Нытик

Айзек Джонсон сидит перед ней, потупив взгляд, прижав руки к себе и напрягшись так, словно его кресло нашпиговано тротилом. Стоит ей посмотреть на него, он тут же отводит взгляд. Его голос — растянутый, жалующийся, скрипящий - витает в тошнотворно-сонливой духоте, нагоняя дремоту. Слабохарактерный, малодушный человек... Она понимает, что если бы за каждую имеющую смысл фразу ему давали доллар (да что там, сто долларов), он был бы нищим. Он нудит, и нудит без повода. Если бы Айзеку давали сто долларов, лишь бы он заткнулся, то парень был бы богат. Богат как никто. Ни один пациент так не выводил её из себя, не вызывал такого презрения, как Айзек Джонсон, не вызывал такого отторжения, ненависти, негодования. Он бубнит что-то по поводу своей очередной жены, описывая всё до мелочей, припоминая, выскребая из чертогов своей памяти все ссоры, обиды. Всё. Он ноет по поводу семьи, сетует на свою жизнь, на судьбу. На то, что пока добирался сюда, наступил на шнурок и грохнулся. Столкнулся с велосипедистом. Снова грохнулся. Повздорил со старушкой. Нахамил ей, а теперь винит себя и хочет загладить вину. Но и не хочет загладить одновременно. Он сетует и на это. И на всё, попутно находя неудобным кресло, в котором сидит. Им управляет мания нытья, а главное - бес противоречия. Психологу на сей раз выпало быть экзорцистом? Она закуривает, делая вид, что внимательно слушает. Он отпускает замечание о вреде курения и ноющим тоном объявляет, что у него аллергия на сигаретный дым. Аллергия на дым! Святые праведники! Она нервно тушит сигарету, которая могла стать единственным её спасением. Её ногти с дорогим маникюром впиваются в ладонь, оставляя четыре кровоточащих полукруга. Не утешения, не советы — единственное слово вертится на её языке. Она стискивает зубы, лишь бы оно не вырвалось наружу. Она терпит. Айзек извергает проклятия в сторону своего зятя, которого называет «скучным и сухопарым пижоном с идиотской рекламной улыбкой». Он ещё раз пересказывает ей глупую ситуацию со шнурком. Он взывает к небесам и клянёт их с почти театральным видом. На языке, не унимаясь, вертится одно слово. Сердце колотится. Ногти сильнее вжимаются в ладонь. Он сетует, сетует, сетует... Оглушительный хлопок - и он умолкает. Голова Айзека Джонсона откинулась назад, на спинку кресла. Тело обмякло. На рубашке с левой стороны распускается кроваво-красный цветок. Единое слово рвётся наружу. - Нытик, - процеживает она.