***
Лёд – это вода. Вода – это лёд. Простая истина. Не следует её забывать. Посланцы Ётунхейма явились в Асгард ранним солнечным утром. Скромная процессия из трёх великанов, опущенные долу взоры. – Мы пришли с миром, – повторили ётуны Хеймдаллю в лицо. – Мы пришли торговать. Сколько страж ни всматривался, не заметил ничего подозрительного или опасного: оружия у купцов не было, да и не спрячешь его ни в набедренных повязках, ни за тонкими ремешками обуви, ни во фляге с водой. Ётуны повезли тонко выделанные шкуры своих чудовищ на асгардский базар. По пути один из купцов ополоснул флягу в фонтане и наполнил свежей водой – незначительное дело. А вода текла. Гибкая, всепроникающая, забывшая твёрдость льда, но подчинённая воле, безошибочно чувствовавшей цель: из фонтана по трубам, дальше-дальше-дальше, до королевского дворца, до королевской кухни, в золотой кувшин. Кувшин поставили на золотой поднос. Золотой поднос взяла служанка. Ограниченная в движении, вода продолжила путешествие: ниже-ниже-ниже. В подземелья. В королевскую тюрьму. Меж стражников, меж белых камер за волшебными стёклами, в одну-единственную камеру с дорогим убранством. На золотой софе лежал Локи и смотрел в белоснежный потолок, перебирал воспоминания, утекавшие по реке времени, угасавшие в пучине обид. Тихая поступь служанки не заставила оглянуться. Но когда женщина ушла, леденящий шёпот пробрал до костей: – Локи Лафейсон из Ётунхейма, исполни свою судьбу. Шея Локи закостенела от ужаса, инстинкт подсказывал: обернуться равносильно смерти. – Локи Лафейсон из Ётунхейма, – нежно повторил голос: так нежно, так ласково, что… Локи обернулся: золотой кувшин побелел от кристалликов льда. Их становилось всё больше: мириады сверкающих белоснежных лезвий. В ужасе закрывшись руками, Локи закричал…***
Окна в просторной комнате были открыты, и перья застывших на подоконнике воронов вздрагивали от сквозняка. На полностью занявшей массивный стол карте Ванахейма блестели золотом значки асгардских отрядов, и угольной чернотой противились им силы мятежников. Облачённый в броню, как и положено в военное время, Один тяжело опирался на столешницу, единственным глазом следя за движением пальца Тора в накидке цвета воронова крыла: – Вот у этого брода третий отряд попал в засаду. Никто не выжил. Я отправил Сиф и Фандрала с пятым и шестым отрядом, они… Двустворчатые двери распахнулись. Бледный Эйнхерий почти у порога рухнул на колено: – Всеотец. Принц… – Говори, – Один оттолкнулся от столешницы и сделал шаг вперёд. Язык эйнхерия скользнул по пересохшим губам, и полный страха взгляд обратился к властителю. Один понял: – Локи… Тор выступил вперёд, качнул головой, не зная, что сказать, но предчувствуя беду. – Камера внезапно наполнилась льдом, – дрогнувшим голосом пояснил эйнхерий. – Мы не можем войти, не знаем, что… Пульсирующий сигнал тревоги наполнил дворец. Мерзкий, беспокойный звук так не подходил величественному Асгарду, что у всех вызывал нестерпимое желание положить конец его причине. – Ты в тюрьму, я – в оружейную, – бросил Один и пошёл за Гунгниром. Пусть отец оправился, Тор не желал подвергать его опасности и, скинув накидку, протянул руку к летевшему на зов Мьёлльниру. Лестница в тюрьму встретила Тора пробиравшим до костей холодом. При каждом выдохе у лица клубились облачка пара. Внизу было темно и тихо. Спустившись на несколько ступеней, Тор замер с поднятым Мьёлльниром. Там, в глубине, что-то потрескивало. Чудились шаги. За спиной Тора затряслись огни факелов, и его вытянутая тень дёргалась в судорогах. Холод усилился. Под бронёй кожа топорщилась мурашками, волосы ставали дыбом от шелестящего звука. Тор понимал: там, внизу, все мертвы. Оттуда веяло смертью. Запах льда мешался с запахом крови. На каменных ступенях растекались белые лужи, против всяких законов природы медленно и неумолимо переползая снизу вверх. Белоснежные, искрившиеся кристаллы… иней. «Камера внезапно наполнилась льдом», – отчётливо прозвучали в памяти слова эйнхерия, и Тор отступил на шаг. И ещё. И ещё. Грубый камень скрипел под сапогами, иней торопливо тянулся к ним, всё быстрее заполоняя ступени. По стенам к Тору с хрустом потянулись ледяные шипы. – Тор, сын Одина, – прошептал мрак, и в его глубине вспыхнули алые глаза. Скрежет. Треск льда. Цепенящий холод. Шаг за шагом Тор отступал, выводя врага в свет факелов. И уже догадывался, кого увидит… Сзади раздался топот десятков пар ног, и стало даже теплее. Скрипели и звякали доспехи эйнхериев. – Дорогу! – бас Вольштагга помог обмиравшему сердцу забиться скорей. – Пропустите! – спешил на помощь Фандрал. На верхней ступени Тор остановился. Иней полз к нему, мерцавший свет вылизывал из мрака тонкую фигуру, отражался в красных глазах, придавая им какую-то нестерпимую кошмарность. Ужас сковывал мышцы. «Сон», – мелькнула дикая мысль, за секунду до того, как свет озарил чёрные волосы, синий лоб… Ётун невысокого роста. Ётун со знакомыми, но ранее не виденными чертами. Локи… из Ётунхейма. Закованный в ледяную броню, вооружённый огромными ледяными клинками-шипами. По бокам от Тора, источая живительное тепло, встали Вольштагг и Фандрал. Ждали приказа. Позади, тоже нёсшие тепло, выстроились эйнхерии, готовые поддержать и, расступившись, прикрыть собой. Снизу, обволакивая всё мертвящим холодом и серым льдом, поднимался Локи. Огненно-красный взгляд жёг, словно вымораживал душу Тора. – Тор, сын Одина, – процедил, кривя синие губы, Локи и поднял меч изо льда. – Локи, – Тор сглотнул, дыхание его стало настолько холодным, что даже не превращалось в пар. – Остановись. Улыбка, исказив синее лицо, сузила алые глаза: – Хорошо, Тор, сын Одина. Сейчас я остановлюсь. Сзади кто-то вскрикнул. Шуршание. Уловив блеск на ступенях, Тор опустил взгляд: по полу текла вода, стекала к ногам Локи, собиралась в ледяные копья. – Отступить! – рявкнул Тор, глядя брату в глаза, и попятился вместе с друзьями. Вода вспухала кристаллами льда, цеплялась за сапоги. Угрожающе позвякивали ледяные копья. «Почему не нападает? – лихорадочно думал отступавший Тор, чувствуя за собой тепло эйнхериев. – Почему? Почему? Почему?» Лёд поднимался из воды штыками, теснил асгардцев. «Почему?» – Тор всматриваясь в сиявшие, полные ненависти глаза, столь чуждые знакомым чертам лица, изуродованным синевой и неровностью ётунхеймской кожи. «Почему?» – тысячами иголок впивался вопрос. Лезвия льда сверкали в свете факелов, холод сковывал мышцы. Эйнхерии уже высыпали в просторный зал, выстраивались у колонн. Сверкнул приподнятый топор Вольштагга, со свистом рассекла воздух рапира Фандрала. Тор отступал, ведь Мьёлльниру нужно пространство, иначе молнии покалечат своих. Отступал потому, что в зале проще навалиться всем вместе. Потому что численное преимущество бессмысленно в узком коридоре, и законы тактики велят отступать на широкое пространство. Но почему Локи упорно шёл в ловушку? Обезумел? Уверен в своей силе? Он шагнул в зал и усмехнулся в лицо замахнувшемуся Мьёлльниром Тору. – Тор, сын Одина… – будто заводной повторил Локи. «Иллюзия?» – предположил Тор, и липкий страх на миг задержал его руку. Мьёлльнир врезался в пол, всё дрогнуло, и молнии разбили фигуру Локи на сотни осколков. Серо-белыми лепестками посыпались ледяные шипы и копья. – Что это? – первым опомнился Фандрал и, тут же поняв, прикрыл глаза. – Ловушка, – отвернулся Тор. – В оружейную! Мьёлльнир понёс его по коридорам на помощь отцу. На ступенях в оружейную медленно таял лёд, точно дымился. Это неспешное таяние страшнее мертвящего холода тюрьмы: оно значило, что там, в тёмном низу, всё кончено. Все мертвы. Даже отец. Запах крови тревожил, пронзённое ледяным клыком тело эйнхерия перегораживало дорогу. Кровь, испещренная кристаллами льда, застыла. Тор снял со стены тусклый, будто боявшийся светить, факел и пошёл вниз. Гулко отдавались шаги. Нужно было убедиться. Увидеть собственными глазами. Второй раз ётунхеймский лёд осквернил оружейную Асгарда. Когда-то верилось, что здесь больше не будет замороженных тел, но, как и в день своей несостоявшейся коронации, Тор видел их и каждую секунду ожидал наткнуться на мёртвого отца, до дрожи этого боясь. Свет выхватил из темноты выбеленное изморозью древко Гунгнира. Тор застыл, не решаясь сделать шага, не представляя, что делать дальше, как дышать. – Тор… – слабый шёпот поразил до глубины души. И разбил оцепенение. Пламя засверкало на множестве ледяных шипов, придавивших Одина к стене. Острия упирались в грудь, в горло. Сипло, тяжело дышал Один. От пореза на скуле дорожка из крови, словно слеза, протянулась к бороде. Подбежав, Тор вгляделся в сплетение льда, отыскивая способ освободить отца так, чтобы не растревожить раны, и оторопел: лезвия и острые края были подогнаны опасно близко, не давая шелохнуться и нормально вдохнуть, а всё же они только лишали подвижности и не причиняли вреда. Среди двух десятков убитых Один был жив и почти невредим. Отставив Мьёлльнир, Тор поднял Гунгнир, настолько холодный, что к нему липли пальцы, и, вставив факел в выемку, словно рычагом стал отжимать древком намороженные шипы. С неохотой, хрустя-рыча, лёд отпускал горло Одина из бритвенно острых клыков, гулко падал к ногам. На золочёной броне остались вмятины и царапины. Когда грудь освободилась, Один отдышался. Потирая шею, хрипловато велел: – Хеймдалль, закрой Радужный мост и объяви военное положение. Оно забрало Ларец Вечных Зим. Отбивая лёд с ног отца, Тор переспросил: – Оно? – Не знаю, что это было, – к голосу Одина возвращалась сила и решимость. – Но Асгард и, возможно, все Девять миров в опасности. В отогревшихся светильниках затеплилось сияние, тьма сменилась полумраком: зал казался белым, бесценные артефакты покрывал лёд. Тор продолжал мерными ударами Гунгнира освобождать ноги привалившегося к стене отца. Обеспокоенный Фандрал первый влетел в подземелье, и не успел ещё опустить оружия, как Один приказал: – Фандрал, организуй прочёсывание города. Похищен Ларец Вечных Зим. Встретите Локи – убейте. Тор застыл с приподнятым копьём. – Слушаюсь, – кивнул Фандрал и побежал назад, а Тор вновь ударил сковавший отца лёд и тихо промолвил: – Локи тебя не убил. – Остальных будет убивать. Посмотри вокруг. Вольштагг, тяжело дыша, спустился к ним и поспешно утёр со лба пот: – Всеотец, какие будут приказы? – Ты с тремя отрядами усилишь охрану Радужного моста. Вернуть Ларец Вечных Зим и остановить Локи нужно любой ценой. – Слушаюсь, – Вольштагг грузно затопал по лестнице. Светильники разгорались всё больше. Поднатужившись, Один освободил ногу и опёрся на подставленное Тором плечо, почти ласково сказал на ухо: – Знаю, тебе это не по душе, но личные привязанности не должны стоять над благом Асгарда и жизнями подданных. – Знаю, папа, – кивнул Тор и сильным ударом расколол последний кусок льда, поддержал качнувшегося Одина. – Тебе нужно к целителям. – Боюсь, что да, – вцепившись в Гунгнир до побеления пальцев, Один отпустил Тора, пошатнулся, но устоял. – Иди, проведай мать. Скажи, чтобы никуда не выходила, усиль охрану. Потом ко мне. – Я мигом, – пообещал Тор. Поднявшись на несколько ступеней, он обернулся: одной рукой опираясь на обмороженный постамент, а другой держась за копьё, склонивший голову отец едва стоял, и казалось, что каждый вдох даётся ему с трудом. Не успел Тор проделать и половину пути до маминых покоев, как она из ниоткуда возникла перед ним, бледная и встревоженная. Радостная синева платья не вязалась с болезненной печалью. Тор остановился перед иллюзией. – Тор, я говорила с отцом и Хеймдаллем и всё знаю, – губы её дрогнули, словно она сдерживала слёзы, глаза и впрямь блестели, и голос стал слабым, тонким – непривычным: – Не могу связаться с Локи. Я его не чувствую. Совсем. Внутри будто струна оборвалась, Тор качнул головой: «Это не значит, что Локи умер». Мамины глаза заблестели сильнее, судорожно сжались тонкие пальцы. – Будь осторожен. Тор, умоляю, будь осторожен. Она растаяла, но Тор успел заметить скользнувшую на бледную щёку слезу. В комнате, где меньше часа назад Тор отчитывался о делах в Ванахейме, было также солнечно. Но не осталось и следа былого покоя: по синему небу сновали золотые ладьи, вороны то и дело хлопали крыльями. За столом Хеймдалль сидел мрачнее грозовой тучи, золотистые глаза светились от напряжения. Напротив, укутавшись в меховую накидку, располагался Один. От пореза на скуле не осталось и следа, ждал своего часа прислонённый к креслу Гунгнир. Кубок с целебным зельем испускал пар. Между Хеймдаллем и отцом устроился Тор, Один поминутно отпивал зелье. Нахмурившись, Хеймдалль заключил: – Думаю, ётуны ушли из Асгарда Тайными Тропами. – Что творится в Ётунхейме? – Один отставил кубок. – Ётуны сходятся к разлому на месте королевского дворца и спускаются во тьму. Что там происходит, я не вижу и не слышу, – уязвлённое самолюбие отражалось в голосе Хеймдалля едва прикрытым раздражением. Тяжко вздохнув, Один опустил ладони на столешницу, задумчиво смотрел перед собой: – Нужно провести разведку. – Я пойду, – с готовностью предложил Тор, но Один устало покачал головой: – Это слишком опасно. – Я справлюсь. Один повысил голос: – Это слишком опасно. – Но кто-то должен это сделать, а я… – Наследник престола, – отрезал Один. – Ты, будучи наследником престола, дома не сидел. Покачав головой, Один устало произнёс: – Ты не понимаешь: есть случаи, когда риск не приемлем. Мы не знаем, что там происходит. – Именно поэтому… – Тор умолк, повинуясь поднятой ладони отца. – Всё уже решено. Отряды? – Готовы, – кивнул Хеймдалль. Обида кольнула Тора: отец ещё не доверял его суждениям, обращался как с маленьким. Один продолжил: – Сейчас войска перегруппировываются на случай внезапной атаки. Мы пойдём на мост и будем ждать результатов разведки. Если потребуется – вмешаемся. Неспешность убивала: Тор хотел разобраться с этим скорее. Жаждал понять, что произошло, как в этом замешан Локи и что с ним случилось. Когда Локи сидел в тюрьме, было спокойнее: он в безопасности и вреда никому не причинит. А что теперь? Жив или мёртв? Последнее, хоть Тор и поклялся вычеркнуть брата из сердца, пугало. Видимо, Один почувствовал это беспокойство и сурово напомнил: – Не время для личного. Тор кивнул. Он уже собирался подняться, когда дверь распахнулась, и в комнату быстро вошла Фригг с потрёпанной блекло-коричневой книгой: – Как ты и просил, я перерыла всю библиотеку и, кажется, нашла то, что нужно, – бойко отчиталась Фригг. Только чуть покрасневшие глаза выдавали недавнее смятение, а так даже щёки у неё зарумянились. Книга шумно обрушилась на стол. – У нас всё же есть ётунхеймские сказки, – выдохнула Фригг. В ответ на вопросительный взгляд Тора Один быстро пояснил: – Реальные истории за давностью лет часто становятся сказками. В них может быть полезная… – Я нашла только четыре сказки, но одна из них… – будто не услышала его Фригг. В старой книге картинки выцвели и не двигались, как в лучших асгардских изданиях. Синие фигурки ётунов едва проглядывали на сером фоне. – Сказка о сердце Ётунхейма. Богиня-мать Тьма создала Ётунхейм, сотворив из своего тела и света серый лёд, а сама стала центром мира. Заскучав, изо льда она сделала ётунов и играла ими, словно куклами. То, что дальше, не так важно, – нахмурилась Фригг, торопливо пролистывая страницы. – Потом Тьма влюбилась в одного из них. Вскоре на охоте зверь пронзил его сердце. Ётун умер. Его душа была запечатана в Ларец Вечных Зим. Не выдержав тоски по любимому, Тьма отдала ему своё сердце. Ётун ожил. Обессиленная Тьма уснула до тех времён, пока кровавая жертва не сможет её пробудить. Тьму положили в глубоком, бескрайнем разломе, с помощью Ларца Вечных Зим запечатали этот разлом крышкой изо льда. Над усыпальницей построили храм. Ётун с сердцем богини стал её жрецом, – голос Фригг изменился, зазвенел: – Позже – царём. Храм превратился во дворец. Королевский род Ётунхейма, оставаясь жреческим, наследовал сердце богини-матери, чтобы, когда придёт время, возродить её к новой жизни вместе с возлюбленным. Оторвавшись от книги, Фригг убито закончила: – Локи ведь из королевского рода Ётунхейма. – Надеюсь, это лишь сказка, – Один тяжко вздохнул. – Только богинь ётунхеймских нам не хватало. Явно рассердившись, Фригг поджала губы, но вместо выражения недовольства напомнила: – Выпей зелье. – Оно гадкое, – насупился Один. Посуровев, Фригг нависла над ним: – Пей. Он подчинился. Тор обдумывал сказку и её совпадение с нынешними событиями. Его печальное заключение озвучил Хеймдалль: – К сожалению, ётуны сейчас все как один движутся именно к разлому на месте королевского дворца. – А Ларец Вечных Зим был похищен, – вставил Тор. – И Локи, – Фригг грозно следила за допивавшим зелье Одином. Отставленный кубок цокнул о столешницу. – Пора, – Один грузно оттолкнулся от подлокотников. Фригг ухватилась за Гунгнир и выразительно посмотрела на мужа. «Будет просить за Локи, – понял Тор. – Это надежда на лучшее, или мама что-то почувствовала?» – Идите, – кивнул на выход Один, и Хеймдалль первым отправился на пост. Сделав несколько шагов, Тор не выдержал: – Мам, ты… у тебя получилось связаться с Локи? – Нет, – тихо отозвалась Фригг. – Иди. Нам с отцом нужно поговорить. Фригг и Один пристально смотрели друг на друга. Тор отвык от выражения нежности на лице отца. Стало неуютно: словно подглядел что-то запретное. «Родителям есть о чём говорить помимо Локи», – Тор затворил двери. Ожидание растягивает время. На мосту выстроились отряды, купол был раскрыт, чтобы пропустить золотые ладьи разведчиков. Те отправились в Ётунхейм минут десять назад. Хеймдалль следил, готовый в любой миг выдернуть эйнхериев с вражеской территории. Рядом опирался на Гунгнир Один, а Тор держал руку на висевшем у бедра Мьёлльнире. Ветер трепал волосы, блестели на солнце доспехи. Два ворона кружили в небе, но будто не решались сесть на плечи хозяину. – Они приближаются к разлому, – Хеймдалль моргнул. – Патруля нет, всё… Его передёрнуло, во взгляде отразился ужас, губы приоткрылись. – Что происходит? – потребовал отчёта Один. – Что-то утащило их в темноту. Один подступил: – Что-то? Что-то? Хеймдалль мотнул головой: – Я не вижу, это… – он проморгался. – Это Локи. – Локи? – одновременно уточнили Тор и Один. Кивнув, Хеймдалль нахмурился: – Хочет поговорить. – С кем? – С обоими, – Хеймдалль посмотрел на них. – Нет, – Один покачал головой. – Этого не будет. Вдруг лицо Хеймдалля посерело, он вытянул шею, словно всматриваясь во что-то. – Что такое? – подался к нему Тор. Часто заморгав, Хеймдалль глянул в другую сторону. – Что ты видишь? – пророкотал Один. – Что? – Там… Там царица. – Что? – задохнувшись, Один покачнулся. – Этого не может быть, она не могла… – Тайные Тропы? – растерянно пробормотал Тор. – Мама… – Она бы не пошла туда сама. – Не пошла бы? – неуверенно произнёс Тор и переглянулся с отцом. – Фригг нет во дворце? – сердито спросил Один. – Не вижу, – откликнулся Хеймдалль. Один кивнул: – Как она там? – Ётун держит у её горла нож. – Что делает Локи? – хмурился Один. – Смотрит на небо. Предлагает поторопиться. – Я пойду. Ты, Тор, остаёшься, – Один шагнул к краю платформы. Для виду Тор возмутился: – Но… – Никаких «но», – резко ответил Один. – Хеймдалль. Страж нехотя вставил меч в пусковой механизм. Радужное сияние вспыхнуло и унесло Одина. – Теперь меня. Как появится возможность – высылай подкрепление, – Тор встал на место отца и, полуобернувшись, грозно добавил: – Никаких «но». Кажется, Хеймдалль и не собирался возражать. В следующий миг Тор окунулся в пёстрый свет, уже в полёте вытянул вперёд руку с Мьёлльниром… Глаза не сразу привыкли к серо-голубому освещению Ётунхейма. Это был берег на краю моря неподвижной холодной тьмы. В полуобъятиях великана яркой бабочкой стояла Фригг, гордо вскинув голову, и ледяное лезвие застыло у напряжённой шеи. Ётуна хотелось порвать. Тор покосился на отца. Свой гнев Один выразил только испепелявшим взглядом. – Не уйду, – заверил Тор, надеясь, что отец сможет воспользоваться его присутствием для спасения мамы, и повернулся к невысокому ётуну в ледяной броне. Черты лица Локи угадывались в синей морде, но голос был чужим: – А, Тор из Асгарда, – ётун ухмыльнулся. – Ещё мальчиком ты мечтал изничтожить моих любимых детей. Ай-яй-яй, – оно покачало головой. – Плохой мальчик, очень плохой. Было холодно – слишком холодно даже для Ётунхейма. Холод иголками впивался в мышцы, взгляд красных глаз замораживал душу. Крепче сжимая Мьёлльнир, Тор грозно спросил: – Тьма, или как там тебя, что ты сделала с Локи? Оно улыбнулось: – Те, кто обижает мои… – Ответь! – Тор пригрозил молотом. – Что ты сделала с Локи?! Говори! Блеснул Гунгнир. В багряной вспышке огненной струи исчезла голова великана, туловище запрокинулось, рассыпаясь на осколки. Фригг выцвела, посерела. Миг ещё была статуей изо льда – и тоже рассыпалась. «Ловушка», – под ложечкой засосало, Тор посмотрел в красные глаза и крикнул одновременно с отцом: – Хеймдалль! Но ничего не произошло, только тварь чуть склонила голову набок и улыбнулась: – Один, сын Бора, царь Асгарда, ты виновен в… Тор швырнул Мьёлльнир. Вспышка молний, дикий взгляд ётуна за миг до того, как молот врезался в грудь. Тело отлетело, покатилось по неровному льду. Мьёлльнир вернулся в руку Тора. Пламя Гунгнира опалило приподнявшуюся тварь. Молот-огонь, молот-огонь. Удар за ударом. «Так легко?» – подумал Тор и едва увернулся от выпершего снизу шипа. Лезвие пропороло сапог Одина и соскользнуло по икре. Пришлось отступить. Тварь скалилась. Прорехи в ледяной броне зарастали, скрывая обожжённую плоть. В море тьмы вспыхнули мириады красных огоньков. Ётуны медленно, точно лунатики, брели к берегу. – Хеймдалль! – Один очертил отделивший от великанов полукруг из огня. – Он тебя не слышит. И не видит, – поднялась тварь, правая рука безвольно болталась вдоль тела. – Хорошо знать, как его обмануть, и иметь возможность это сделать. Страж нам не помешает. Больше никто не помешает, Один из Асгарда. С тех пор как ты залил мой лёд кровью моих детей, я мечтала с тобой встретиться. Мьёлльнир полетел в тварь и отскочил от взметнувшегося льда. – Никто не помешает, – многозначительно повторил ётун. И лёд заплясал, стал подниматься выше, шире, разделяя Тора и Одина. Первые великаны покинули море тьмы, протянули огромные руки, надвигались, огибая стену огня. Удар Мьёлльниром о землю пустил волну, точно кегли, ётуны падали, сшибали друг друга, барахтались перевёрнутыми жуками. Взмыв в небо, Тор ускользнул от рванувшихся из земли острых льдин. Выше было теплее, чем внизу, трещали молнии, подвывал ветер. Нацелившись на тварь, Тор камнем рухнул вниз. В поднятой синей руке вспыхнул голубой прямоугольник Ларца. Поток ледяного ветра подбросил Тора, замораживая. Удар о землю выбил дыхание. Руки не шевелились – их сковал лёд. – Тор! – глухой окрик отца. Надо собраться. Мьёлльнир лежал рядом, запечатанный в глыбу льда. Глухие голоса. Тор выгнулся: ноги Локи. Тварь стояла рядом, точно издалека донеслось: – На этот раз твои сыновья не спасут тебя, Один. «Мьёлльнир, – звал Тор, молот вибрировал в ледяном узилище, рвался на свободу. – Мьёлльнир!» В поле зрения оказались колени. «Колени отца», – Тор перевернулся: Гунгнир торчал в намороженной глыбе. Скованный льдом Один стоял на коленях, зло глядя в лицо чудовища. Голос того зазвучал чётче: – Убивать моих детей – непростительно! Голова Одина дёрнулась от пощёчины, на скуле остались три кровавые полосы. – Как ты посмел? – снова ударила тварь. Стиснув зубы, Тор заставил себя подняться на колени. Лёд вокруг Мьёлльнира шёл трещинами. Взывая к верному боевому товарищу, Тор тянул руку. В небе вспыхнул свет. Радужный столб ударил в центр двух выжженных недавно кругов и схлынул, оставив Фригг. Ни оружия, ни охраны. Синее платье казалось слишком ярким в здешнем блеклом пейзаже. Отыскав взглядом Одина и Тора, Фригг облегчённо выдохнула и решительно направилась к чудовищу. Оно качнулось, отступило на полшага: дыхание его вдруг стало частым и прерывистым, как у загнанного зверя. Тор пополз к Мьёлльниру, ещё более рьяно его призывая. Фригг остановилась рядом с Одином и коснулась его обледенелого плеча, но смотрела на чудовище: – Я пришла за мужем и сыновьями. Отпусти их. Она была полна решимости, глаза сияли. Ледяные оковы вдруг посыпались с Одина, тварь отодвинулась ещё на полшага: – Оружие оставлю себе. Убирайтесь. Попробовав подняться, Один снова рухнул на колени. Не сводя с твари лучистого взгляда, Фригг решительно напомнила: – За сыновьями. Обоими. Тварь оскалилась. Фригг шагнула вперёд: – Локи – мой сын. Я пришла и за ним тоже. – Он никогда не был твоим, – зло выплёвывая слова, попятилось чудовище. – С самого своего зарождения в утробе матери он принадлежал только мне, он должен был стать моим… Тор шаткой походкой двинулся к родителям. Ётуны лежали неподвижно – марионетки с обрезанными нитями. Тьма явно не была всесильной. – Это его судьба, – шипело чудовище. – Его предназначение. И то, что твой бесчестный супруг украл его с моего алтаря, ничего не меняет. Рванувшись вперёд, Фригг схватила тварь за запястье: – Локи мой сын. По синей коже поползло высветлявшее её сияние. Тварь дёрнулась, отскочила, тряся порозовевшей рукой: – Он принадлежит Ётунхейму, – лёд окутал руку полупрозрачной бронёй. – Его сердце принадлежит мне. Ухватившись за плечо Тора, Один поднялся. Стоявшее в десяти шагах от них существо сверкало красными глазами, скалилось, но не могло скрыть страха. Оно смотрело на Фригг, и его лицо приобретало знакомое жалобное выражение. Фригг слабо улыбнулась: – Локи, ты же хотел встретиться со мной по-настоящему. Вот я. Лёд вокруг Мьёлльнира хрустнул и раскрылся. – Иди ко мне, – Фригг распростёрла руки для объятий. – Локи, я так по тебе соскучилась. Он будто переломился пополам, сжимая грудь, взвыл: – Он принадлежит Ётунхейму! Один не успел удержать Фригг, её рукава взметнулись крыльями, и в следующую секунду она обняла Локи. Он с воплем: – Нет! Нет! Нет! – стремительно менял цвет, лёд осыпался с розовой кожи. Зажмурившись, Локи с силой оттолкнул Фригг. – Уйдиииии, – скрежетал он зубами, дёргался в судорогах. – Она здесь… Тор подошёл. Вблизи страшнее казались ожоги на не действовавшей руке и плече, видны были ещё проступавшие на коже выпуклости ётунского рисунка. Один, через прикосновение к древку передавая Гунгниру приказ размораживаться, с беспокойством следил за Фригг и Локи. На пальцах здоровой руки у того вдруг выросли ледяные когти. Локи открыл красные, как у всех ётунов, глаза, с мольбой посмотрел на Тора: – У-ве-ди-её. Ледяные когти бессильно хватали воздух. Из пустоты вывалился и остался лежать на боку Ларец Вечных Зим. Тор не знал, что делать: не было видимого врага, которого можно ударить, победой над которым можно решить дело. В растерянности Тор смотрел то на маму, то на корчившегося, бившегося головой в её грудь Локи. На освобождавшего копьё отца. Один выдернул Гунгнир из глыбы и тоже подошёл: – Локи, есть у этой твари уязвимое место? Уткнувшись в колени Фригг, Локи зарычал. Она судорожно гладила его по волосам: – Всё хорошо, всё непременно будет хорошо… – Есть же у неё какое-то тело, которое похоронили под дворцом, – вспомнил Тор. – Локи… – ласково прошептала Фригг. Ледяные когти крошились о землю, нарастали вновь. – Он при… я… не… – шипел он. – Я не… – Мы ничего не добьёмся, – Один нахмурился. – Я слетаю туда, – Тор указал на океан тьмы. – Проверю, что там. – Не-хо-ди, – процедил Локи и задрожал. Виноватая улыбка как-то сама приподняла уголки губ Тора: – Прости, Локи, сейчас я не склонен доверять твоим советам, – он посмотрел на отца, ожидая одобрения или возражений, но Один сурово молчал. – Я не принадлежу Ётунхейму! – Локи уткнулся в колени Фригг и заскулил. Окинув взглядом неподвижное море тьмы, застывших ётунов, Один кивнул: – Иди. Мьёлльнир радостно затрепетал в предвкушении боя. – Ты тоже, – вскинула голову Фригг, с мольбой посмотрела на Одина. – Иди с Тором. – Я останусь с тобой. – Локи не причинит мне вреда, – Фригг осторожно коснулась его спины. – Мы не знаем, как долго он будет Локи. – Убьёшь меня? – злобно ощерился на отца Локи. – Ётуном больше, ётуном меньше – тебе без разницы, Один из Асгарда. Покачав головой, Один велел Тору: – Иди. Возле кромки тьмы всё было усеяно телами ётунов. Тор перепрыгивал через них. Фригг взмолилась: – Иди с Тором. – Я стар для полётов на Мьёлльнире и… Вой Локи заглушил его слова. Тор оглянулся: Локи затягивало льдом, но Фригг не отпускала, шептала что-то, продолжая гладить по голове. Опустив Гунгнир, Один стоял рядом. «Отец привязан к Локи больше, чем хотел показать после его мидгардских преступлений», – поймав настороженный взгляд отца, Тор кивнул и шагнул в море тьмы. Она не походила на воду: стопа просто исчезла в ней без каких-либо дополнительных ощущений. По телам ётунов Тор заходил всё дальше, пока непроглядная тьма не добралась до горла. Один пристально следил за погружением. Едва улыбнувшись ему, Тор крепче сжал Мьёлльнир и присел. Под пеленой всё оказалось, как наверху – даже блеклого света ничуть не меньше. Только теперь было видно несметное число подобравшихся к «берегу» неподвижных ётунов, глыбы льда, усыпавшие дно огромного разлома… Разбитые золотые ладьи с замороженными эйнхериями. Выглянув, Тор прокричал: – Эта тьма просто иллюзия! Чуть успокоенный, Один кивнул. Бросив взгляд на катающегося по земле Локи, Тор раскрутил Мьёлльнир и под плёнкой темноты полетел к центру разлома… Печальным зрелищем были останки былого ётунхеймского величия: бескрайняя пропасть, ощерившаяся гигантскими серо-стальными осколками. Рядом с ними невольно чувствуешь себя маленьким. Свистел в ушах ветер, Тор вглядывался в ледяное крошево, надеясь отыскать намёк на королевский дворец, храм. Надеясь найти врага, которого можно победить в бою. Мёртвая ледяная пустыня тонула в полумраке. Впереди возникла похожая на лезвие кинжала вздёрнутая к небу глыба. Она росла, росла, и Тор узнал в ней башню дворца, направился туда. Льдинки захрустели под сапогами. Снизу казалось: обломок упирается в свинцовое небо. Никого не было. Когда Тор останавливался, тишина становилась звенящей. Он уже хотел снова взлететь, но за очередной массивной плитой изо льда оказалась расчищенная тропа. Она петляла между серых глыб с лезвиями-краями. Выдыхаемый пар с каждым шагом становился белее и гуще, от холода немели мышцы, ещё чуть-чуть – и застучат зубы. Холоднее становился Мьёлльнир. Тор держал его приподнятым, ожидая ловушки, внезапного удара. Воздух тяжелел, на подпиравших тропу глыбах всё чаще встречались белые пятна инея. За поворотом показалась чёрнота – существо в угольно-чёрной накидке. Оно сидело, склонив синюю голову на огромный брусок отполированного, кристально-прозрачного льда в центре маленькой площадки. Льдины окружали её мрачным частоколом. Существо тяжело дышало. Услышав шаги, едва шевельнулось, выворачивая огромную голову, и на Тора уставились два рубиново-красных глаза. Взгляд был полон бессилия и тоски. Опустив Мьёлльнир, Тор подошёл ближе. От существа веяло холодом, оно на миг прикрыло глаза и зашептало: – Я не должна была так сильно изменять себя. Не должна была становиться одной из них. Это было так глупо… Тор долго ждал продолжения. Из красных глаз покатились слёзы: – Моя ошибка. Разомкнув губы, Тор чуть не задохнулся от холодности воздуха, просипел: – Что ты хочешь? – Мне нужно его сердце… Уговори Локи отдать своё сердце, умоляю. Разве можно выполнить эту чудовищную просьбу? – Нет, – Тор занёс над головой Мьёлльнир. «Никогда». Мьёлльнир уносил Тора от развалин дворца. Также как полчаса назад, свистел в ушах, подмораживая, ветер. Чёрной пелены больше не было, появилось движение: некоторые ётуны приходили в себя. Следовало убираться скорее. Золотые доспехи отца и сияние стоявшего рядом Ларца виднелись издалека – точно маяк. Платье сидевшей на земле Фригг казалось слишком синим для чёрно-серого Ётунхейма. Локи не шевелился – словно что-то сдавило грудь Тора. Повинуясь невольному желанию души, Мьёлльнир полетел быстрее. Ётуны садились, растерянно оглядывались по сторонам. После приземления пробежав по инерции несколько шагов, Тор остановился напротив родителей, не в силах отвести взгляда от Локи: ногти на здоровой руке были сточены в кровь, вторая рука неестественно вывернута, лицо в ссадинах и царапинах, губы искусаны. – Хеймдалль, – позвал Один. За секунду до того, как их четверых накрыл радужный свет, Фригг сказала: – Он жив. И Тору стало легче дышать. – В Ётунхейме всё спокойно, ётуны возвращаются к своим делам, – передал сообщение Хеймдалля эйнхерий и, поклонившись, оставил комнату для совещаний. Вечерело, золото стен приобретало красноватые оттенки, вороны клевали из золотых мисок зерно, Тор сидел напротив отца, и молчание затягивалось. – Я не знаю, что с ним делать, – наконец признался Один и, покачав головой, откинулся на высокую спинку кресла. – Просто не знаю. – Я тоже, – полуобернувшись, Тор задумчиво посмотрел в окно. Наверное, стоило гордиться тем, что научился сомневаться в Локи, но гордиться не получалось. Тор пожал плечами: – Может, какой-нибудь… испытательный срок? Не знаю… Он посмотрел на отца. Лицо у того резко переменилось: сначала недоумение, потом – раздражение: – Мелкий, неугомонный… дурак! – ударил кулаками по подлокотникам Один и поднялся. – Не может без выходок! И без имени было понятно, о ком это. Следом за запыхавшимся отцом Тор ступил на уходившую вглубь подземелий тускло освещённую лестницу, когда на ней появился Локи. Все трое застыли. Внутри Ларца Вечных Зим клубилась светящаяся синева. Прижимавший его к груди Локи дышал так же тяжело, как Один, повреждённая рука по-прежнему висела плетью. Как давно Тор не видел Локи, как отвык от выражения почти детской обиды на его бледном лице. – Поставь на место, – велел Один. Помотав растрёпанной головой, Локи вытянул руку с Ларцом: – Пропустите меня. Мрачнея, Один пророкотал: – Поставь на место. Губы Локи задрожали. Судя по нездоровому блеску глаз, начинался очередной припадок, благодаря которым Локи с детства прослыл нервным и чрезмерно чувствительным. Припадок из тех, во время которых уже взрослый Локи творил всякую ерунду вроде отправки Разрушителя в Мидгард, уничтожения Ётунхейма, втыкания кинжала под рёбра Тора, хамства на суде. Надвигалась ссора. Но как её избежать? Тор не представлял. Сам он давал Локи возможность перебеситься, но отец был куда строже и оскорблений в свой адрес не переносил. – Поставь на место, – Один испепелял обиженно поджимавшего губы Локи суровейшим из взглядов. Локи суетливо дёргался, блестел глазами, подтверждая худшие предположения Тора о дальнейшем развитии событий. Скандал казался неизбежным. «Может, треснуть его по голове? – в отчаянии подумал Тор. – Потом придёт в себя, успокоится…» Презрительно кривясь, Локи тряхнул Ларцом: – Пора трофеям возвращаться на родину. Тяжко вздохнув, Один решительно пошёл вниз: – В Ётунхейме я взял только один трофей… Локи и хотел, и словно боялся отступить. Пока решался, Один схватил Ларец за свободную ручку: – И он не игрушка для обиженного ребёнка, который в тысячу двести лет от мамкиной юбки оторваться не может. И думать не может! Кто тебя лечить в Ётунхейме будет? – Ты меня в тюрьму посадил, – обиженно напомнил Локи, дёргая Ларец на себя, но Один держал крепко: – А что с тобой было делать? Отправить лишённым сил в Мидгард на перевоспитание? Могу устроить. Хочешь? – Нет, – замотал головой Локи. Один схватил его за запястье сжимавшей Ларец руки, и иллюзия спала, обнажив ётунский облик. Точно обжегшись, Локи выпустил Ларец и отступил. Синева спадала с кожи. Разочарованно глядя в лишавшиеся красноты глаза, Один покачал головой: – Хоть бы о Фригг подумал: у неё всё сердце о тебе изболелось. Локи насупился: – Зато у тебя не… – К лекарям, – безапелляционно пресёк жалобы Один, – потом в ванну, переодеться. И к маме. Тор, проводи. Перехватив Ларец другой рукой, он двинулся в оружейную. Громко засопев, Локи поджал губы. Тор опустил ладонь на его дрогнувшее плечо: – Пошли. Казалось, Локи едва сдерживает слёзы – нет, припадок ещё не миновал, просто папа благоразумно перепоручил Тору выслушивать обиды разной степени адекватности, хотя обычно это мамино дело. – Он… он… – нервно махнул рукой Локи. – Поставит Ларец на место, – поймав его влажный взгляд, Тор мягко улыбнулся, неожиданно даже для себя обнял Локи крепко-крепко. – Я по тебе скучал. И ведь скучал же. И рад видеть, хотя придётся утешать, пока не отведёт к маме.***
Относительный покой вернулся в золотой Асгард на закате. Военное положение отменили, готовили к последнему прощанию павших эйнхериев, расчищали тюрьму. Напоенный зельями, спал под присмотром Фригг Локи. Сытые вороны вполглаза дремали на жёрдочке в комнатах царской четы. Отпаривая ноги в тазу с горячей водой, сидел в уютном кресле Один, попивал тёплое вино с пряностями и, хотя надо было, не желал слушать отчёт о войне в Ванахейме. Сидевший рядом Тор, покачивая в руке разогретый вином кубок, тоже не хотел говорить о Ванахейме. Вертевшиеся в голове вопросы соскочили с развязанного хмелем языка: – Пап, как ты догадался, что Локи не использует Ларец? И почему не отпустил в Ётунхейм? Вдруг это судьба Локи: он же сын Лафея… – Да брось, – отмахнулся Один. – Если не убил под властью этой твари – сам не станет. А если бы Локи действительно хотел в Ётунхейм, если бы признавал родство с Лафеем, он не стал бы использовать иллюзию, чтобы скрыть позорное по его мнению происхождение от ётунов. Тихо хмыкнув, Тор задумался: наверное, отец прав – слишком отрицал Локи свою изначальную сущность, чтобы прижиться на родине. – А ты… – Тор помедлил и всё же спросил: – По твоему мнению, какое у Локи происхождение? Позорное или нет? Невесело усмехнулся Один: – Неужели и ты, Тор, не понимаешь, что происхождение Локи для меня не имеет значения?.. Да и к ётунам я неприязни не испытываю. Подумаешь, большие и синие… Тор рассеянно кивнул. Отпив немного вина, Один посетовал: – Только надо было самому Локи заниматься, а не отдавать всё на откуп Фригг: она мечтала о дочке, вот и воспитала из него не воина, а капризную девчонку. Чуть не подавившись вином, Тор фыркнул и отрывисто рассмеялся. Глаз Одина весело заблестел.***
Золото Асгарда всегда блестит. Днём – ярко, в свете звёзд – тускло. Но даже в блистательном Асгарде есть тьма. Она проникает везде, ночью окутывает город сумрачным палантином. Темно было и в комнате Локи, где он спал на свежезастеленной большой кровати. Темнота в углах спальни казалась густой, словно чернила. Едва теплился в изголовье ночник, вздрагивал, точно от сквозняка, хотя окна и двери были плотно затворены. Беспокойно спал Локи, метался, путаясь в одеяле, комкал простыню, хриплое дыхание срывалось с бледных, искусанных губ. Порой в сплетении тусклого жёлтого света и серых теней на оголенной груди Локи в области сердца проступали синеватые пятна… Или это были лишь тени?