Тот, кто рядом

Армин приподнялся на локте и прислушался. В густой темноте общей спальни перемешивались стоны и вздохи, шелест простыней и скрип кроватей. Накануне вечером сжигали трупы, собранные на улицах Троста, и курсанты 104 набора спали беспокойно — или не спали вовсе. Как Армин. Или — Армин сел и вгляделся в полумрак — как Жан Кирштайн. Жан не ворочался и не всхлипывал. С тех пор, как протрубили отбой, он едва ли шевельнулся, и эта каменная, напряженная неподвижность выдавала его с головой. «Интересно, — рассеянно подумал Армин, — он так до утра пролежит?» И словно в ответ на его мысли Жан порывисто отбросил одеяло. Мгновение — и он уже выскакивал за дверь. Повинуясь импульсу, Армин подхватил сапоги и на цыпочках выбрался следом. Ночь была тихая и звездная; покой предрассветного часа нарушал только запах гари, которым тянуло со стороны пепелища. Армин помедлил немного на влажной от росы деревянной террасе, затем обулся и огляделся по сторонам. Жан успел куда-то исчезнуть, но Армин не видел в том большой беды. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, куда тот мог пойти. Дверь в сарай, где хранились устройства пространственного маневрирования, была приоткрыта. Армин осторожно заглянул в щель: силуэт Жана темнел в глубине помещения. Он стоял, прислонившись затылком к стеллажам с оборудованием и обхватив себя руками. Полка рядом с головой Жана пустовала. Прежде здесь хранился УПМ Марко, но аппарат, в отличие от тела Марко, так и не нашли… — Жан, — позвал Армин. Он потянул за ручку, и несмазанные петли отозвались печальным скрипом. Жан вздрогнул и обернулся. Глаза сузились, плечи напряглись. Он ждал Армина, как ждут врага, с которым предстоит сойтись в схватке. — Зачем ты здесь? — глухо произнес Жан. — Жан, я понимаю, тебе сейчас… — Нет. Не понимаешь. Уйди. И Армин, застывший с поднятой рукой, осознал: он действительно не понимает. Его Эрен едва не погиб, его Эрена забрали и посадили под замок, и вряд ли выпустят. Его Эрен почти оставил его. Почти — и это самое «почти» переворачивало все с ног на голову, дарило безумную надежду, позволяло проживать день за днем, отвлекало от пустоты в груди. Трибунал должен был состояться через две — две с половиной недели. Может быть, произойдет чудо, и Эрен вернется… Марко даже чудо не могло бы вернуть. — Уйди, — повторил Жан, и Армин послушно отступил назад, оставляя его наедине с горем. Утром в столовой Жан опять был один. Он сидел на своем обычном месте и механически подносил ложку ко рту. Армин, забравший свою порцию, заколебался. Ему тоже предстояла трапеза в одиночестве: Микаса уже ушла. Она мало ела в последние дни, зато тренироваться стала больше. Возможно, собиралась выдирать Эрена из камеры с боем — Армин бы ничему не удивился. Микаса не желала ждать чуда. После смерти родителей, падения Марии и бойни в Тросте она перестала верить в чудеса, и ее глаза казались пустыми и плоскими, неживыми. Точь-в-точь как у Жана. Армин помедлил. Можно было, конечно, подсесть к Райнеру и Берту или отыскать Кристу… Армина любили, и каждый в отряде обрадовался бы его компании. Каждый постарался бы утешить — но Армину хотелось оказаться рядом не с тем, кто стал бы утешать, а с тем, кто сам испытал подобное. С тем, кто отказывался забрать себе чужую боль, потому что сам мучился не меньше. Армин перехватил поудобнее миску с кашей. Если просто заговорить с Жаном, тот опять пошлет Армина к чертям. А значит… Армин любил сидеть напротив собеседника. Так было проще разговаривать и можно было видеть чужие глаза. Но Марко Ботт неизменно устраивался рядом, плечом к плечу, так, чтобы можно смотреть не друг на друга, но в одну сторону. Помедлив, Армин занял пустое место по левую руку от Жана. Сперва, казалось, тот не заметил незваного соседа. Жан отправил в рот следующую ложку, сморгнул, слегка нахмурился. Он видел Армина боковым зрением, но головы не поворачивал, только дышал все чаще и беспокойно обшаривал взглядом стол. Как будто на грубой, посеревшей от времени столешнице могла найтись подсказка, что делать дальше. Армин мысленно сосчитал до десяти, чтобы успокоиться, убрал локти со стола — Марко всегда ел аккуратно — и приступил к каше. Жан так ничего и не сказал. День катился своим чередом. Военную рутину никто не отменял: сколько бы курсантов не погибло накануне в Тросте, а постели по-прежнему нужно было заправлять аккуратно, полы — мыть, устройства пространственного маневрирования — проверять и чистить. Снимая с полки свой аппарат, Армин поискал глазами Жана. Тот стоял в соседнем проходе, обсуждая с Конни истершиеся ремни. Его голос звучал совсем нормально, и Армин, уже решившийся подойти, передумал. В конце концов, Марко никогда не чинил оборудование вместе с Жаном. Марко чинил оборудованием с ним, Армином, а к Жану возвращался, когда устройства снова лежали на положенных местах. Наскоро проверив крепления, Армин сунул УПМ обратно и вышел на воздух. Жан, скрестив руки на груди и запрокинув голову, следил за тяжелыми кучевыми облаками. Они наползали на небо с севера и сулили затяжные дожди на ближайшие несколько дней. Жан хмурился, и Армин был с ним согласен: ничего хорошего. На сегодняшний вечер назначили процедуру распределения, и не хватало вымокнуть до нитки на построении. А впрочем, возможно, им повезет. Армин неслышно подошел ближе и остановился рядом с Жаном, справа и чуть сзади. Там, где обычно стоял Марко. Жан отвлекся от облаков и смерил Армина долгим задумчивым взглядом. — Привет, — наконец произнес он и отвернулся. Жан начинал привыкать к тому, что рядом снова кто-то есть. Он привыкал весь вечер; привыкал на следующий день, когда их перевели в казармы, принадлежавшие Разведкорпусу; привыкал через два дня, когда Армин все так же садился рядом с ним в столовой, когда помогал проверять застежки на ремнях и уровень газа в баллонах, когда выбрал кровать через проход. Иногда Жан сухо кидал ему «Привет», иногда передавал соль или мыло в душевой, и Армин с удовольствием отмечал, что с каждым разом маленьких, едва заметных знаков внимания все больше. Армин тоже привыкал, что рядом снова кто-то есть. Это было приятное чувство. Их странная почти-дружба дарила радостное ощущение тепла. А потом радость вдруг исчезла, как будто ее и не было. Это случилось на тренировке. Отрабатывали повороты, которым в учебке уделили мало внимания: для службы в гарнизоне не требовалось закладывать крутые виражи, а десяток сорвиголов, которые уходили в Разведкорпус, не стоил того, чтобы менять отлаженный режим нагрузок. Армин с бесконечными прыжками и вращениями справлялся плохо, а вот Жан, который вошел в десятку лучших выпускников, без труда осваивал сложные маневры. Хотя ему не всегда хватало элегантности или мощи, как Микасе и Райнеру, но Жан мог похвастаться вполне пристойным результатом. — Хорош! — крикнул Майк Захарий, поднимая скрещенные руки, и мелькавшие среди деревьев разведчики устремились вниз. В последний раз щелкнули затворы креплений, свистнули тросы, и Жан легко приземлился на обе ноги. Развернувшись уверенным, отточенным за три года движением, он поймал взгляд Армина и улыбнулся. Улыбнулся открыто, светло, счастливо — так, как улыбался только Марко. Армина прошиб холодный пот. Он смотрел в глаза Жана и не знал, кого тот сейчас видит: живого почти-приятеля или мертвого друга. Армин сглотнул комок в горле, торопливо шагнул назад, прячась за спинами рослых товарищей. Он хотел совсем не этого, когда садился рядом с Жаном за завтраком или подходил перед отбоем. Как так вышло, что Армин Арлерт превратился в Марко Ботта? Когда Армину хватило смелости выглянуть из-под локтя Райнера и проверить, чем занят Жан, тот уже разговаривал с Майком о прошедшей тренировке. Можно было выдохнуть и постараться убедить себя в том, что ничего не произошло. Что Армин ничего не заметил — а если что и заметил, так то ерунда. Просто показалось. Притворяться получилось до следующего полудня. До того самого момента, как Жан заглянул к Армину в тарелку и, буднично заметив: — Опять тебе положили мало. На вот, — без стеснения переложил в его тарелку картофелину. Армин уставился на обед. Сердце выскакивало из груди: прежде Жан заботился только о Марко. Ну, может быть, он позаботился бы о Микасе, да Микаса не позволяла. А еще Жан делился мыслями и наблюдениями только с Марко. И спрашивал совета — только у Марко. С каждым жестом, с каждым словом, с каждым прикосновением Армин все сильнее ощущал себя на месте Марко. Армина трясло от злости и отвращения, и это, пожалуй, были самые сильные эмоции, какие он испытывал за свою жизнь. Перед ними мерк даже страх, который он испытывал при виде титанов. Но разорвать порочный круг, сесть за другой стол и перетащить свои вещи на другую койку Армин почему-то не мог. Он сам привязал себя к Жану, да так крепко, что любое лезвие затупилось бы, попытайся кто-то перерубить веревки. Наверное, поэтому, когда Жан коротко бросил «Пошли» через плечо, Армин повиновался. Просто не сумел сказать «Нет». На лагерь разведчиков опускался вечер; солдаты, утомленные дневными заботами, отдыхали: пили принесенное из города вино, резались в карты. До Жана с Армином никому не было дела. Когда они пересекли двор и направились к амбарам, им вслед обернулся один лишь Конни. Жан остановился у сарая с оборудованием. Повозился немного с навесным замком и пропустил Армина внутрь. Несмазанные петли скрипнули, так же как и три недели назад в учебке. Место для разговора было выбрано с тонкой иронией. — Я тут новости слыхал. — Жан притворил за собой дверь и оперся спиной о стену. — Завтра трибунал над Эреном. Решил, тебе будет интересно. Армин устало потер переносицу. Он вдруг почувствовал себя до предела измотанным. Хотелось лечь в постель, укрыться с головой и ни о чем не думать. — Вам с Микасой волноваться не о чем, — продолжил Жан. — Полковник Эрвин хочет Эрена к себе, в разведку. Парни из отряда капрала Ривая обсуждали это сегодня в конюшне. О том, что Эрвин получит Эрена, говорили, как о свершившемся факте. Полковник Эрвин всегда получает то, что хочет. В общем, послезавтра Эрен вернется. Будешь опять обедать с ним. Это была шпилька. Сарказм редко удавался Жану: обычно язвительные замечания бывали слишком грубыми и прямолинейными, чтобы задеть по-настоящему. Но сейчас он попал в цель. Пропитанное ядом жало вонзилось в сердце Армина, и он вскинулся, мечтая нанести ответный удар — но не успел. Жан одним движением преодолел разделявшее их расстояние, припечатал Армина к стеллажам и поцеловал. От терпкого вкуса чужих губ, от жара рук, скользящих по телу, от собственного внезапного возбуждения голова пошла кругом. Не соображая, что он делает, Армин обхватил Жана за плечи, прижался крепче. Жан целовал его в шею, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы на рубашке. Армин зажмурился, отдаваясь прикосновениям. Язык скользнул по ключичной ямочке, спустился вниз по груди, оставляя влажную дорожку. Горячим дыханием обдало сосок, и Армин выгнулся, зарываясь пальцами в мягкие короткие волосы. Вжикнула молния — это Жан снимал с него штаны. Стягивал белье, прижимался влажным от пота лбом к бедру, и Армину только и оставалось, что лихорадочно шептать: «Да, еще, пожалуйста». Он даже не был уверен, что произносит это вслух — но Жан сегодня вечером умел читать мысли. Еле слышно вздохнув, он накрыл ртом член Армина. Обхватил губами головку, медленно вбирая все глубже, заставляя Армина всхлипнуть и дернуться навстречу. Жан глухо застонал в ответ на движение, не выпуская член изо рта. И в этом тихом стоне Армину послышалось чужое имя. — Хватит! — рявкнул он, изо всех сил отталкивая Жана прочь. — Я не Марко! Слышишь?! Не Марко! Жан утер рот тыльной стороной ладони, и Армин вдруг почувствовал себя маленьким и жалким. Он словно увидел себя со стороны: дрожащего, полуголого, абсолютно беспомощного. — Я знаю, — кивнул Жан. — Ты — не Марко. Ты — Армин. По-твоему, я такой дурак, что не соображаю, кого люблю? Ноги вдруг перестали держать, и Армин сполз на пол. Жан, наоборот, поднялся; поправил китель, отряхнул пылинки с брюк. Под ширинкой выпирал внушительный бугор, но, похоже, Жан решил самостоятельно разобраться с этой проблемой. Как во сне Армин наблюдал за тем, как он открывает дверь сарая. На пороге Жан все-таки остановился. — Кстати, — ровным голосом сказал он, — если решишь составить мне компанию в столовой, садись напротив, Армин.