Please Don’t Go / Пожалуйста, не уходи

Давай вечером, умрем весело, Поиграем в декаданс. Убей меня, убей себя, ты не изменишь ничего. У этой сказки нет конца, ты не изменишь ничего. Накрась ресницы губной помадой, А губы лаком для волос. Ты будешь - мертвая принцесса, А я твой верный пес. Otto Dix

После бессонной ночи и Билл, и Том проснулись в вялом настроении. Хотелось зарыться носом в подушку, обнять брата покрепче и снова уснуть… Но вместо этого, они, в последний раз страстно поцеловавшись и кое-как отцепившись друг от дружки, поехали каждый по своим делам. Билл поехал в студию, где его дожидался Дэвид Йост. А Том поехал в больницу, узнавать результаты обследования. Две недели назад, во время гастрольного тура, когда они с Биллом давали интервью журналу «GQ Style», у Тома неожиданно закружилась голова, и он упал в обморок. Редакции журнала пришлось заплатить кругленькую сумму, чтобы об этом не написали в прессе. После того случая Билл настоял на том, чтобы старший прошел полное обследование и предоставил ему, Биллу, справку о том, что абсолютно здоров. Билл всегда очень переживал и волновался за Тома, даже из-за малейшей ерунды. Когда любишь человека, хочется заботиться о нем и оберегать его ото всех невзгод. Сдувать с любимого пылинки и кормить лекарствами, даже при малейшем намеке на простуду. - Войдите, - сказал врач, открывая перед старшим Каулитцем дверь. – Мистер… Каулитц, верно? Мужчина был невысокого роста, немного сутул и седоват. Выражение лица серьезное и деловое, ни тени эмоций. - Да, точно, - он прошел в дотошно-белоснежный кабинет. На рабочем столе врача в вазочке стояли алые розы, а рядом новейший ноутбук и несколько медицинских карточек. В воздухе словно витало необъяснимое напряжение, которое, наверное, можно было пощупать руками, и Том начал заметно нервничать. Он с детства не любил врачей, и все, что с ними связано: всякие горькие лекарства, больницы, таблетки, белые халаты, уколы… Однажды, они с Биллом вместе заболели пневмонией и провалялись в больнице почти целый месяц. Врачи постоянно жаловались на них, потому что не проходило ни дня, чтобы близнецы Каулитц ничего не учудили. Им тогда было всего-то по одиннадцать лет, и они были такими непоседами. Особенно Билл. Он всегда был таким непоседой, - улыбнулся своим мыслям Том. - Я рад, что вы в хорошем настроении, мистер Каулитц, - деловой голос врача вырвал Тома из приятных размышлений о детстве, о Билле… - Присаживайтесь. Том присел на мягкий стул перед врачом, нервно сцепляя пальцы в замок. - Как себя чувствуете? Вы уже забрали свои анализы? Что скажете? – ненавязчиво спросил врач, и Том уловил какие-то странные нотки в его голосе. Однако лицо его было словно маска – ледяное и спокойное, не отражающее абсолютно никаких эмоций. - Сейчас я в полном порядке. Да, я забрал свои анализы. Есть небольшие проблемы, конечно, но, думаю, ничего страшного, верно? Мужчина в белом халате задумчиво почесал подбородок, будто собираясь с мыслями. - Я попросил вас прийти, потому что получил все ваши анализы, - ровным голосом начал говорить он. – Я не буду скрывать от вас правду: они не утешительные. Бровь Тома метнулась вверх, а сердцебиение участилось. Он сильнее сжал руки и, собрав всю волю в кулак, спокойно уточнил: - Что-то серьезное? - У вас опухоль. - Что? – сердце тревожно екнуло и провалилось куда-то в пятки. - Вы имеете в виду рак?! – парень закашлялся, чувствуя, что дышать становится труднее. В горле застрял огромный ком, мешая вдохнуть полой грудью. - Да, своего рода, рак. Перед глазами все закружилось, а потом резко сложилось снова. Слова медленно врезались в подсознание, но мозг отчаянно сопротивлялся, не желая воспринимать услышанное… Я не верю… Рак? Как такое возможно? Почему именно со мной?.. И почему, черт подери, сейчас? За что? Врач испытующе вглядывался в лицо парня, как будто пытался уловить его эмоции – понять, что он чувствует. Рассказать человеку об этом всегда трудно, а услышать такое, он был уверен, – труднее вдвойне. Том боролся с собой, дышал ровно и спокойно, изо всех сил стараясь унять эмоции бушующие внутри. Быть может, это все ему снится? И через несколько часов он проснется оттого, что Билл будет покрывать его лицо беглыми короткими поцелуями? Он зароется носом в душистые волосы своего близнецы, прижмет его груди и расскажет, какой дурацкий сон ему приснился… - Мы сделаем все, чтобы вас вылечить, - снова голос мужчины выдернул Тома из размышлений. – Но не буду вам лгать: есть большой риск, что опухоль будет сопротивляться лечению и продолжать разрастаться. Старший Каулитц слушал внимательно, но все равно никак не мог понять. - Еще поздно сдаваться. Вы сможете противостоять болезни. Многие люди справляются с этой болезнью и живут дальше, как и прежде… Том резко сглотнул. Капелька пота скатилась по лбу и потонула в брови. - И какое лечение? – сердце замерло на мгновение. - Перфузия и облучение. И вновь провалилось куда-то вниз… - Подождите, перфузия – это химиотерапия? - Да, верно, - слабый кивок и все тот же пронизывающий взгляд. - Но, я знаю случаи, когда больным раком делали химиотерапию и после этого у них выпадали волосы и зубы, они не могли есть, невыносимо страдали, но все равно умирали в итоге. Я ни за что не соглашусь на это! Это же бесполезно…и так мучительно… - Понимаете, все химиотерапии разные. Каждый рак особенный, поэтому… - Сколько у меня шансов на излечение? – парень не дал врачу договорить, нагло перебив. - Я не могу сказать конкретно, - напрямую сказал мужчина, потупив взгляд. – Вам всего 22 года, вы можете бороться с этим. Теперь, когда Том вглядывался в его лицо, и в глазах застыла – надежда, врач старался избегать его взгляда. Он избегает смотреть мне в глаза. Значит, шанс слабый… Боже, я умру… А как же Билл? Что будет с ним? Кто позаботится о моем малыше, когда я не смогу быть рядом?.. - Сколько? Хотя бы примерно? Надежда, на миг вспыхнувшая в глазах парня, так же быстро погасла, уступив законное место черноте и отчаянию. Врач поджал губы, продолжая избегать взгляда Каулитца. - Сколько!? Скажите мне! Пятьдесят? Десять? Пять? Сколько?! – чуть ли не закричал Том, чувствуя, что злость в нем закипает; еще чуть-чуть, и он не выдержит. - Мистер Каулитц, не заставляйте меня повторять одно и тоже, - тихо сказал врач, поднимая взгляд. – Шанс есть, и это самое главное. Вы согласны на лечение? Том сжал кулаки и глубоко вдохнул. Не говорит… Значит, все бестолку. Я сдохну и оставлю Билла одного… Да кем я буду после этого? Я обещал всегда быть рядом и защищать его от всего, от всех… - Сколько мне осталось времени, если я не буду лечиться? - Трудно сказать… Если говорить о средних сроках, то в таком случае, как ваш, - это от трех месяцев до года, - проницательный взгляд серых глаз. – А вообще, все может быть. Возможно меньше или больше. У всех по-разному. Том усмехнулся. Три месяца… А что, если нам осталось три месяца, Билли… Это так больно… Слишком мало времени, чтобы любить тебя… Слишком мало… - Знаете, я не вижу смысла в такой сложной вещи, как перфузия. Тем более, что это вряд ли поможет… Я, наверное, откажусь от лечения. - Это только ваше решение, и не мне вас судить. Вы еще молоды, импульсивны. Обдумайте все как следует, посоветуйтесь с близкими. - О чем думать? – устало вздохнул Каулитц. – Все это туфта. Бесполезно. Только себя мучить. - На вашем месте я бы боролся, несмотря ни на что. Шанс есть, нужно цепляться за это, а не опускать руки! Но решение принимаете вы, и я буду его уважать, каким бы оно не было. - Я посоветуюсь с братом и сообщу вам в ближайшие дни. «Спой для меня на прощание, Разрази пустоту нежным голосом, Обними меня крепче, в отчаянии, А затем уходи, милый ангел мой…» Дорога домой показалась бесконечной, а мир в мгновение ока потерял краски, окрасившись в темные монотонные тона. Счастливая жизнь разрушилась в одночасье, разлетевшись на миллиарды осколков, которые уже не собрать. Том вступил на тернистую узкую дорожку, длиной в три месяца, с которой в любой момент мог соскочить и разбиться, не дойдя до конца. Проклятые три месяца… Слишком мало для любви… Слишком много для боли… За что, Господи? Почему ты выбрал меня? Почему ты не даешь мне быть счастливым? Ведь я был самым счастливым на земле, до сегодняшнего дня… Я радовался каждому новому дню… А теперь… Как мне жить теперь? Я люблю! Боже, как я люблю! Но… почему ты так со мной поступаешь? Чем я заслужил? Да и наплевать на меня, но как же Билл? Что будет с ним: кто приглядит за ним и защит от опасностей? От жестокой жизни и сумасшедших поклонников? Кто прикроет его спиной, защищая от всего мира? Он же такой… одним словом – мой младшенький брат. Замерев на секунду перед входной дверью в их с Биллом дом, он решался: рассказать Биллу правду или умолчать? Он провел небольшой поединок самого с собой, взвешивая все «за» и «против», и пришел к выводу, что лучше рассказать все сразу, не утаивая от близнеца ничего. Ведь Билл доверяет ему. И к тому же, соврать Биллу – себе же хуже. Билл чувствует ложь за версту, его сложно обдурить. Однозначно, сказать правду будет легче. Лучше сейчас, чем потом, когда будет уже поздно. Слишком поздно не только для правды, а вообще для всего… Том только-только поднял руку, чтобы вставить ключ в замок, и именно в этот момент дверь перед ним распахнулась, чуть ли не ударив ему по носу. Билл, похоже, ждал его… - Ты чего застыл перед дверью? – весело поинтересовался брюнет, пропуская Тома войти внутрь. - Вспоминал, в каком кармане ключи, - неуклюжая ложь. Высокомерная усмешка на идеальном лице. К таким мелочам Билл не будет придираться, и Том это знает. Его близнец рассмеялся, после чего ловко обвил руками шею Тома и резко притянул к себе, впиваясь в губы трепетно-нежным, голодным поцелуем, который значил для них обоих больше слов. Требовательный язычок ворвался глубже в рот. Том засасывал язык Билла, кусал губы и позволял Биллу делать то же самое с собой. Страстно, неистово, волшебно… Бо-оже, как же смириться с мыслью, что мне осталось так мало времени для таких вот поцелуев? Как продолжить жить, зная, что мне придется оставить его здесь одного?.. Неприятные мысли больно кольнули куда-то в грудь, и Том почувствовал легкое головокружение. Он медленно отстранился от своего близнеца, выравнивая сбившееся дыхание. - Билл, нам надо поговорить, - справившись с дыханием, серьезно сказал он. Но его младший братец, кажется, его совсем не слушал. Он достал из заднего кармана джинсов какой-то листок и что-то щебетал насчет новой песни. Начиная раздражаться, Том попытался перебить его, но бесполезно. Это же Билл: если он начнет говорить, его уже не остановить. Только дожидаться, пока выговорится. А это может очень надолго затянуться. - Смотри, Том, как тебе вот это место? Нормально? - Билл, послушай… - Как ты думаешь оставить так или лучше заменить последнюю строчку? - Билл, да послушай же меня! – чуть громче. - Тебе не нравится рифма? Почему? Ну, почему ты не даешь мне сказать? Зачем лезешь со своей ерундой, когда я хочу сказать тебе что-то действительно важное?.. - Ты поможешь мне написать второй куплет? – продолжал щебетать Билл. И что за блеск… очень странный блеск в твоих глазах? Может, ты понял, что я хочу сказать что-то плохое, и просто-напросто не хочешь это услышать? Проклятье, Билл, не смотри на меня таким взглядом, иначе я не выдержу и расплачусь! Ну не смотри, пожалуйста… Я же старший, я должен быть сильнее и серьезнее… Ты не должен видеть моих слез… Одинокая слезинка все-таки скатилась по щеке, оставляя после себя мокрый след. - Томми, что с тобой? – младший протянул руку, стирая со щеки брата горькую слезу. - В глаз что-то попало, - Том быстрым шагом прошел в ванную, заперев за собой дверь. Он уперся руками в края раковины и посмотрел на свое отражение в идеально начищенном зеркале. Как же ты жалок, Каулитц… Разнылся, как девчонка… Да еще и Билл теперь будет беспокоиться… Он включил холодную воду, набрал в ладошки и плеснул себе в лицо, пытаясь успокоиться. В груди неприятно сжималось, а живот словно скрутило в тугой узел. - Том, с тобой точно все хорошо? Ты ездил в больницу? Что там сказали? – послышался голосок Билла за дверью ванной комнаты. В его голосе звучали нотки беспокойства. - Все нормально, малыш. Не переживай…