Ranbu no melody! (редактированная версия)

Бьякуя спешил. С виду нельзя было сказать, но он волновался. Вчера он разговаривал с Рукией: рассказал ей о Котоми, объяснил, почему она не узнала раньше. Он сжал пальцы, стараясь сохранить тепло маленькой ручки, которую держал всю ночь. Рукия заснула, а он охранял ее сон. Слишком редко были такие моменты – они вместе волновались за свою семью. Ичиго понимал и дал им время побыть наедине. Иногда все же у этого рыжего остолопа проявлялся вбитый изящными женскими руками такт. – Унохана-сан, — он сдержанно кивнул женщине с длинной черной косой. – А, это вы, Кучики-тайчо! Пришли узнать, как дела у Котоми? – Да. Я надеюсь, ночью жара не было? – Ей снова помог капитан, – улыбнулась йонбантай-тайчо. – Как? Унохана-сан, да объясните же мне все! – начал выходить из себя Кучики. – Успокойтесь, — невольно Бьякуя съежился при виде дружелюбной улыбки шинигами, — главное, что с Котоми все в порядке. Я сама не знаю подробностей, но ясно одно – Хитцугая-тайчо помог снять этот странный жар. – Простите. Я могу зайти к ней в палату? – Да, я думаю, пациентка уже проснулась. Идите, она будет рада вас видеть. Бьякуя еще раз кивнул, теперь на прощание, и быстрым шагом направился к сестре. Семья воссоединилась. Он, Котоми, Рукия, этот наглый риока… Почему- то при мыслях о родных на ум пришел и седой юноша-капитан с яркими светлыми глазами. Неужели он когда-то свяжет свою судьбу с Кучики? Какая-то связь между капитаном и лейтенантом 10 отряда определенно была. Бьякуя вошел в палату. Его сестра полулежала на больничной койке, а на ее груди покоилась голова капитана 10 отряда – видимо, тот так и заснул, усмиряя жар больной. Девушка перебирала белоснежные пряди, открывая умиротворенное лицо уснувшего. Мужчина осторожно прислонился к стене, чтобы не производить много шума – все-таки, Хитцугая спас Котоми. Редкое, в общем, зрелище. – Котоми, привет! О, я вижу, ты себя замечательно чувствуешь! – сказал вошедший Ичиго, улыбаясь во все 32 зуба. – И Тоширо тоже! – Ичиго, помолчи, пожал… Кот… Котоми, — выдохнула Рукия, зайдя следом за рыжеволосым. – Котоми, рада, что с вами… с тобой!.. все хорошо. — Ага, — улыбнулась девушка, — здравствуй. — Капитан? – чуть покраснела Рукия, мгновенно понимая, что к чему. – Я? Вы? Мы выйдем. — Ты чего, Рукия? Тут же всего лишь Котоми и Тоширо… Бьякуя! Ох, как же ты меня напугал! Специально возле стенки стоял? Да у тебя лицо – кирпич кирпичом… — Ичиго! – сделала страшные глаза его маленькая жена. — Да что такое?! Тут всего лишь мы! — Куросаки, — угрожающе начинает мужчина. — Да отстаньте вы от меня! Я уже знаете, сколько лет Ичиго Куросаки?! Тоширо, ну скажи им! — Идиот! – завопили все трое из клана Кучики. – Он же спит! — Так я ему мешаю? – потер затылок рыжеволосый. — Не ему… — вокруг мелкой на вид шинигами нарастала зловеще черная аура, — им. — Что?.. – кажется, до него уже дошло. Правда, видимо, лишь после двадцати пяти пинков и шестидесяти подзатыльников, отвешенных ему за дверью, куда его потащила разъяренная жена. И тут просыпается наш спаситель (не мудрено, знаете ли). Первое, что он увидел, это кожа. Бледная, приятно пахнущая и тонкая шея, явно девичья. Или, может (но вряд ли), Юмичики. Затем Хитцугая резко вскочил, вспомнив, что вообще-то должен находиться в палате своей подопечной. Когда он разворачивается, его глаза встречаются с понимающим взглядом выглядывающей из-за двери Кучики, той, которая Рукия. Она разводит руками и шепчет что-то. И, самое интересное, воображение Тоширо тут же услужливо подсовывает ему расшифровку движений тонких губ молодой шинигами. *«Я сейчас их отсюда уберу, не беспокойтесь».* А чего это он должен волноваться? Хитцугая вовсе не волнуется, поэтому отряхивает несуществующую грязь с хаори и шевелит губами в ответ: «Спасибо, я уже ухожу». Расстроенное лицо исчезает за дверью, а смущенный капитан желает скорейшего выздоровления своему лейтенанту, счастья ее названой сестре и мужу последней, успехов в работе старшего брата – *кстати, здравствуйте, капитан Кучики,* — и «внезапно» вспоминает, что ему, вообще-то, уже давно пора выполнять свои обязанности, откланивается и исчезает в шунпо. Краем уха, кажется, услышал прощание Куросаки. Но не уверен, так что останавливаться и выяснять отношений не будет. А слово прочно врезается в мозг, прокручиваясь снова и снова, то голосом этого наглого Куросаки, то тихим голосом Кучики-младшей, то суровым – старшего, то негромким, но серьезным гласом его зампакто. А напоследок перед глазами встает Котоми, с разметавшимися во сне черными волосами и такой мягкой кожей. И ее губы движутся, а новоприобретенное умение говорит ему все то же слово. *«Трус, трус, трус».* А Бьякуя смотрит на выход из палаты, вздыхая. — Что, брат? – девушка растерянно смотрит на пустующий стул рядом с койкой. — Ничего, Унохана-сан сказала, что ты скоро сможешь вернуться к отряду. — Угу, — хотя как-то не хотелось. Вот бы еще кто позаботился о Котоми. И желательно, капитан. И желательно, ее капитан. Эх, вот бы. Она отвернулась к окну. — Выйди, Бьякуша, пожалуйста. Мне надо переодеться.