Держу

POV Табаки В прошлые разы всё было по-другому и быстро заканчивалось. А сейчас что-то явно шло не так. Припадок Македонского не начался внезапно, как это обычно происходило. С самого утра это медленно поползло по четвёртой, как тянет сквозняком из-под плохо прикрытой двери. Сразу насторожился Сфинкс. Большая мудрая кошка, не просыпаясь, навострила уши. Что почувствовал Слепой - непонятно и скрыто рваной занавеской чёрных волос. А вот я явственно услышал, как заскрипели, вращаясь всё быстрее, стрелки времени, оповещающие о приближении важного события. Хорошего или плохого - этого даже я сказать не могу. К обеду ветер усилился, и это почуяли все. Сгустился туман, потемнели тучи. Лэри даже соизволил заткнуть на время свою неугомонную пасть. Молчал Курильщик, нервно затягиваясь, испуганно и, как ему казалось, незаметно всматриваясь в лица всех присутствующих. Даже Курильщик услышал тревожный призыв ветра. - Откуда дует? - задумчиво вопросил в пустоту Горбач, высовываясь из своего гнезда. -Полководец где? - нехотя мяукнул в ответ Сфинкс. Он лежал на общей кровати, закинув длинные ноги на железную спинку. Хвост хлестал его по бокам. - А и точно, - Лэри мартышкой соскочил со своей полки и прошмыгнул в коридор. Я заёрзал под одеялом. Хотелось тоже унестись из Четвёртой по зову тревоги в поисках её источника. Но срываться с места мне ещё рано. Курильщик обжигается об окурок, гасит его и тащит из пачки новую сигарету. Лорд хмурит брови, глядит в потолок и ковыряется пилкой в ногтях. Острые белые когти нетерпеливо постукивают по обтянутым джинсами коленям. Слепой переползает под кровать, поближе к Сфинксу. Слушают мысли друг друга. Горбач вздыхает и достаёт флейту. Песня Крысолова вылетает за пределы комнаты, песня зовёт, песня ищет и не находит. Песня замолкает. Прошёл час или два. Порывы ветра уже ощутимо сильнее зашуршали развешанным по стенам и потолку хламом. Взметнули угол плаката рок-группы "Ария", сдули со шкафа обрывки старых газет, коснулись воздушного змея... Сфинкс нахмурился. Я тряхнул спутанным беспорядком тёмных волос, глубоко вдохнул и стал слушать дальше. Ветер был горячим. Ветер был горелым. Теней вдруг стало на одну больше, чем присутствующих в комнате. Сигарета выпала у Курильщика изо рта. Ещё одна, одноногая, тонкая, сутулая и какая-то суставчатая, прохромала к Слепому вдоль стены, склонилась над ним и что-то зашептала на ухо. Выпрямилась, чуть-чуть склонила голову и просочилась в коридор через приоткрытую дверь. Поднял тонкие брови Лорд, изъял из курильщиковой пачки сигарету, чикнул белой зажигалкой с фамильным гербом, сильно затянулся. Из его губ вытекло облако белого дыма, свилось в подобие крылатого ящера и бесшумно исчезло в коридоре. Сам Лорд, казалось, задремал. - Пора, - заметил Слепой, выполз из-под кровати и побрёл к двери. Снаружи по стене пробежали, постукивая по осыпающейся штукатурке ногтями, пауки его рук и направились дальше, внимательно изучая стены. Прошло ещё минут пять. - Так, - многозначительно скрасноречивил Сфинкс, скинул ноги со спинки кровати и встал. - Уже? - вопросительно вскинул я одну бровь. Не рано ли, Большая Кошка? Может, ещё обойдётся без нашей помощи? Там же Слепой. - Лэри, Горбач и Лорд не дотянулись. Сиамцы видели. Слепой бы уже привёл, - пояснил он и длинными шагами направился к выходу. - До чего не дотянулись? - запоздало бросил ему вслед Курильщик. Нет, тут процесс взросления и осознания происходящего до конца не дошёл. Такое не объясняют, и я молчу. Проходит ещё десять минут. Я уже сижу, как на выводке ежей. Лорд спит, Горбач бормочет что-то, склонившись над Нанеттой и поглаживая её по перьям. Курильщик по рассеянности усеял сигаретным пеплом весь плед. Горбач открыл форточку и подбросил ворону вверх. Коротко каркнув, она улетела. Я откинулся на подушки и закрыл глаза. Вращаются, скользят, поскрипывают огромные шестерёнки в сердце огромного механизма Дома. Лентами конвейера, стрелками компаса тянутся коридоры и лестницы. Движутся тени, движутся слова, движутся по ним невидимые потоки информации. Вот те, что ведут в нашу комнату. Пустые: штукатурочно-сальный Оборотня, песочно-зеленоглазый Кошкин, дымный, с запахом лилий и безумия - Двухголового, шумный и трусливый - Бандерлога. И тот сквозняк, от которого тревога. Горячий. Горелый. Сверху. - Вверх, - мысленно шлю подсказку. Это нехило выматывает, но я спать не собираюсь, я буду ждать и слушать. Горбач слушает. Курильщик слушает. * * * Ещё через семь минут принесли Македонского. Несли Лэри и Слепой, Лог шёл впереди, сгибался пополам от тяжести, но ругаться не спешил. Сфинкс тихо координировал направление движения. Бессознательного полководца водрузили на общую кровать, предварительно стряхнув с неё пепел, бутылки и шахматы. Курильщик кушал всех пытливым взглядом. Слепой и Лэри оползли на пол возле кровати - отдыхать. С полки свесился Горбач, поймал вернувшуюся последней Нанетту и захлопнул форточку. Сквозняк не исчез. Он сжался до пределов комнаты. А за окном собиралась гроза. Настоящая, с молниями, громом и ливнем, как я люблю. Только сейчас я её проклинаю. Выпутываюсь из своего кокона, подползаю поближе. Слепой забрался на кровать, опустил длиннопалую руку на лоб Македонского и прикрыл невидящие глаза мутными полупрозрачными веками. Сфинкс мрачно бродил кругами, не отрывая от него взгляда. Внезапно замечаю, что в центре комнаты постепенно оказались все. Щёки у полководца неестественно красные, даже веснушек не видно. Ресницы подрагивают, по телу пробегают судороги. Костяшки пальцев, выглядывающих из-под рукавов свитера, ободраны до мяса. Сам свитер перепачкан пылью и ржавчиной. - Наверху был? - тихонько интересуюсь у Сфинкса. - Я слышал тебя, - он утвердительно дёргает подбородком, - Нашёл-таки дорогу на чердак, лежал на краю крыши и бился в конвульсиях. Плохо дело. Становится совсем темно. Лэри безрезультатно щёлкает выключателем: электричество накрылось. Белое облако дыма влетает в комнату, втягивается в потухшую сигарету Лорда. Он просыпается, грациозно потягивается и ползёт помогать Горбачу зажигать свечи. - Далеко ушёл, - хмурится Слепой, убирая руку, - Придётся догонять. Все смотрят на меня. Я смущаюсь и начинаю злиться. - Ну и почему ты ещё здесь? - спрашиваю у Бледного, заранее зная ответ. - Он боится меня. Он не пойдёт за мной, убежит. Чёрт знает, что он может натворить. После Слепого я - лучший ходок стаи. И с удовольствием нырну за состайников в огонь, воду и Изнанку. А времени мало, и Слепой прав. Даже я не знаю всей силы нашего тихони Дракона. Как он нашёл чердак? Зачем собирался покончить с собой, ведь Сфинкс всё знает не осуждает его? И почему всё-таки не прыгнул?.. - Взгляни, - Вожак зачем-то поднимает тонкую, как плеть, руку Македонского. Чёрные когти раздирают кожу, вылезая наружу, кожа покрывается алой чешуей, рука не перестаёт конвульсивно вздрагивать. Слепому не нужны глаза, чтобы видеть это. Зачем? Будто я могу отказаться, могу предать. Мне много, очень, очень много лет, и меня давно так не оскорбляли. - Зря ты это, Слепой. - Мы будем рядом и вытащим вас, только найди его, - пытается ободрить меня Сфинкс. Я вздыхаю и закрываю глаза, ещё слыша его голос, - Курильщик, ты тоже пойдёшь. Когда скажу тянуть - тяни. - За что тянуть? - ну хоть не спрашивает, куда идти. Прогресс. * * * Я открываю глаза уже на границе. Быстро погружаюсь в Изнанку, но успеваю заметить, что в комнате больше народу, чем полагается быть. Помимо высокого человека с хвостом и головой кота, шестилапого Оборотня, остролицего эльфа в мерзких лохмотьях, похожего на ворона флейтиста, увешанной цепочками, серьгами и прочим металлоломом мартышки и совершенно очумевшего симпатичного котика здесь присутствуют рыжее лесное чудо в панцире и две одинаковые костляво-пернато-хромые тени, только одна потемнее. - Я решил, что помощь не помешает. Удачи, - на прощанье желает Мудрая Кошка. - Угу, - хриплю я, разворачиваю крылья из цветочных лепестков и тяжёлыми нырками влетаю в Изнанку с головой. Заброшенное шоссе с растрескавшимся асфальтом. Белая разделительная полоса совсем стёрлась. Хлещет ливень. Вот она где, буря. Вот он откуда, горелый ветер. Лес горит. Быстро набираю высоту и вижу источник возгорания: чернеющую поляну совсем рядом и бесконечно далеко от меня. Туда. Скорее. Я почти у цели, когда намокшие крылья отказываются держать меня. Истошно вопя падаю вниз. Ветка, ветка, ещё ветка, финиш, земля. Влажный мох, сосновые иголки, опавшие листья. Но всё равно очень больно. Поднимаюсь, поправляю белую чалму и бегом бегу к злополучной поляне. Ветер жжёт лицо. Пожар и ливень одновременно, каково! Ну, полководец, ну даёт. Вот они, первые обгорелые коряги. В центре этого гигантского кострища стоит тощая фигура, распространяя вокруг себя алое свечение и жар. Македонский, в разодранном свитере, полностью покрытый чешуёй, с длинным хвостом и огромными красными крыльями за спиной. Он плачет. Почему он плачет? Кто посмел его обидеть? Кто довёл его до такого? Кого мне разодрать на части? - Мак!!! Какого чёрта?! Он смотрит на меня, словно не узнавая. Идти всё труднее с каждым шагом, волны страха и жуткой усталости накатывают и отбрасывают назад, но я им не сдамся. Подхожу совсем близко, падаю на колени. В глазах темно, всё плывёт, всё плавится от нестерпимого жара. Я зову его по имени. Я знаю его имя. Я знаю имена всех, кто когда-либо жил в Доме. Но от этого только хуже, он опускается на покрытую пеплом землю рядом со мной, закрывает лицо руками, рыдая уже в голос. Наверное, всё это как-то связано с его прошлым, а я, дурень, ещё и напомнил... - Македонский! Это же я, я, Табаки! - хватаю его за запястья, отрываю руки от лица и гляжу в глаза. О, Господи. Боль, острая и тянущая, внезапная и не прекращающаяся ни на мгновенье, хлещущая через край и растекающаяся кровавыми лужами. Тьма, холод и одиночество, ледяные пальцы рвут в клочья душу. Цепи, кандалы, стены, ожоги и кровоточащие струпья, гной и черви. Обжигающе-едкий лимонный сок, как серная кислота на коже, ромашки лезут в глаза, заслоняют свет, заполняют всё вокруг. СОТВОРИ НАМ ЧУДО!!! СОТВОРИ ЕГО, СЕЙЧАС ЖЕ!!! Сзади с мерзким шипением разбиваются покрытые чёрно-белой рябью экраны сотен телевизоров, из трещин выползают, шибая током и извиваясь, толстые разноцветные кабели, обвиваются вокруг шеи, душат. Кровавая пелена перед глазами, хохот, вой, рычанье, женские громкие всхлипы, визг детей, ВОЗВРАЩАЙСЯ НА ЦЕПЬ, НАШ АНГЕЛ!!! Трясу головой и отгоняю чужие галлюцинации, хватаю Красного Дракона и прижимаю к себе, прикосновениями передаю своё спокойствие, делю тяжесть видения пополам, на лбу выступают капли пота, кружится голова. Голоса теперь и в моём мозгу, боль и в моём теле, взрывает изнутри, рвёт и ломает. Падаю за ним, в пустоту, в ад. - Я не отдам тебя им! Не уходи! Ты слышишь?! Ты слышишь меня, Македонский?! - ору, как безумный, поднимаю лицо, заставляю глядеть в глаза, покрываю поцелуями щёки. Тоже плачу. Не смог, опоздал, упустил! - Да, - тихий полустон, полувыдох. Сердце жарится на гигантском костре. Падаю за ним, вижу его. Алое пятно, скорчившееся в жуткой муке. Ловлю, намертво вцепляюсь в талию. Нашёл. Поймал. Держу. - Держу!!! - кричу из последних сил. И словно прочным канатом тянет вверх. Темнота. Закрываю глаза. * * * Открываю глаза, в них пыль и пепел. Свечи не горят. Все здесь. Слышится общий вздох облегчения, зажигаются сигареты, оранжевые огоньки освещают лица. Сквозняка как не бывало. - Провозились полночи. Что там такое было? - устало интересуется Слепой. Не хочу объяснять. Не хочу вспоминать. Молчу. Замечаю, что всё ещё прижимаю дохлое веснушчатое тело к себе. Рыжевато-русые волосы щекочут мне нос, полководец вполне мирно посапывает во сне. Получилось. - Мы так и не смогли вас расцепить. Альтернатива тле, Курильщик: кто свободнее, два клеща или дракон? Кидаю в Сфинкса подвернувшуюся под руку подушку, ориентируясь на голос. Мимо, кажется. Македонский вздрагивает во сне, и я поспешно возвращаю руку на место. - Спите уж так, не буди его, - сонно тянет Слепой, встаёт с кровати и пробирается к себе на матрас. Все расползаются по местам, с руганью и опрокидывание всякого разного. Потом резко включается свет, заработало электричество. Крики и недовольство, "Да тихо!" Слепого и снова блаженная темень. Как же я устал... Устраиваюсь поудобнее, не сдерживаюсь и касаюсь губами в кой-то веки открытого лба Македонского. Спать. Срочно.