Наша маленькая тайна

POV Гермионы Сегодня я окончательно убедилась, что слухи не врут… Несколько месяцев я назад я случайно услышала разговор нескольких мои коллег: - Неужели Уизли совершенно ничего не замечает вокруг себя? – говорила одна из сотрудниц. - Что ты имеешь в виду? – послышался голос другой. - Да её муж ни одной юбки около себя не пропускает. - Этот рыжий недотепа? – изумилась вторая. - Да-да, я сама не верила. Но мне Браун поведала по секрету, что он частенько к ней заглядывает, - заговорщическим голосом рассказывала первая. Больше я не слушала. Волна тошноты подступила к горлу. Вязкая тьма тихо подобралась ко мне со спины. Я потеряла сознание. Позже, от колдомедиков я узнала, что в тот день я потеряла ребенка. Нашего с Роном ребенка. Но мужу об этом не сказала. После это случая я все чаще стала замечать странности в поведении своего мужа. От него нередко пахло чужими женскими духами. А однажды я увидела засос у него на шее. И промолчала. Наверное, это и было начало конца. Прошло несколько месяцев. Отношение между нами с каждым днем становились все холоднее и холоднее. Бывало, что все наше общение за день сводилось до дежурного пожелания «хорошего дня». Мы оба молчали. Но сегодня Рон все-таки сказал мне все: - Гермиона, я подаю на развод, - спокойным голосом сказал он. - Хорошо, - только и ответила я. - И ты даже не хочешь знать почему? - Зачем? Я и так все знаю. - Давно? – изумленно поинтересовался он. - Больше полугода точно. - А хочешь знать почему? – как же он не понимал, что каждое его слово вызывало во мне волну отвращения. – Потому, что ты уже не та веселая девчонка, в которую я был влюблен в школе. Только не надо мне рассказывать, что всему виной война. Я тоже в ней участвовал. А ты… Ты просто превратилась во фригидную суку. Пойми, Гермиона, я мужчина и у меня тоже есть потребности. И хвала Мерлину, не перевелись еще женщины, готовые дать Герою Войны, – зло бросил Рон и ушел, не забыв при этом громко хлопнуть дверью. А я так и осталась стоять посреди кухни с чашкой кофе в руках. Наплевать! Пусть уходит. Через несколько часов я уже сидела в одном из многочисленных баров Лютного переулка, допивая уже четвертый бокал огневиски. Домой идти не хотелось. Там все напоминает об этом рыжем ублюдке, которого я еще недавно называла мужем. - Какая встреча, - донеслось до меня сзади. Я обернулась и увидела перед собой бывшую однокурсницу Пэнси Паркинсон. – А ты, я смотрю, постарела, Грейнджер. Я оглядела девушку перед собой и хмыкнула: - А ты, я смотрю, шлюхой стала, Паркинсон, - парировала я. - И ничего постыдного в этом не вижу. От её мерзкого голоса звенело в ушах. Я схватила недопитую бутылку и молча, вышла на улицу. Ноги заплетались, а голова сильно кружилась. Я ведь никогда прежде так не напивалась! Я слышала неторопливый стук каблуков Паркинсон за спиной. - Не зря от тебя муж ушел. С такой ханжой, как ты никто в здравом уме и не согласился бы жить. Уизли кстати частенько заглядывал ко мне на работу, - она нарочно сделала акцент на последнее слово. И тут произошло непоправимое. Я сама не заметила, как со скоростью аврора вытащила палочку из-за пазухи и метнула в бывшую слизеринку «ступефаем». Паркинсон отлетела на несколько метров и со всей силы ударилась головой об стену. Я мгновенно подбежала к ней. Все лицо девушки было в крови, на голове зияла открытая рана. Видимо, она хорошенько приложилась об стену. Я попыталась нащупать пульс на её шее, но его не было. Кровь пульсировала в ушах. Страх медленно, подобно змее, распространялся по всему телу. Я пыталась уйти, убежать, скрыться. Но ноги не двигались. И я не смогла придумать ничего лучше, чем просто трансгрессировать. *** POV Джордж Темнота с нереальной скоростью накрыла небольшую улицу Косого переулка. Я как раз закрывал наш с братом магазин, «Всевозможные волшебные вредилки». Я до сих пор не привык к тому, что Фреда больше нет. Иногда даже кажется, что вот он, стоит рядом. Стоит только рукой дотянуться. Я протягиваю к нему руку и он тут же пропадает. А в голове все еще остается его улыбающийся образ. Мой родной, самый дорогой братец. Я не кричал, когда я узнал, что Фреда больше нет. Я беззвучно опустился на пол и зарыдал. Умер не мой брат-близнец, умерла часть меня. Мы ведь никогда не расставались. Истерики закончились и наступила вторая фаза осознания: желание мстить. Я не помню, кто тогда меня остановил. Помню только крепкие руки вокруг моего тела, которые со всей силы сдерживают меня, чтобы я не сбежал прямо на поле битвы, в самый ад. Помню женский голос, который вкрадчиво говорит мне, что Молли не переживет смерть еще одного сына. Как ни странно, но это остановило меня. Я встал, подошел к маме и тихо обнял её. Ей я сейчас нужнее, чем на битве. Где-то недалеко послышался хлопок трансгрессии. Я удивился, кому нужно было находиться здесь в такое позднее время. И тут же до меня донесся громкий плач. Судя по всему, рыдала женщина. Я двинулся на звук. Прямо посредине улицы на коленях сидела молодая женщина, даже, наверное, девушка. Лица я не видел. Она судорожно всхлипывала то и дело, задыхаясь от слез. - Девушка, с вами все в порядке? – я осторожно дотронулся до неё. В ответ она дернулась от меня, как от прокаженного и повернулась ко мне передом. Сначала я заметил, что её руки были полностью в крови. Уж потом, я обратил внимание на её лицо: - Гермиона? – я стал медленно подходить к подруге. Но она почему-то стала осторожно отступать назад. – Гермиона, у тебя руки в крови. Что-то случилось? Такой реакции на вопрос я не ожидал. Она вновь упала на каменную дорогу и принялась еще громче рыдать. Я не знал, что делать. Я, здоровый мужик двадцати шести лет не знал, что не делать с хрупкой маленькой девушкой. Я схватил её за руку, правда, получилось немного резковато, и трансгрессировал в свою квартиру. Судя по Гермионе, она перенесла трансгрессию крайне неудачно. Её лицо менялось в цветах, от бледно-серого до болотно-зеленого. Девушка зажала рот рукой и убежала в уборную. Я, стараясь не слушать того, что сейчас происходило в ванной, пошел готовить чай. А через некоторое время Гермиона вошла на кухню с перекошенным мрачным лицом: - Я убила человека, - сказала она перед тем, как грохнуться в обморок.