Обреченные

Харренхолл возвышался над ними огромной угрюмой громадиной, полуразрушенные башни и башенки при свете тусклой луны казались тенями неведомых чудищ, но не они страшили Лианну, — иное чудище, огнедышащее, находилось сейчас совсем рядом, кончиками тонких пальцев гладило по волосам, дышало над ухом и взволнованно улыбалось. – Рейегар, это неправильно... – шептала Лианна, не до конца понимая, его в этом убеждает или себя. – Мы всех погубим... Но принц словно не слышал: глаза его заволокла пелена — такая же молочно-белая, с серебристым оттенком, как и волосы, в беспорядке разметавшиеся по острым плечам. Обгоревшие развалины одной из башен укрывали их от посторонних глаз, и многочисленные гости, не успевшие еще покинуть замка после едва завершившегося турнира, в такой кромешной тьме не разглядели бы ничего, но могли услышать то, чего слышать не следовало. – Рейегар, так нельзя... – говорила Лианна, пока принц покрывал ее лицо поцелуями. Из последних сил она отстранилась, выдернула руку из его ладоней, как бы ни хотелось поддаться, как бы ни хотелось пустить все на самотек, позабыв и о помолвке с Робертом, и о долге перед семьей. Тем не менее, Рейегар покорно отступил на шаг. Он знал, что она права. Знал, но... – Я... понимаю, что тебя останавливает... понимаю, что нельзя этому поддаваться... – сбивчиво пробормотал принц и стал потихоньку пятиться, пока не споткнулся о камень. – Проклятье. Я должен вернуться к себе. Лианна дрожащими руками пригладила волосы, глядя, как Рейегар разворачивается и медленно, словно не осознавая происходящего до конца, удаляется прочь. Даже со спины принц казался поникшим, раздавленным грузом собственного безумия, и Лианна поняла, что не может его отпустить. Она любила его — с тех самых пор, как увидела здесь, в Харренхолле, когда Рейегар выступал на турнире, сметая всех на своем пути; когда чуткие его пальцы перебирали струны арфы в ночи, рождая музыку, подобной коей не слышали в Семи Королевствах; когда взгляд, в котором мягко сияло предрассветное небо, пронизывал до глубины души... Лианна сама догнала Рейегара, не успел он уйти, сама вернула назад, сама возложила руки ему на плечи, притягивая ближе, неизмеримо ближе, — но уже осознанно. «Мы обречены — изначально». Эта мысль в ее голове перечеркивала все оставшиеся. – Моя погибель... – прошептала Лианна, прижимаясь щекой к шершавой коже его дублета. – Моя любовь... – отвечал принц, зарываясь лицом в ее волосы. Позже, когда он выпустил ее из объятий и устало прислонился лбом к холодному грязному камню, поросшему мхом и лишайником, Лианна нервно переступила с ноги на ногу и осторожно тронула принца за плечо. – Нужно идти, пока наши семьи нас не хватились. – Я знаю, но... Иной побери. Давай убежим, – с досадой бросил Рейегар, развернувшись. Странный блеск приобрели его глаза при свете луны. – Лианна, ты готова бежать со мной? – Я не хочу думать об этом сейчас. Нужно вернуться. Пожалуйста, – негромко проговорила она, увлекая его прочь из укрытия. Однако уже лежа в комнате, отведенной ей на время гостевания в замке, Лианна понимала, что так и поступит: предаст всех, чтобы быть с ним, бежит под покровом ночи, заведомо зная, что оба они обречены, что счастье их будет длиться недолго — как рассвет, как цветение зимней розы в саду. И все равно — будет. – Обещай мне, Нед... – шептала Лианна — бледная, почти призрачная, говорящая едва слышно — но прекрасно упрямая даже пред лицом смерти. Ветер со стоном трепал занавески на окнах. Башня Радости сделалась Башней Скорби. – Обещай мне... – из последних сил повторяла Лианна. – Спаси моего сына... Позаботься о мальчике... Никто не должен узнать... – Обещаю, Лиа... – брат держал ее холодную руку в своих. – Я обещаю.