Разговор

Весело трещал костер. Причудливые очертания деревьев проступали сквозь морок тумана. Иней покрывал траву синим налетом. Было холодно. У костра сидели четыре девушки: три рядом и одна чуть поодаль. Огонь плясал и извивался, отбрасывая на их лица блики. Внезапно одна из девушек поднялась и сцепила перед собой длинные тонкие пальцы с аккуратными серебристыми ноготками. При каждом шаге ее платье, пышное, из алого бархата, величественно колыхалось, обрисовывая высокую поджарую фигуру. Гордую голову обрамляли прямые светло - русые волосы, уложенные в замысловатую прическу, холеное снежно-белое лицо оставалось бесстрастным и надменным. Она мерила пространство шагами, о чем-то размышляя, и ее соседки не сводили напряженных взглядов с этих маленьких изящных рук. Было в это девушке что-то пугающее, в каждом ее стремительном движении, решительном повороте головы или высокомерно изогнутых бровях чувствовалась угроза, скрытая, но вполне осязаемая. Наконец она остановилась и бросила взгляд на далекую фигурку, которая все так же отрешенно смотрела вдаль и, казалось, совершенно не замечала всеобщего настроения. Это поразительное равнодушие что-то всколыхнуло в ней, бесстрастное лицо на миг оживилось, но потом вновь застыло, как фарфоровая маска. Когда она заговорила, ее глаза, настолько светлые, что казались прозрачными, напоминали замерзшие океаны, которыми она повелевала с изящной непринужденностью: - O my God, как же холодно! Россия, как ты выносишь этот невозможный климат? Что ж, не трудись отвечать. Ты всегда молчишь, и иногда я, признаться, забываю, что ты вообще умеешь разговаривать! Мне думается, что это издержи твоего странного языка: в нем совершенно нет человеческих звуков. Тебе, наверное, проще понимать медведей в этой твоей Сибири… Ах, милая, не обижайся, я всего лишь шучу! – Англия сухо улыбнулась и продолжила, все так же ходя по кругу, обернувшись к безмолвным соседкам, – Франция, Германия, неужели вам нечего сказать? Мы собрались здесь с предельно ясной целью. Мне кажется, наши отношения вновь дают трещину, а еще одной войны матушка Европа нам не простит. Впрочем, Россия, ты волноваться не должна: ты же никогда не была цивилизованной европейской державой. Мы так и не смогли этого исправить… - Она сочувственно вздохнула и вновь посмотрела на отрешенную Россию,- Но не беспокойся, дорогая, мы ценим твою варварскую самобытность, всех этих твоих поэтов и композиторов… Главное, бери с меня пример и все будет хорошо. Англия вновь обвела присутствующих взглядом и хлопнула в ладоши. Так и не дождавшись ответа, рассмеялась, даже не стараясь скрыть зазвеневшего презрения: - Я понимаю, что я – главная мировая сила, и вы боитесь меня перебивать, но, право, скажите хоть что-нибудь! При этих словах Франция, словно очнувшись от транса, скривилась, но все-таки растянула пухлые темные губы в ответной очаровательной улыбке и чуть наклонила свое прекрасное лицо с тонким носом, живыми по-кошачьи зелеными глазами и точеным подбородкам. Потом подняла худую руку с длинными ухоженными пальцами и небрежно поправила прическу. От этого движения роскошные иссиня-черные волосы шелковистой волной рассыпались по ее весьма фривольному бальному платью из розового шелка, обильно изукрашенному драгоценными камнями, облегающему ее соблазнительную фигуру, как вторая кожа. Франция зябко передернула обнаженными плечами и выдохнула густое облачко белого пара. Весь ее вид выдавал напряжение, а в каждой черточке лица светилась подозрительность. Англии не верил никто. Германия так же не осталась равнодушной: вся ее суровая нордическая красота словно переплавилась в силу. Собранные в пучок абсолютно белые, прямые волосы, прищуренные серые глаза, напоминающие кусочки льда, бесцветные губы, сжатые в тонкую ниточку – колючая и холодная, как дикие скалы. Германия расправила складки на строгом глухом черном платье, и наблюдательная Франция закусила губу: похоже, европейская валькирия нервничает! Франция лениво зевнула, и ее низкий тягучий голос с легкой хрипотцой полился над поляной: - Англия, ты, видимо, шутишь, если полагаешь, будто твой маленький остров способен кого-то напугать. Но, наверное, ты права. Пора прекратить воевать. Мне совершенно не хочется вновь заставлять тебя голодать или наслаждаться прекрасными дорогами милейшей России. – Франция ехидно улыбнулась, поймав потемневший взгляд Англии. Что ж, она всегда любила раздражать эту наглую выскочку! – Англия, ты как-то слишком бледна сегодня. Может быть, опять какие-то проблемы с Индией или твоя строптивая малышка Америка вновь бунтует? Если бы взглядом можно было убить, то Франция бы давно лежала мертвой. Англия зашипела, как дикая кошка, и уже хотела бросить что-то язвительное в ответ омерзительно довольной сопернице, когда Германия внезапно подала голос. От этого резкого, властного звука всех присутствующих пробрала дрожь: - Хватит спорить! Как же я ненавижу ваши беспочвенные склоки! Если вы собираетесь выцарапывать друг другу глаза в очередной войне - пожалуйста, мне абсолютно безразлично, кто из вас осчастливит мир своей смертью. Но Европа больна и слаба, попробуйте жить в мире хоть какое-то время! - И это говорит держава, развязавшая десятки войн, не сводящая жадных глаз с Балкан! – Возмущенно зашипела Англия, принимая любимую позу защитницы демократии. - Я хотя бы не привязываю людей к дулам пушек. – Холодно парировала Германия. - Фи, какая ты грубая! Деревенщина! Никакого воспитания! Знаешь, от твоего старомодного, с позволения сказать, одеяния несет конским навозом. До сих пор спишь в сарае? – Франция насмешливо закатила глаза и демонстративно поднесла к носу кружевной платок, парфюмерный запах которого свалил бы даже слона. Германия сверкнула ледяными глазами и улыбнулась совершенно жутко, словно изломав уголки бледных губ: - Я сплю во дворце и буду делать это еще долго, а вот про тебя не уверена. Как поживают угнетенные буржуа? Франция побледнела и не нашлась с ответом. Англия, удовлетворенно наблюдавшая за перепалкой, кашлянула и подала голос: - Милые подруги, - практически пропела она, с удовольствием отмечая презрение и легкую брезгливость, отразившиеся на лицах Франции и Германии, - мне кажется, так мы ничего не решим. Предлагаю поговорить о чем-нибудь нейтральном, например, о наших детях, об их особенностях. Франция и Германия сухо кивнули. Англия перевела взгляд на Россию. Та смотрела прямо на нее со странным выражением пронзительно синих глаз, так словно видела перед собой отвратительное, но интересное насекомое. Англия почувствовала холодную ярость, но сдержалась. С этой дикаркой надо быть ласковой и осторожной, а в нужный момент вонзить кинжал в спину! Англия оглядела Россию с головы до ног, подумав, что та все же очень красива. Она была слишком высокой для женщины, но в то же время очень хрупкой. Когда она двигалась, казалось, что весь ее гибкий стан соткан из воды, потому что, обладая твердыми костями, просто невозможно быть такой плавной и грациозной. В ней было что-то неуловимо нежное и трепетное, настолько прекрасное, что в редкие минуты безумия хотелось подойти и пожать тонкую бледную ладонь, твердую и прохладную. Но иногда от нее веяло такой опасностью, что в душе Англии, презирающей страх, просыпалась ненависть, темная, черная, тягучая, тяжелой волной накрывающая голову и мешающая дышать. До боли в костяшках пальцев хотелось подойти и одним ударом стереть надменную улыбку с чересчур гордого лица. Чересчур… В России всего было чересчур. Чересчур синие глаза, казавшиеся небесными далями, когда она улыбалась, и замерзшими бездонными озерами, покрывшимися коркой льда, когда она сердилась. Чересчур бледная кожа, тонкая настолько, что казалась совершенно прозрачной: дотронься – порвется, как намокшая бумага! Чересчур точеный профиль, литой и завораживающий, словно выкованный из мрамора невиданной красоты искусным скульптором. Чересчур светлые брови, слишком изящно изогнутые, всегда надменные и ироничные, и длинные ресницы с загнутыми концами, ложащиеся на щеки пушистыми опахалами. Чересчур яркие губы, пухлые, сочные, почти вишневые, выделяющиеся на ее бледном, точно вылепленном из снега лице, словно кровавое пятно. Чересчур длинные волосы странного оттенка расплавленного серебра, тяжелые, шелковистые, всегда заплетенные в тугую толстую косу, ниспадающую до самой земли, обвивающие хрупкие плечи, как большая пугающе красивая змея. Чересчур совершенные линии тела: тонкая талия, высокая грудь, узкие худые руки и лебединая шея, грациозная фигура, всегда затянутая в строгое синее платье с невероятно пышным подолом, длинными облегающими рукавами, серебряным шитьем и полным отсутствием каких-либо вырезов. Чересчур вызывающая походка, дерзкий взгляд, шпага за спиной и револьверы на бедрах, покачивающиеся в такт каждому шагу. Чересчур… Англия закрыла глаза и отвернулась. России было слишком много здесь, сейчас, на карте мира. Когда-нибудь она непременно превратит эту огромную империю в жалкие развалины, маленькую, слабую Московию. Из сладких грез ее вывел тихий глубокий голос, чистый и звонкий, как горный ручей: - Сестрички, ну что же вы застыли? Я жду. России явно нравилось наблюдать за перекосившимися от прозвучавшей фамильярности лицами: еще бы, какая-то дикая северная страна посмела назвать просвещенные европейские державы своей родней! Германия, первой оправившись от шока, хмыкнула, передернула плечами и уверенно начала: - Мои дети честны, как сталь, и безжалостны, как смерть. Они не боятся ничего. Железная дисциплина сковывает их сердца, для них нет ничего невозможного. Они сотрут с лица земли любое препятствие, но не сойдут со своего пути. Они верны и красивы. Они – самые искусные воины, дети гордых асов, сыны снежных бурь и ураганов. Они велики и незыблемы, упрямы и вечны. Они никогда не погибнут, потому что их сила – в их жестокости. Они несут миру свет и порядок, подобно руке, держащей факел, рассеивают хаос глупости. Их гимны самые звучные, горчащие железом, рубленые и могучие. Их слова самые гладкие и разят, словно кинжалы. Твои дети, Франция, слишком легкомысленны, а твои, Англия – слишком жадны. Твои же, Россия – безобразно добры. Когда-нибудь мои дети соберутся под тенью крыльев Великого Орла и превратят ваши лицемерные мирки в пыль. Только пыль, кровь и пепел. - Германия говорила четко и вдохновенно, не сводя взгляда с России. Глаза ее горели фанатичным блеском, грудь часто вздымалась, руки были сжаты так сильно, что побелели костяшки пальцев. – Человечество будет процветать! Мы избавим его от уродства, жестокости и зла. Мир станет светлым, чистым и теплым. О да, весь мир станет раем! Мои дети – избранная нация. Им дано повелевать и указывать путь своим слабым братьям. Когда-нибудь вы осознаете это и склонитесь. Повисла напряженная тишина. Франция, бледная до синевы, с ужасом смотрела на Германию. Потом нервно улыбнулась, достала сигарету и попыталась закурить, но ее пальцы дрожали и не слушались хозяйку. Англия прикрыла глаза, на ее бесстрастном лице проскальзывало странное выражение, отдаленно напоминающее удовольствие, а лоб был исчерчен еле заметными морщинками, словно она о чем-то напряженно размышляла. России прищурила глаза и поправила шпагу. Ее губы сжались в тонкую линию, а плечи напряглись. Неуловимо быстро преобразившись, теперь она казалась большой опасной кошкой, готовой к прыжку. Франция поправила платье, моргнула и несколько истерически рассмеялась. В зелени ее глаз поблескивало безумие пополам с отчаяньем. Франция снова улыбнулась и медленно заговорила, обволакивая слушателей томным музыкальным голосом: - Я не стану говорить о будущем и не стану угрожать. Я пережила достаточно войн и все прошла с гордо поднятой головой. Мои дети прошли. Они легки и изящны, как розы в садах Парижа, остроумны и бесстрашны, как лезвие чудесной бургундской шпаги. Они красивы. Мои сыны – самые благородные и галантные кавалеры, а мои дочери – прекраснейшие дамы мира. Мир спасет красота. Мир спасут мои дети. Может быть, однажды они поднимут свои небесно-голубые стяги, и тогда никто и ничто их уже не остановит. Никто и ничто. Потому что их сердца – это драгоценные алмазы, чистые и бескорыстные. Мои дети – цивилизация и культура Европы. Они умны. Да, им подвластны тайны бытия и высоты искусства. Мои дети – цветы планеты, а их мужество не подвластно словам. Конечно, иногда их постигают неудачи, но они всегда поднимают свои изящные головы и идут вперед, преодолевая все трудности и беды. Им не страшны печали. Им вообще ничего не страшно! Мои дети – это вечность, прекрасная и древняя, незыблемая и великая. Время – всего лишь пыль, а мой народ – колокольный звон, пение ангелов и блестящие победы. Кажется, Франция хотела продолжить, но Англия внезапно резко щелкнула пальцами, и та от неожиданности остановилась. Англия закусила губу, на мгновение застыла и внимательно вгляделась в черты окружающих ее держав. Франция поежилась – в больших водянистых глазах Англии было что-то совершенно мистическое и отталкивающее, что-то подлое и жестокое. Англия хищно повела носом, тонкие аристократические ноздри затрепетали, словно уловив запах крови и страха, услышав стук испуганного сердца и сбившегося дыхание. Англия изящно присела рядом с Россией и скрестила длинные худые ноги. Ветер дул ей прямо в лицо, и волосы, словно тонкие светлые змеи, вились вокруг застывших острых черт. Наконец она заговорила: - Мои сыны – могучие воины, покоряющие весь мир, всегда получающие все, что только пожелают. Мои дочери – очаровательные леди, холодные и воспитанные, способные одним взглядом сделать то, что не сможет целая армия. Мои поэты – гордые боги слова, воздвигающие храмы в свою честь одним наклоном венценосной головы. Мои скульпторы – редкие гении, зодчие, достойные строить дом самому Господу! Мои короли – Мастера, мудрые и верные, служащие своей стране и своему народу. Мой народ – великолепное собрание всего лучшего, что есть в человечестве, средоточие мира! Что вы для меня? Букашки! Мой флот – необоримая мощь, покрывающая все моря и океаны. Моя армия – славные легионы храбрецов. Я сильна, как никогда. Я красива – навечно. Вы – ничто. Вы можете говорить о прекрасных девах и благородных рыцарях, безжалостных ревнителях порядка и честных гражданах, но это всего лишь слова. На каждого вашего героя найдется управа, скорая, справедливая, даже милосердная. - Англия жестко усмехнулась, разглядывая искаженные гневом лица Франции и Германии. Потом цепко схватила России за подбородок и повернула к себе лицом, с наслаждением отмечая ярость, сверкнувшую на самом дне синих глаз. – Я хитра, умна и вынослива. И я умею ждать. Я говорю вам это, чтобы вы знали о своей неминуемой гибели, ожидали ее, просыпаясь по ночам от липких кошмарах, медленно душащих вас. – Она запрокинула голову и рассмеялась так отвратительно, что Россия брезгливо дернулась. Заметив это, Англия усмехнулась и оскалилась, обнажив ровные белые зубы. – Я ненавижу вас всех, как и вы меня… Германия – ограниченная скала, упрямая и глупая, как камни под ногами, но с ней можно договориться, даже объединиться. Франция легкомысленна, слаба и пуста, омерзительно кокетлива и тошнотворно жизнерадостна, но порой бывает интересной и даже здравомыслящей. Но Россия… Ты раздражаешь меня самим своим существованием. В тебе нет ничего хорошего или красивого, грязная варварка, а твои дети – вонючие холопы, которым место в сарае, низшая нация, нация рабов! Франция и Германия порой пытаются осознать тебя, понять твою загадочную суть, но я не желаю знать про тебя только, сколько свинца мне понадобится для истребления каждого синеглазого дикаря на твоих затхлых просторах. И я этого добьюсь! Гордая империя, ты еще будешь просить моей помощи, валяться у меня в ногах, босая, простоволосая, израненная. А я пну тебя ногой по высокомерному лицу, и ты упадешь в грязь, глотая пыль, кровь и слезы, туда, где тебе самое место! Англия выдохнула и сглотнула. В ее душе просыпалось темное, холодное торжество, она каким-то шестым чувством ощущало, что причиняет России боль. Франция и Германия с интересом наблюдали за развитием событий, в их глазах читалось удивление вместе с еле заметным одобрением. Ведь относительно России Англия права: ей в самом деле должно сидеть на цепи у ног хозяев и униженно вымаливать даже обглоданную кость и глоток тухлой воды. Россия медленно подняла глаза, и Англия задохнулась от обжигающей ярости, плескавшейся в них. Россия не улыбалось, ее красивое лицо заледенело и теперь напоминало лик древнего языческого божества. Казалось, она едва сдерживалась, чтобы не зарычать и не оскалить зубы. От России повеяло опасностью, ясной, страшной, осязаемой, от которой по спине пробежал холодок, и волоски на хребте встали дыбом. В ней просыпалось что-то хищное, жестокое и завораживающее своей первобытной магнетической силой. Россия подошла к Англии практически вплотную, посмотрела ей прямо в глаза. Этот взгляд заставлял внутренности сжиматься и скручиваться в болезненных спазмах. Россия начала говорить. Ее голос звучал тихо и прекрасно, словно волшебные заклинания: - Я знаю вас давно и хорошо. Ваши уловки, улыбки и ухмылки на меня не действуют. Я вижу ваши души, читаю ваши мысли, понимаю ваши желания, словно читая открытую книгу. Вы ненавидите меня яростно и страстно. Но за что? Я никогда не старалась поставить вас на колени. Мне вообще не нужны рабы, – острый взгляд в сторону Англии, полный обжигающего презрения. – Я долго терпела ваши выходки, подлые поступки и злобные речи, приторные от коварства. Но сегодня вы перешли черту, переполнили чашу моего терпения. Я уже давно не та маленькая наивная девушка, приплывшая в Европу с вами познакомиться, готовая сносить любые оскорбления и несправедливые упреки. Я – Империя, шестая часть суши, и вам приходится со мной считаться. Более того, вы боитесь меня, моих детей. Боитесь и ненавидите. Поэтому и шепчетесь за моей спиной. Но меня это не трогает. Говорите, что вам вздумается. Но запомните: не трогайте моих детей. Если хоть один волосок упадет с их голов, я порву вас на куски, уничтожу даже упоминание о вас. И, клянусь, я сделаю это, даже погибнув сама! Мои дети смелы, как ветер, чисты, как вода, и горды, как небо. Они никогда не сдаются, о чем вы знаете не понаслышке. Я никогда не сдаюсь. Вы можете топтать нас, пронзать и мучить, но мы всплывем, возродимся, засияем под ослепительными лучами нашего русского солнца. Нет и не будет силы, способной нас сломить. Никогда! Мы - народ, который нельзя победить, покорить, подчинить. Смерть – истинная свобода, мы верим ей и ждем, как доброго друга. Нас ничего не страшит, кроме оков рабства на руках. Мы горды, мы едины. Я не боюсь отдать жизнь за свой народ, я сделаю это с улыбкой. А мои дети скорее сгорят заживо или задохнуться, чем отдадут хоть кусочек моей земли врагу. Когда вы поливаете грязью нас, вы оскорбляете себя. Помни, Англия, знай, Франция, не забывай Германия, что вонючих холопов вы не смогли поставить на колени, что с затхлых просторов России вы бежали, как презренные трусы. Моя рука крепкая, голова ясная, а глаз острый. Хорошо подумайте, прежде чем бросать мне вызов потому, что этот бой станет для вас последним. Дам вам совет: оставьте меня в покое. Я не сдамся, не подчинюсь, не стану кланяться. И умру со смехом на устах. А вот готовы ли вы? Россия рассмеялась и, резко развернувшись, исчезла в лесу. Англия сжимала кулаки в бессильной злобе. Потом бросилась следом. В ее голове метались сотни язвительных ответов, но она проглотила их, увидев, как к Росси спешат две младшие сестры – румяная золотоволосая Украина и крепкая статная Белоруссия, как ее обнимает смуглая черноволосая Сербия, как радостно улыбается хрупкая желтокожая Китай и тонкая темноглазая Персия. Нет, сейчас Россия слишком сильна. Надо выждать. Англия хитро улыбается и думает, что она точно знает, когда нужно нанести удар, за какие ниточки потянуть. Она сможет, она добьется своего. От мыслей об окровавленной, измученной внутренней борьбой РОАнглия отворачивается и подходит к красивой миниатюрной брюнетке с грустными глазами – Индии. Покровительственно гладит ее по голове, больно дергая за волосы. И замечает, как светловолосая Америка бросает на Россию странный взгляд, и в ее нежно голубых глазах разгораются искорки интереса, любопытства, зависти… Даже злобы. Англия довольно вздыхает и крепко прижимает к себе девочку. А Россия молчит. Она перебирает светлые волосы Белоруссии, рассеянно отвечает Украине и вспоминает злые слова Англии, усталость Франции и жуткие глаза Германии. Ей обидно настолько, что хочется плакать, но железным усилием воли она сдерживает слезы. Россия добрая. Ей хочется мира. Она вспоминает, как доверяла Англии, восхищалась Францией, дружила с Германией, и вновь чувствует ярость. Ее просто использовали и предавали, но Россия всегда осознавала это слишком поздно. Но теперь она понимает, что верить можно только семье. Россия снова думает о Германии и с горечью осознает, что мира не будет. Будет война, длинная, тяжелая, кровавая. И каждый день будут гибнуть ее дети. От бессилия и тупой сердечной боли хотелось закричать, но Россия не могла и не хотела. Конечно, она не будет бездействовать, попытается как-то это предотвратить… Но если бороться, то бороться до конца. Она будет сражаться до последнего вздоха, до последней капли крови, но не опустит невыносимо ярких глаз, не попросит пощады. Сколько мук и боли она вынесла за свой долгий век? Не пересчитать. Но Россия не предаст своих детей, захлебнется кровью, но не сдастся. Никогда.