Пять раз

Первый раз происходит, когда Джеймс (пока еще Джеймс), входит в класс, и видит потасовку. В свои шесть лет он уже очень хорошо понимает, что нельзя избивать никого, даже самого гадкого, целой кучей. Поэтому Джеймс расталкивает навалившихся на кого-то мальчишек, и сурово хмурится, когда видит, кого они били. Даже детский разум способен понять, что не нужно столько народа, чтобы обидеть сидящего на полу мальчика. Он маленький, очень худой и хлюпкий, а теперь, с синяками на лице и подбитым глазом, и вовсе выглядит совсем жалко. Только взгляд выдает в нем бойца - суровый, полный достоинства и решимости продолжать бороться, и Джеймс вдруг чувствует необходимость защищать этого малыша, потому что у него нет шансов даже против одного мальчишки покрупнее. Второй раз вызывает у Баки чудовищное дежавю. Им по шестнадцать, самый разгар познания романтической стороны жизни, и недавно он лично уговорил одну прелестную девчонку составить Стиву компанию на прогулке. А теперь её брат бросается на парня на две головы ниже, и вовсе не видит в этом никакой проблемы. Стив отчаянно защищается, насколько позволяет его слабое тело, и вдруг выкрикивает: - Беги, Баки! Баки застывает на месте, с трудом переваривая услышанное. Стив, тощий и малюсенький, защищает его? Вот этот человек, будто в насмешку созданный Богом, чтобы быть битым и оскорбленным, защищает его изо всех сил. Его соперника этот факт явно веселит - он хватает Стива за шиворот, встряхивает, как зарвавшегося котенка, и хохочет ему прямо в ухо. Спустя несколько секунд за шиворот трясут уже его. Третий раз можно назвать спасением, только если признать, что одиночество может навредить. На улице одна из тех ночей, когда зуб на зуб не попадает от холода, ветер пробирается даже под плотно запахнутую куртку, а воздух, кажется, буквально жаждет превратить лицо в застывшую маску. Им восемнадцать, и, несмотря на враждебную погоду, они не идут домой. Стив взбирается чуть выше на склон, и смотрит вдаль, на серые коробки домов, один из которых теперь принадлежит только ему. На сверкающие фарами машины, чей гул доносится даже сюда, в это забытое почти всеми, уединенное место. Добро пожаловать во взрослую жизнь, господин Роджерс. Баки встряхивается, чтобы прогнать оцепенение, и негромко зовет Стива по имени, впрочем, без особого результата. На самом деле, если Джеймсу эта погода грозит только легкой простудой, то Стив вполне может подхватить воспаление легких, или еще что похуже, потому что одет он легче, да и в целом хуже переносит низкую температуру. Поэтому Баки делает единственную верную вещь, что может сейчас придумать. Он притягивает безучастного, почти бесчувственного Стива к себе, и обнимает так крепко, насколько позволяют рамки их дружбы. Стив легко вздрагивает, когда тело начинает отзываться на чужое тепло, и прячет лицо в горячую шею, посылая своим холодным носом волну мурашек по коже Баки. Тот чувствует, как замерзают вынутые из карманов руки, как холод покалывает онемевшие мгновенно пальцы, и не выпускает Стива из рук, просто впитывая этот неожиданный момент близости до конца. Потом они целуются в машине - впервые, неуклюже и скомкано, потому что у обоих в головах жгучая мысль: "Так нельзя". Нельзя, но очень сильно хочется, до боли в груди, до слез хочется быть еще ближе, чем уже есть. Эти поцелуи с привкусом горечи и слез, те самые, что останутся с ними обоими навсегда, скрытые в укромном уголке памяти. - Так нельзя, - вдруг выдыхает Стив, и в противоречие своим словам, садится Баки на колени. - Это неправильно. Баки мог бы сказать, что слал правильность в задницу, потому что они уже в горле сидят, эти правила, кто-то выдумал чушь, а остальные ей следуют. Он мог бы сказать, что любит Стива до дрожи в коленях, этого нескладного паренька, со всеми его болячками и совершенно идиотской привычкой лезть, куда не следует. Мог бы, но не говорит, а вместо этого проводит пальцами по горящей щеке, ерошит волосы на затылке, и снова целует, потому что вдруг разучился говорить. А Стив все понимает и так. В четвертый раз Баки спасает Стива автоматически, не имея даже секунды на раздумья. Он хватает срывающегося с обрыва Капитана Америка, за руку, и не дает бесславному полету начаться. Это даже не боевые действия, но Стив продолжает быть человеком-магнитом для неприятностей. Он и сам, наверняка, не знает, как мог подойти настолько близко к краю, чтобы земля обломилась, это читается в его удивленном взгляде. Баки все никак не может восстановить дыхание, потому что картина, стоящая перед глазами, очень уж реалистична - переломанные руки и ноги, кровь, алым нимбом растекающаяся вокруг головы. И плевать, что Стиву, скорее всего, ничего не было бы, даже царапины бы не получил - тут не так уж и высоко, а он суперсолдат, но Баки все равно оттаскивает его подальше от края, а потом с размахом бьет в лицо. Стив тихо охает, скорее от неожиданности, а Баки пытается не орать от пронзающей руку боли, лишь постанывая и сопя. Иногда забывать о том, что перед тобой уже давно не обычный человек, вредно для здоровья. Через минуту Стив садится на корточки, берет все еще ноющую ладонь в свои, и бережно касается пальцев губами, прогоняя все неприятные ощущения. Ему все равно, увидит ли кто-то, сейчас он занят лишь тем, что помогает своему лучшему другу. И в этом весь Стив. Баки вспоминает все эти случаи за несколько секунд. Он вспоминает, как они воевали вместе, сколько раз приходилось защищать друг друга под пулями, сколько ран было у обоих, и как часто приходилось спасать Стива от его собственной глупости. И Баки спасал, видит Бог, даже не думая о себе, вытаскивал из огня, хватал за руку, когда нужно было помочь подняться, прикрывал спину. А сейчас - не смог спасти от самого себя. Баки смотрит на расплывающееся по синей ткани бордовое пятно, и вдруг вспоминает, каково это - плакать. Давиться слезами, задыхаться от пронзающей боли, буквально выворачивающей наизнанку. Стив выглядит немного удивленным, будто не ожидал такого исхода, и вытаскивает нож из своего бока. Какая ужасная ирония судьбы, выживать в самых сложных ситуациях, а теперь получить такое ранение, и очень ощутимо истекать кровью. Баки первый подается вперед, чтобы зажать рану ладонью, и в голове у него скрипит та пластинка, что приказывает убить Капитана сейчас же. И впервые за много лет Баки ослушивается, даже не делая усилий, и какие-то схемы внутри плавятся и непоправимо ломаются, потому что больше не могут ничем управлять. - Стив, боже, нужна помощь. Стив вдруг улыбается - широко и немного безумно, а потом выдыхает: - Мой Баки. И падает вниз, за ломающиеся ограждения, прямо в воду. Последний раз Баки спасает Стива, когда им по 90 лет. Он посильнее натягивает капюшон на лицо, хотя в сумерках не видно ни зги, и быстрее забегает в подъезд. Преодолевает все ступеньки, что разделяют его со Стивом, но все равно застывает перед дверью, не в силах постучать. Стив открывает сам, будто знает, кто пришел, открывает одним рывком, и тоже теряется. Решимость сменяется удивлением, а потом Баки делает шаг и запечатывает на приоткрытых губах тот самый горький поцелуй. И Стив, давно уже не маленький хлюпик, вдруг вспоминает, что все равно не всесильный. И Баки тот, кто спасет его, если нужно и столько раз, сколько нужно. Как сейчас. Потому что одиночество иногда бывает действительно невыносимым.