Шепот времени

-Время убило тебя, моя дорогая, а я убил время. С тех пор время обходит меня десятой дорогой. Тихий, еле слышный шёпот в тающей за дверью тьме. - Время… Тебя… Убило. – Тикают часы. - Тебя, – выскрипывают половицы. - Моя дорогая, - гулко хрипит мотор машины на улице. Я чувствую, как эти слова проникают в мой сон, будто цепкие пальцы из другой реальности. Я наивно полагал, что сном можно отгородиться. Что можно выстроить крепость из одеял и подушек и укрыться там от своего прошлого. Так по-детски. Человеку свойственно становится ребёнком, когда дело доходит до страхов и того, чего он не может объяснить. - Убило. – Немного цинично выговаривает будильник, и я вскакиваю в холодном поту, переводя сбившееся дыхание. Простынь помята, одеяло сброшено и валяется на полу. Я опять плохо спал. Раньше я жаловался на то, что посещающие меня сновидения мне не угодны, сейчас я готов отдать всё, лишь бы просто не видеть их. Лишь бы просто закрыть глаза вечером, а открыть их утром. Но половицы предательски продолжают всхлипывать «Моя дорогая», а мотор той машины, что всю ночь стоит заведённая под окном, продолжает гудеть «я убил время». Я не знаю, чья это машина, но странно то, что наутро она всегда убирается. Я сижу на кровати, исступленно глядя на приоткрытую дверь и пытаясь вспомнить, закрывал её на ночь или нет. На язык так и приходит твёрдое «Закрывал, я помню, об этом не может быть и речи», но я решаю, что лучше, пожалуй, будет звучать: «Возможно, нет. Я не уверен. Похоже, я тогда слишком устал». Этот ответ сохранит чувство безопасности, вернее, те крупицы, что от него остались. Этот ответ поможет мне не свихнутся. Часы, – уже третьи за этот месяц, – размеренно тикают. Первые я разбил, вторые не выдержал и выкинул из окна на веранду. Тот противный звук, что они издают, кажется, сейчас заставит меня подыскивать себе четвёртые… Я изо всех сил стараюсь переключиться на что-то другое. На смятую рубашку, лежащую на стуле, на папку бумаг, которые я твёрдо пообещал себе разобрать. На отчёты, царапину на краешке стола. Не удаётся. Они вытикивают то же самое, что и их злокозненные предшественники. - Время… Убило…. Тебя…. Я подхожу ближе, рассматривая своё отражение на их поверхности. Я знал, что так будет, поэтому предусмотрительно покупал недорогие. Я допускал, что они задержатся у меня ненадолго. И был прав. Стрелки часов с нескрываемым упрёком продолжили: - А. Я. Убил… Звон упавшего на пол стекла заставляет меня взбодриться. Часы затихают. Я понимаю, что поступил правильнее, нежели просто вынув из них батарейки. Я убираю руку и вижу капли крови на стекле. Костяшки пальцев разбиты, их облепили маленькие осколки.

***

Завтракаю бутылкой вина и тем, что осталось от вчерашней пиццы. Сажусь, ставлю на её часть стола бокал и пустую тарелку. Духи мёртвых не едят пищи, всё это чисто церемониально. Но самообман как нельзя лучше скрашивает одиночество. - Ну? Это ты открывала ночью дверь? - Да, сегодня я вдаюсь в крайности. Она молчит. Наверное, подбирает слова. - Наш уговор: ты не заходишь в мою комнату. Она молчит. Я решаю сдаться. - Сегодня опять сломал часы. Ладно, они всё равно бесполезны. Не играют никакой роли, их присутствие — просто часть этого спектакля с картонными декорациями. Она молчит, но понимающе. - Внутреннее чувство подсказывает мне, когда надо идти на работу. Когда с работы. Когда за едой. За той самой пиццой и за тем самым вином, вкус которого вызывает у меня тошноту уже год. Или два... Честно, я не помню, сколько. А затем, - тоскливо усмехаюсь, - снова на мостовую, ловить беглые фразы прохожих, вой сирены скорой помощи. Вновь работать локтями в толпе и вновь возвращаться домой опустошённым и бессильным, словно выжатая губка. Снова клясть время. Мы с тобой попали в петлю, моя дорогая. В её молчании чувствуется нескрываемый упрёк. Я не собираюсь оправдываться. - Я затянул в это весь город, это я виноват. - Горло сжимает, на глаза наворачиваются слёзы. - Теперь мы все в заложниках времени. Теперь мы все.... Знакомая, достаточно внушительная сила не даёт мне договорить. Я безвольно поднимаюсь со стула, убираю пиццу, беру в руки бутылку с вином. Когда управление немного слабнет, швыряю бутылку о стену, а затем иду в такой долгий замкнутый путь по этой перевёрнутой восьмёрке. Завожу машину. Жму руку Джеку Виллсону, наш разговор повторяется изо дня в день, словно записанный на граммофонную пластинку. Наши шутки уже никого не смешат, наоборот, от них хочется плакать, но неведомая сила заставляет нас делать натянутые улыбки. Прощаться и уходить в разные стороны. Ступеньки, ведущие в офис уже сосчитаны мною миллион миллионов раз. Проповедь секретарши, встретившей меня, я могу повторить дословно. Я заранее знаю, с какой стороны обойду свой стол, как сяду в кресло, какая нога будет сверху, когда я закину ногу на ногу. Я знаю, что скажет очередной клиент, я знаю, что отвечу. А главное — я знаю, как фальшив этот чёртов спектакль, как всё невозмутимо спокойно, тошнотворно наигранно. Время умеет воспроизводить, но оно не умеет управлять эмоциями. Парень, толкующий мне про свою дурацкую застрахованную машину, несчастно смотрит мне прямо в глаза, его голос дрожит, когда с языка срываются заученные фразы. Темнеть начинает ровно в восемь. В восемь тридцать я уже мчусь на мостовую. В восемь сорок одну я выскакиваю из машины и опрометью кидаюсь к толпе, с горечью подготавливая себя к тому, что увижу. Эта картина — единственное, к чему я не привык. Груда обломков и две смятые машины, одна расплющенная, словно с ней неаккуратно играл какой-нибудь ребёнок-великан. Перила моста смяты. В воздухе душно. Толпа шепчет что-то. Вой сирены набатом бьёт по ушам. В десять часов я сижу за столом в пустой кухне, исступленно глядя в окно. Затем встаю и иду в ресторанчик напротив, который работает круглосуточно. Официантка мило улыбается мне, держа блокнот наготове. - Вам как обычно? «Как обычно? Нет. Как и всегда...» Молча киваю ей, ни на шаг не отступаясь от своей роли. Эмоции давно потухли внутри, мне не хочется, но по задуманной роли я должен плакать. Бармен звенит бокалами, и в этом звуке я снова угадываю слова, пронизывающие мою вечность своим лукавым выговором. Так шепчет время. - ...Убило тебя, - скользит тряпка по столу. - Моя дорогая. - С акцентом выговаривает статуэтка ирландского гнома, опирающегося на вазон с цветами. - А я убил время, - шепчу в такт всем им, - теперь время обходит меня. «Я признаю свою вину. Мной двигала месть, мной двигало горе. Обрекать весь город на такую участь было слишком эгоистично. Было слишком глупо». - … Десятой дорогой. - Соглашаются стрелки ранее застывших настенных часов и со щелчком сходят с места.