Свет мой зеркальце, скажи

Патрик иногда не любил зеркала. Он ненавидел в них смотреться, потому что знал, что периодически они нагло врут. Особенно, когда у него было плохое настроение. Вэйл внимательно изучал свое отражение. Он устал. Он был выжат и вымотан, как загнанная лошадь. Пат прищурился и скривил губы – пересохли и потрескались от жары и постоянных нервов. Наверняка заразился от рыжего. В рекламу помады с таким ртом его не возьмут, но никто не жаловался. Загар, конечно, можно и поровнее, на всю морду, а не только ту часть, которая не покрыта волосами. Патрик машинально провел ладонью по щекам и уже привычно подумал, что надо побриться. И кремом рожу помазать. Как телке. Только телок ебет количество морщин на их нежных личиках, а Вэйлу было все равно. Как на мимические, так и на складку между бровей. - Я тебя ненавижу, придурок, - сказал Пат своему зеркальному двойнику и, подумав, показал язык. Отражение бесстрастно повторило его выходку и вроде даже посвежело. Чуть-чуть. В приятном полумраке комнаты оно выглядело получше и даже не было так заметно то, что корни не мешало бы подкрасить. Да и краска тоже стала блеклой. Как вся моя жизнь в этом месяце, мелькнуло в голове. Пат снова почесал заросшие щеки и приблизился к зеркалу так, что чуть не касался кончиком носа. Холодное. Единственное, что ему сейчас нравилось – это были брови. Патрик тащился от своих бровей и даже пригладил их от полноты чувств. Он гордо проигнорировал какое-то мелкое покраснение, списав это на экологию и недосыпание, не к добру вспомнил рыжего («От такой подозрительной сыпи народы погибали!») и наконец-то отошел от зеркала. Для того чтоб взять в руки бритву или триммер, он все еще морально не созрел. А Грегори было хорошо. Оборотню было прекрасно и радостно, потому что жизнью он был доволен дальше некуда. Даже эльф спал и не мог съязвить что-то по этому поводу. Рыжий вообще лежал бревном и не собирался подавать никаких признаков жизни до утра. Это радовало О’Коннора еще больше и вселяло надежду. Гри никуда не спешил этой ночью. Он отмывался в ванной и приводил себя в порядок. Оборотень превращал себя в культурное существо. В конце концов, он взял в руки гель для бритья и окинул взглядом свое отражение перед тем, как обмазать щетинистые щеки. Грегори не мешало бы побриться. Грегори б даже подстричься не помешало бы, а то и вообще срезать свои отросшие волосы или сбрить их разом, как сейчас развлекается эльф. Оборотень подцепил кончик прядки и поднес к глазам. Пахнут почему-то чужим шампунем. Ну и черт с ним. В любом случае, пока не лень завязывать космы в хвост, О’Коннор даже шагу в сторону парикмахерской не сделает. Разве что только для того, чтоб покраситься. Сделать одного цвета с бровями и ресницами, которые были темнее волос на несколько оттенков. Именно поэтому рожа Гри вечно такая загадочная и похожа на кирпич. Оборотень улыбнулся. Ллиру нравится видеть, как губы О’Коннора, очерченные и выразительные, растягиваются. И неважно в чем – в улыбке, ухмылке или кривой усмешке. Впрочем, Гри самому нравится его улыбающаяся рожа. Он был доволен. Грегори было глубоко все равно на его внешность. Оборотень тряхнул башкой, разметав спутанные влажные волосы, и, задумчиво посмотрев на все еще зажатый в пальцах гель для бритья, окинул изучающим взглядом свою рожу еще раз. Прикрыл на миг веки и решительно выдавил гель на ладонь. А потом смыл под водой. У него отпуск. Развернувшись на пятках, Гри уверенно зашагал в сторону спальни. Все его наполеоновские планы переносились на утро. О’Коннор сам не знал, какого черта был так искренне уверен, что подорвется чуть позже рассвета. Рыжего обходила стороной легенда о том, что эльфы все повально прекрасны и неописуемо возвышенны. Прекрасной была мама, временами побрившийся Нуада, а своей мудростью и возвышенностью сбивал с ног отец. Ллир вообще не верил в то, что он прекрасен настолько, что хоть картины с него пиши. Остроухий с утра не верил ни во что, кроме апокалипсиса, дефолта и падения евро, поэтому единственной его целью было поскорее отделаться от всех обязательных утренних процедур. И, в конце концов, уйти. Но рыжий задержался. Эльф внимательно посмотрел на себя в зеркало. Прекрасным в нем был только нос с горбинкой, рыжие брови и отросшие волосы. Все остальное исключительно на любителя. Например, рот. Широкий рот с пухлыми (почти бабскими) губами. Ллир привычно облизнул и скорчил рожу, самому себе доказав, что мало кто представлял эльфов такими клыкастыми. Донован почесал лоб. Подозрительно изучил лицо на наличие новых веснушек. Он нашел только царапину от ветки. Шрамы он давно воспринимал как дополнение к веснушкам и считал, что так тоже сойдет. Под глазами тени. Ллир углядел выпавшую ресницу (тоже рыжую), она почему-то поблекла на фоне всего этого безобразия, и сдул в раковину. Не до желаний с утра. В целом, состояние рожи в такую рань эльфа устраивало. Донован коснулся свежего синяка на скуле и поджал губы. Деревья сопротивлялись. И самое обидное, что это было правдой, и царапину с синяком он заработал исключительно из-за невнимательности и крайне задумчивого состояния. Ллир задумчиво потер старый шрам на переносице, повел носом, учуяв аромат свежесваренного кофе, и пошел на кухню эволюционировать. Проблемы внешности в выходные волновали его не больше, чем цвет трусов живущей по соседству разведенки.