Мир меняется

      Совещание в Кремле шло уже несколько часов. Многие устали. Владимира уже не улавливала суть разговоров. Иван же сидел, нахмурившись, и смотрел перед собой. О чем он думает было ясно. Об этом думала вся страна. Впрочем, даже, наверное, весь мир. Напротив, сидят Калининград и Крым о чем-то спорят, но Сибирь не вслушивается. Ей было о чем подумать.       Страх, волнение, обида, незнание, непонимание. Все что сейчас творит бал в головах народа. Все устали от всего этого абсурда. Ладно, этот шоколадный клоун, а Эрдоган-то отчего бред несет? Как бы он не распалялся, все равно было два варианта причины, а не то, что там несет Эрджеп. Все очевидно. Но политика штука такая, грязная настолько, что часто хочется пойти в ванную и смыть ее, хочется тереть кожу самой жесткой мочалкой до покраснения. Потерев переносицу, Мира достала пачку сигарет и закурила. Она откинулась на стуле и, задрав голову вверх, выпустила дым из легких в потолок. На нее лишь косо посмотрели. Естественно ей ничего не скажут. Большинство, да чего таить - почти все, считают ее сумасшедшей. И они прекрасно знают, что слушает она только троих человек. И из этих троих, здесь находились только двое. Это она сама и Иван. Третий сейчас во Франции. А может уже летит обратно.       Сибирь всегда была своенравна. И изменять себе не желала. И пускай ее считают цепным псом Брагинского, она, то знала, что это не так. Пока она согласна с мнением Ивана, она выполнит его просьбу, но как только мнение не совпадает, сибирячка скажет свое «нет». И Иван не станет заставлять.       Повеяло ветерком. Значит, кто-то открыл окно. Конечно, вместо того, чтобы сказать, что курить в помещении плохо и, можно сказать, незаконно, они смолчат и откроют окно. Эх, Дмитрий Анатольевич, а ведь когда-то вы были у руля. Так, почему бы вам не напомнить своенравной Сибири это? Владимира криво и с толикой презрения улыбнулась. Какие же все они безвольные и чванливые людишки, что кичатся своим положением и до панического ужаса боятся потерять это самое положение. Деньги. Деньги правят балом в умах этих людей.       Сибирь встала и подошла к открытому окну. За окном занимался рассвет. Значит, они уже очень много часов обсуждают тот пи… в общем не простое положение в стране и во всем остальном мире. Хорошо, что пресса не знает об этом собрании, а то их еще не хватало. Когда же это все закончится? Зачем она вообще здесь? Как же хотелось спать. Голова просто не варила. Слова, произносимые политиками, уже не складывались в предложения. В принципе и вся ситуация в мире напоминала это собрание и ее состояние. Просто непонятно ничего.       Неожиданно у нее забрали сигарету из рук. Повернув голову, она увидела Гилберта, что затянулся и выдохнул дым в окно. Девушка, молча, достала новую сигарету и зажгла ее, продолжив свое вредное дело. Просто так легче думалось. Просто так было легче. Кто-то «заливает шары», а кто-то курит, много курит. Просто, таким как Мира и Гилберт так легче. Детьми, что видят все в розовых тонах, им не стать. Подумав об этом, в голове сразу заиграла песня, недавно найденная на просторах интернета... Вот бы зарыться слезами в игрушки, Где никто не заметит, никто не найдет. А мир с каждым днем не становится лучше, Он огромный как Айсберг, холодный как лед.       За то время, что они ходят по Земле, они привыкли разочаровываться в людях. Но и в тоже время, хотелось, чтобы люди когда-нибудь стали чище и добрее. Но вместо этого случается то, что происходит сейчас. Налицо самая настоящая психбольница, а не Мир, в котором живут. Может им тоже сойти с ума? Может, легче станет? Может, напрочь, все уничтожить и на обломках старого построить новое?       Как же хотелось спать...       Мира смотрит на Брагинского. Задумчивый, уставший. И уставший, не только от собрания, но и от всего. Все как всегда. На Россию опять вешают все обвинения. Когда все были добры с ним, он слаб. Вот только, то время прошло. И Россия снова может заявлять свои права. В голове Сибири сразу всплывает воспоминания о времени когда СССР исчез. И о своем отчаянии и тихой злой обиде. И о том, когда чаша терпения её была переполнена. Кто знает, было бы сейчас такое, если бы она не сорвалась тогда.       Вода смывает в канализацию красную воду. Кровоточащая губа, рассеченная бровь, осколки в запутанных волосах, разбитые костяшки пальцев. Брызнув водой на зеркало, Иван цыкнул и вышел из ванны. Гилберт сидел на диване и даже не посмотрел на Россию, продолжая читать какую-то книгу. Проходя мимо, Брагинский понял, что книга немецкая.       Он зашел на кухню. Все те же осколки разбитого окна и бутылок спиртного. Мира сидела на кухонном столе и курила в разбитое окно. И также не смотрела на него. Она, как и он была в порванной мокрой рубашке, с осколками стекла в волосах и впившихся в кожу.       Было холодно, зима все же. Мира ежилась от холода, легкая рубашка, хоть и черная, и шорты не слишком-то и придавали тепла. Но она упрямо сидела и курила. Докуренная сигарета летит в окно, следующая достается из пачки и поджигается. Сибирь игнорирует его. Не хочет с ним разговаривать.       По сути, она все высказала ему в момент вспышки ярости, когда кинула в него бутылку водки, затем бутылку коньяка, а потом разбила его спиной окно. Только после этого Россия решил то ли ответить на избиения, то ли начал оборонятся. После этого они не раз повалялись на осколках и в жидкости разлитой по полу. Когда же морок с глаз Владимиры спал, она устало повалилась на пол во все те же осколки, а Иван ушел в ванную.       Русский понимал, что она права. Он ведет себя как эгоист, забыв о них. Забыл о том, что его хотят растащить по частям. И только сменившие свой холодно фиолетовый оттенок радужки в порыве ярости на золотой, глаза Сибири, отрезвили его. Напомнили ему, что подыхать в своих слезах и соплях он не хочет. Лучше сохранить свою честь, чем сдохнуть вот так. Он встает, подходит к холодильнику и достает все бутылки со спиртным и выливает все в раковину. Нет, он не уходил в запой, хотя если бы еще чуть-чуть, то мог и уйти. Распад Союза ударил по нему болезненно. Приход к власти олигархов не дал оправится, а этот технический дефолт… Еще бы чуть-чуть и он опустил бы руки. Набрав в чайник воды, Иван включил его. Холодно. Отопление не работает. Еще и окно разбито. — Нужно заклеить окно, пока не заменят стеклопакет, — говорит Россия нарушая тишину и наливая в чашку воду из закипевшего чайника. — Кофе будешь? — Да, — говорит Мира, выкидывая сигарету. — Надо убрать осколки… — Когда ёлку-то ставить будем, скоро Новый Год вообще-то? Мне тоже, сделай кофе, — заходя на кухню, спрашивает Гилберт, а потом присвистывает. – Ну, вы и навели тут бардак...       Сибирь усмехается. Они преодолели тот кризис. Сменилось руководство. Страна поднялась. И, конечно же, этот кризис, несравним с тем.       Сейчас многие поливают Россию грязью, обвиняют во всех смертных грехах. Но лично Сибирь смотрит на это с усмешкой. Ведь как говорил товарищ Иосиф Виссарионович Сталин: «Если нас ругают враги, значит, мы все делаем правильно». И все же... Как хочется спать.       Неожиданно в кабинет влетает девушка. Кажется будто это младшая копия Владимиры. Но взгляд голубых глаз не так холоден, а волосы светло-светло русые. Волосы Миры были просто светло русыми. Одета она была в джинсы и футболку с медведем в скафандре. Черная куртка на синтепоне полностью расстегнута, а черные кроссовки, точнее шнурки на них, практически развязались. — Это че за хрень? — кидая телефон в Миру, спрашивает она. — Твоя новая должность. Я ухожу. Теперь ты Сибирь. Говоря это, она смотрит на Ивана и ловит его растерянный взгляд. Мира улыбается. И Россия читает в её глазах, то что так не хотел услышать: «Всё, Ванечка. Я больше тебе не нужна. Ты и без меня справишься».