем рожденья тебя»,-адресовано могильной плите, человеку, чье имя на этой плите. Сегодня его день. С ударом аппарата о землю, пение прекратилось на полуслове, а я вновь заглянул в эти прекрасные, теперь уже заплаканные глаза…
***
Спустя год
Лу Хань все так же продолжал осуждать непослушного ребенка, как и в день встречи, за то, что тот выкуривал по пачке
Djarum Blackв день. Он боялся, боялся потерять и его. Периодически количество табака на день сокращалось, успокаивая и без того шаткие нервы Ханя. Когда пачка и вовсе оставалась без внимания младшего, что, кажется, могло случиться лишь по праздникам, Лухан благодарил Сехуна за то, что тот хотя бы слушает его, пусть и без видимых результатов. В отличие от Чонина, чертова эгоиста. О нем Хань вспоминал, лишь когда О Сехун оставлял его в одиночестве, спеша в Институт Искусств, который так ненавидел старший, ведь он на долгие несколько часов забирал у него того, благодаря кому Лухан продолжал жить, возвращая воспоминания о том, кто тянул его за собой в могилу последний год, хоть Лу Хань и цеплялся тонкими пальчиками за этот мир, слабея, пока не помог Сехун.
Хань часто благодарит чуть упрямого, но нужного и любимого ребенка, чьи руки согревают, когда холодает; чьи губы успокаивают, когда воспоминания накатывают горячими слезами, Сехун все понимает; и чье тело желает так нежно и сильно, когда скучают, когда рядом.
Оба шли по новому пути вместе, с каждым восходом и заходом солнца, влюбляясь в друг друга все отчаяннее и безвозвратнее.
