Angel de Won

Энджел устало чешет гладко выбритую макушку и пытается максимально внимательно вглядеться в корявые строчки пожелтевшего от времени и частого использования фолианта, но вновь его не помутненный мраком и не столь нужными в жизни знаниями, хотя довольно-таки острый и цепкий ум терпит очередное фиаско на фоне его собственной глобальной войны с постижением Пространственно-временной Магистратуры и званием Одиннадцатого Мастера Тридцати Миров. Профессор Шай-Айер, скелетоподобный старик с ядовито-желтыми глазами и лучший специалист Империи по совместительству, с грохотом захлопывает массивную книгу в тяжелом кожаном переплёте и окидывает своего ученика взглядом, полным осуждения и неприкрытого разочарования. По его искреннему уверованию, молодой граф де Вон раздолбаем был хоть и радостным, но всё же раздолбаем, неподобающе для человека его происхождения дружелюбным и незатейливым. Как тот собирается перенять в недалёком будущем их семейное дело, главенство Тайной канцелярией родимой Тёмной Империи, остаётся загадкой для всех, кроме, пожалуй, действующего главы их рода, Аарона де Вона, который на любые вопросы о своём сыне лишь хитро ухмыляется обескровленными губами, отчего возле по-молодецки ярких васильковых глаз образовываются мозаики старческих морщин, и философски пожимает плечами, как бы заранее обещая всё и ничего. Да и сам Темный Владыка, бессмертный и навечно застрявший в теле подростка, на праведные возмущения Шай-Айера, своего бессменного заместителя, лишь, разлохматив рыжую шевелюру, уверенно и предвкушающе заявляет, что «как оно пойдёт — хайган знает, но весело будет точно», и как с этим спорить?.. Поэтому и приходится, помянув крепким словом и тёмной армией всех известных истории хайганов, ругаться сквозь подгнившие зубы и продолжать взывать к уму-разуму всех высших мира сего (и что с того, что все высшие мира сего — хуже детей и бессовестней сотни раз помянутых хайганов, чтоб им икалось), но всё же не говорить ведь, что старый змий за долгие годы к этому добродушному и чрезвычайно ленивому мальцу просто-напросто по-отцовски привязался? Не поймут, да и за слабость счесть могут. А за высокими окнами уходит за горизонт уже третье Солнце, самое жаркое и тыквенно-яркое, ознаменовывая первой звездой неуверенные удары копыт сиятельной конницы Ночной Леди, для кого-то яростной и беспощадной, а для кого-то милосердной и всепрощающей. Хитросплетения заклинательных рун и старотёмного языка давно уже перестали иметь в глазах Энджела чёткие очертания, сплываясь в грязновато-плавные лужицы магических чернил, намекая, что с изучением параграфа семьдесят два «Разрывы пространства. Боевая магия Третьей Магической Войны» на сегодня покончено. По крайней мере, для него самого, вот только до профессора эту простую истину донести не так-то просто. Шай-Айер, сидя за резным столом собственного кабинета, сверлит очередную книгу, открытую чуть больше, чем на середине, презрительно брезгливым взглядом, и Энджел мысленно подавляет сочувственную улыбку, адресованную незадачливому автору попавшейся на глаза профессора книжонки, ведь кто-кто, а старый змий пережил открытия наибольшей части известных миру явлений, и подобные трактаты «мальков несмышленых» считает личным оскорблением. Мысль о том, что в ближайшее время покинуть приевшуюся за годы обучения ученическую парту не получится, не то что бы огорчает, но тоску наводит однозначно. Всё-таки к высоким знаниям Энджела не тянуло никогда, а сегодняшней ночью в особенности. Лёгкое мановение рукой над гладкой столешницой парты, пара нужных слов, произнесённых мысленно, и предмет мебели покрывается дрожащей зеркальной гладью, в прозрачном серебре которой Энджел на считанные мгновения ловит своё собственное отражение: круглолицый, но со впалыми от недосыпа щеками, худощавый, по-смешному лопоухий, аристократически бледный, с жилистыми руками и отчётливо проступающими на длинной шее венами, гладко выбритый, с ярко-синими, живыми, как и у отца глазами, и его же тонкими бледными губами, уставший и укутанный в расшитую золотом мантию. Сам себя Энджел не считает красавцем, да и просто симпатичным вряд ли, а вот лучшим творением некроманта-недоучки — вполне. Но вот его собственное лицо расходится по глади, подобно водным кругам, и вместо него на небольшом куске парты угадывается гномья харчевня, расположенная в небольшом селении на краю Пограничья, худо-бедно накрытый стол и три знаковые физиономии: Мигель, зеленоглазый интриган-племянник Владыки, Лоис, рыжий некромант-недоучка собственной персоной, и Алиска, любимая красавица, да и просто ведьма от рождения. Друзья радостно скалятся, а Энджел поджимает губы и поднимает вверх взгляд, давая понять, что наставник рядом и любой лишний звук может быть замечен. Те понятливо кивают и телепатически спрашивают, когда тот к ним присоединится, на сегодняшнюю ночь у них дела как-никак. Нужно же проверить, действительно ли на старом кладбище Заречья, вместе с костями Эмиранора, сильнейшего колдуна былых времён, похоронена и его трость, один из таинственнейших утерянных артефактов, или Урзар, местный вампир, проболтавший им эту легенду, просто наплёл очередную байку по пьяни? Энджел задумчиво поглядывает на старинные настенные часы и сообщает, что, скорее всего, освободится ближе к полуночи. Если повезёт. И предупреждает, чтобы без него они, авантюристы самопальные, ничего не предпринимали, а то знает он их: наломают дров, воскресят ещё полкладбища, а ему исправляй. И перед тем как сказать всем «До встречи» и свернуть «Полотно По Местности», он тихо, даже робко, направляет мысль одной только Алиске: «Может, если ты не против, прогуляемся на рассвете по саду. Ну, ты знаешь... Тогда только-только мерисы расцветают, и у них запах такой...». Энджел против воли краснеет, а Алиска таинственно для своих спутников из таверны хихикает, сверкая голубыми глазами, и застенчиво кивает, позволяя парню облегчённо выдохнуть. — Ну что же вы так скромно, а, граф? Пригласите даму прогуляться по военному шатру во время учений Лётной Гвардии на боевых драконах или к Ядовитому озеру, там-то уж точно впечатлений... — раздаётся позади Энджела скрипучий голос. Даже оборачиваться не стоит, чтобы понять: Шай-Айер зол из-за отлынивания от получения знаний и развеселён жалкими попытками Де Вона-младшего пригласить возлюбленную девушку на романтическое свидание. — Простите, — Энджел серьёзно кивает в подтверждение своего раскаяния. — Я не думал, что вы заметите. — Не думал он... — злобно выплёвывает сквозь зубы профессор, вновь материализуясь удобно расположившимся в своём кресле. — Не думал он. Во времена ожесточённых битв под Рестером для переноса армий с одного пространства на другое, длиною более чем полторы тысячи километров, материю разрывали благодаря сплетению нитей хаоса с материей чего? — повысив голос, рявкает Шай-Айер. — Я не знаю, профессор, — покаянно отвечает тот, стараясь выдержать на себе тяжёлый взгляд змия. Шай-Айер устало прикрывает глаза, отчего его пергаментная, хрупко пожелтевшая, как бумага древних фолиантов, кожа опасно натягивается по лицу, грозясь вот-вот разорваться по невидимым швам и рассыпаться по ветру песком пролетевших столетий, но Энджел отчего-то уверен, этот старик ещё долго будет давать фору молодым бойцам на поле боя и гонять по плацу знаний молодые поколения приближённых к Тёмному Владыке родов. Профессор ведёт длинными, крючкообразными пальцами, еле заметно, по воздуху, и де Вон догадывается: наставник перебирает его мысли, разбирая, что в его голове усвоилось, а что выветрилось, так и не успев задержаться в графском сознании. Когда Шай-Айер вновь оживает, глаза его блестят каким-то затаённым смехом, заставляя Энджела мысленно подобраться и готовиться к очередной порции желчи и нравоучений, но старик лишь махает рукой на дверь, подтверждая свои действия, говорит: — Считай, на сегодня всё. Свободен. Молодой де Вон недоверчиво встаёт из-за парты, аккуратно сворачивает свитки и собирается было уходить, предвкушая ночное путешествие и озорную Алиску с золотыми волосами, острым язычком и пухлыми губами. Ночь, когда неизвестно что станет главным призом: посох колдуна или поцелуй ведьмы. Его пальцы уже почти обхватили дверную ручку, фигурную голову ястреба, как в спину ему доносится неожиданно добродушный голос наставника: — Если всё-таки решишь, что посох Эмиранора для тебя важнее, то советую лучше поискать его в вашей фамильной сокровищнице, а не воротить могилу бедняги. — Что, простите? — обескуражено переспрашивает юный граф. — Да то, — ухмыляется старец, — что у вас, де Вонов, страсть какая-то необъяснимая к мародёрству из любопытства. Ещё Аарон, отец твой, по молодости палку эту притащил. До сих пор валяется без дела, — и, видя ошеломлённо задумчивый взгляд ученика добавляет уже сварливо: — Ну, что встал? Пошёл, давай. Энджел в который раз задумчиво кивает и наконец-то выходит из кабинета, решая, что прежде чем отправится к друзьям в таверну, нужно заскочить в сокровищницу и отнести посох на кладбище. Не разочаровывать же ребят и не лишать себя забавного приключения?.. *** Шай-Айер устало хмыкает с высоты верхних покоев южной башни цитадели де Вонов, наблюдая, как переодевшийся в мещанские одежды ученик наперевес с полутораметровой палкой строит на ходу портал перемещения: когда-то Аарон точно так же стащил из семейной сокровищницы посох Эмиранора, якобы украденный уже его отцом, Александром, а тот стащил посох «украденный» его отцом, Ирвингом, а тот... Уже и не вспомнить. «Семейная традиция, бесспорно», — косо ухмыляется змий. Всё-таки вера в то, что из мальца может выйти толк, всё больше и больше увеличивается.