***
Мы небыли парой, нас связывал только секс, горячий животный секс. Но она была моей, в те ночи она была только моей. Этот опасный дикий хищник в те мгновения был податливый и покорный мне. Таким нежным, таким хрупким и невинным. Меня это будоражило и возбуждало сильнее. А как я ревновал, я считал ее своей собственностью. Не забуду тот день... - Что? Ммкх - Заткнул рот поцелуем придавив к холодной шершавой стене, в темном, грязном, вонючем переулке, где повсюду сыро и мокро, так как идет дождь. Там не слышно ничего лишь шум дождя. Но мне плевать, мне важно это тело что вздрагивает и горит. Наша одежда давно промокла до нитки, а мои пальцы уже давно стали холодные и онемели, но не она. Ее кожа горела, а наш поцелуй был жарким и жадным, точнее я был жаден. Я хватал каждое ее слово и не давал говорить, потому что не хотел слушать ее недовольство. Ведь это я завел ее в этот переулок сразу после работы в кафе, даже не дал ей переодеться в ее одежду, просто схватил ее, наплевав на ее вещи и сумку. Мне нужна она, а остальное плевать. Я приподнимаю ее ногу, и провожу по ее бедру до ягодицы, сжимаю ее. Получаю горячий вздох в свой рот, так как сейчас все это время я не отрывался от ее губ, таких манящих и сладких. Воздуха уже не хватает, но я не желаю отрываться от этих губ, и она сама не хочет. Она жадно отвечает на мой поцелуй, обняв меня за шею и сжав в своих пальчиках мои мокрые волосы. Но я все равно разрываю поцелуй, чтоб вдохнуть спасительный кислород. И она тоже жадно ловит губами воздух, часто задышав. Отдышавшись, она смотрит на меня с каким та задором. - Не похоже это на тебя праведник. - И снова она скалиться. Ненавижу ее прозвище "Праведник". Она меня всегда так называет, потому что я работаю на органы, борюсь со злом и стараюсь вести себя по закону. Это меня злит, и я сжимаю ее ягодицу, прижимаюсь своим богатырем в ее промежность, а она реагирует как всегда бурно, дрожит и стонет, она как всегда чувствительна. -Как маньяк, ей богу! не уж то я на тебя плохо влияю? - Она тянет меня за волосы назад, делая мне больно, я морщусь от боли, но это меня заводит еще больше. Я не выдерживаю и хватаю ее руки, зажимаю к стене над ее головой, сжав ее запястья в своей ладони. Не смотря на ее дикость и опасность, она хрупка, у нее маленькие ладони. Но мне плевать, я хочу ее прямо здесь и сейчас. Из-за дождя ткань давала дискомфорт, сковывала движения, капли воды стекали по ее лицу, шеи и до груди, прячась под мокрой униформой; короткое платье горничной, почему именно эта форма у них в кафе, не знаю. Я впиваюсь в ее губы, жадно кусая до крови. Она шипит от боли, но мне все равно. Сегодня я главный, я владею, а она подчиняется. Скарлетт недовольно мычит мне в губы, конечно, я же преградил все попытки ей двигаться, я сжал сильнее ее попку, так сильно, что там появятся синяки. Я люблю делать ей больно. Люблю, когда на ней засосы и синяки - мое старание. С ней я становился садистом, любящим делать больно, но я ни когда заходил за рамки дозволенного. Я чувствовал ее дрожь, она замерзла, как и я. Но сейчас это не важно, пока не важно. Оторвавшись от губ я стал водить языком по ее шее иногда кусая, больно кусая, что она тихо вскрикивала от боли, сжимая ладони в кулаки. Вскоре я ее отпускаю, но не потому что мне надоело, совсем нет. Она знает, что я ее не отпущу пока не получу желаемого. Встав на ноги, Эльза прижимается ко мне, и проводит холодными пальцами по моей груди. Ее соски уже затвердели, и хорошо видны через ткань ее униформы; ее пальцы доходят до ремня, и с громким лязганьем он расстегивается. Но она не торопиться освобождать его от оков, она сжимает мой член сквозь ткань и ловит губами мой стон, больно впиваясь ногтями в затылок, что бы я нагнулся к ней, ведь когда мы стоим, она дотягивается до моей шеи лишь слегка... Малышка. Она целует страстно, горячо, ее горячий язычок тереться об мой приглашая на танец, и он отвечает. Наши языки борются за право владеть. Я прижимаю ее своими сильными руками к себе, сжимая одну ладонь на ее затылке, собрав в пальцах ее алые, как кровь, волосы. Наш поцелуй наворачивает обороты, и я застонал не от поцелуя, а от того, что ее холодная ладошка коснулась моего члена. Скарлетт уже успела проникнуть в мои трусы, и сейчас она сжимает его и поглаживает, это сносит крышу окончательно. Я снова прижимаю ее к стене с такой силой, что она ударяется затылком, а в тело вонзаются маленькие камушки от кирпичей. Не теряя времени, я приспускаю свои штаны с трусами, снова подхватываю ее бедра, и отвожу резинку ее трусов в сторону, и вхожу резко на всю длину, она громко стонет, сжимая в руках мои плечи, откинув голову слегка назад. Ей хорошо я знаю, я чувствую, какая она горячая внутри, как ее киска слегка сжимается, Эльза как всегда узкая. Я сразу перехожу на бешеный ритм, иногда выходя полностью и резко входя на всю длину так, что яички бились об ее киску, сквозь шум дождя слышны хлопки прикосновения наших тел. Я двигаюсь быстро и резко, я хочу войти глубже, и она хочет, что бы я был еще глубже. Я жадно целую ее шею, оставляя засосы, а она царапает мою спину сквозь ткань. Это неправильный секс, но нам все равно, в нашей жизни все неправильно. Я сжимаю ее грудь, а она кусает губы от наслаждения, такая мягкая и большая, рывок и ткань трещит по швам. Я рву ее одежду что бы освободить ее грудь от оков ткани, и жадно начинаю целовать ее, порой грубо, оставляя следы, и вот, я кусаю ее оставляя на ее правой груди укус такой сильный что он вскоре станет синяком. Посмотрев на нее, я вижу - ей это нравиться. Кусая опухшие губы и смотря с полу прикрытыми глазами, в которых только одно желание, она сжимает в ладошках рукава моей куртки и сама качает бедрами, говоря мне этим, чтобы я возобновил движение. И я покоряюсь, но не сразу, опускаю ее ногами на землю и разворачиваю к себе спиной, заставляю прижаться грудью к холодной поверхности, оттопырив попку. Приподнимаю юбку платья, приспускаю ее трусики, резка вхожу, намотав на руке ее волосы, снова этот животный ритм, ее стоны не переставали вырываться из ее сладостных губ. Я двигаюсь быстро, тяну ее волосы на себя, что бы она откинула голову назад, капли падают на ее лицо и растекаются, прокладывая свой путь до ее шеи. Я чувствую что вот-вот, и я кончу, как и она, ее киска сжимается и пульсирует, пару толчков, и я кончаю в нее. Мне ни когда не было так хорошо, в глазах темнеет, появляются золотые точки, это мне напоминает темное небо со звездами. В ушах звенит - это просто эйфория, сладостная эйфория. А она двигает бедрами ко мне на встречу, еще не отойдя от экстаза. Я выхожу из нее, и из ее киски вытекает немного моей спермы, ноги ее дрожат, но не от холода, а от оргазма. Вмести с оргазмом и закончился дождь. Как будто погода нас уберегла от лишних глаз. -И что это было? - Охрипшим голосом, придя чуть позже в себя, спрашивает она. - Ничего - Отвечаю я ей. И после долгого молчания я ей отвечаю, почему так вышло - Те парни пожирали тебя взглядом я и не выдержал. Ты только моя. - Прохрипел я, горло болит, я все-таки заболел. Знаю что глупая причина, но я сильно ее ревную, хотя я знаю, что она не моя. Она свободна, и я ничего не могу поделать. Она смеется подетски и искренне целует меня в нос, все так же подетски. На следующие утро она лежит в постели с высокой температурой, и я, как доблестная мамаша, ухаживаю, ведь это моя вина, но я рад, ведь в ближайшее время она ни кого не убьет.***
Рано или поздно все заканчивается. Так и произошло у нас. Она умерла за три дня до ее совершеннолетия. Такой удел убийц умирать, они все время ходят по острию лезвия, и играют со смертью длинные партии. Но Эльза Скарлетт была та, кто играла с ней самую долгую партию. Я помню, как обнимал ее окоченевший труп, в лужи ее собственной крови. Такой первоклассный убийца и такая глупая смерть. Я виню себя. Да себя, ведь что не говори, но я одомашнил этого хищника, притупил ее инстинкт, заставил потерять бдительность. И вот она, плата - смерть. Ее поймали, когда она заходила с продуктами к нам в подъезд. И мне известна причина ее похищения - ей мстили за убийства ублюдков. Как я ее не корил, как бы мне не нравилась ее работа, она убивала ублюдков, наркоторговцев, бандитов весь этот сброд. И вот этот сброд ей отомстил... Ее красные волосы стали грязными от ее собственной крови. Ни живого места на ее хрупком теле. Ей отомстили ее же методом. Сломаны все кости до одной, ужасные ожоги. Оторванные куски кожи, с правой руки сняли всю кожу. Мне страшно даже вспоминать в каком виде я ее там нашел. Главное то, что это моя вина. Вина в том, что носитель таких волос, красных, алых волос, затмевающих красоту заката и красного солнца, больше не будет мне улыбаться. Плохие воспоминания возникают внезапно, как пламя, возникающее из ничего, но сжигающее душу. Оно так же внезапно исчезает, оставляя на душе ужасные ожоги. Но эти воспоминания, хоть и плохие, они самые сладостные, которые у меня есть, и самые дорогие. Это мое наказание и мое сокровище одновременно.