Желание

Прошел почти месяц с той недели, как Тревор и Майкл заключили пари. Количество шуток медленно, но верно уменьшалось: Аманда переставала хихикать во время редких совместных ужинов, Трейси больше не возмущалась фактом, что «её папа так бесстыдно издевался над дядей Тревором», а Рон прекратил постить в ЛайфИнвейндер своё нытьё о том, как скучал по боссу. Коротко говоря — всё возвращалось в колею. Но нельзя сказать, что неделя прошла бесследно. Майкл одновременно с неохотой и радостью признал, что отношения с Филипсом значительно улучшились. Да, он всё ещё был психопатом, да, он любил палить во всё, что попадётся под руку, но если раньше на просьбу прекратить своё безумие хотя бы на время он посылал далеко и надолго, то теперь почти всегда прислушивался. Когда Таунли впервые обнаружил это, то ржал так, что едва ли не запалил всю их команду, прячущуюся в заброшке, перед копами. Правда, он потом получил за это неласковый тычок в плечо. Но это того стоило. Вслух Майкл, конечно, не признается никогда, да и некому ему о таком рассказывать, но… он был чертовски счастлив, что отношения с Тревором стали снова похожи на те, что были между ними почти одиннадцать лет назад. Они постарели, заматерели, но рядом с друг другом, пусть ненадолго, словно становились мальчишками, которые совершали первые ограбления в жизни. Когда Таунли аккуратно обрисовал эту ситуацию семейному психотерапевту, тот, уже почти не удивляясь, подумал пару минут и выдал гениальнейшие сентенции: — Представьте себе, Майкл, женатую пару. Муж и жена, вместе… ну, скажем, лет десять, одиннадцать… Майкл сощурился, начав что-то подозревать. — Или даже пятнадцать, — немедленно добавил Фридландер. — Им скучно друг с другом, отношения потеряли былой огонь, но в один день жена надевает сексуальное нижнее бельё, они говорят по душам и БАМ! — психолог подскочил и всплеснул руками. — Брак налажен! В их глазах разгорается новый интерес, они чувствуют, что поженились только вчера!.. — Всё это просто исключительно, но какое отношение это имеет ко мне? — Ну как же? Разве не вы сами только что мне сказали, что ваши отношения заново приобретают краски? Майкл поджал губы, задержал дыхание, стойко снося удар. — И вы просите за это пятьсот долларов? — Шестьсот, — поправил Исайя, сверившись с часами. Бедному Таунли осталось только откинуться на серую спинку дивана и обессилено зарычать. Выйдя от горе-психотерапевта, не забыв при этом громко хлопнуть дверью, семьянин уже был готов признать: чёрт побери, да. Всё так и было. Ходя на парные ограбления с Тревором, он чувствовал, что ему всего двадцать пять. Он был готов шутить и хохотать в ответ на чужие шутки, между делом засовывая хрустящие пачки долларов в сумки, он вёл машину в укрытие с дерзкой улыбкой, слушая очередную байку от отхлёбывающего пиво Филипса. Как там это слово… Ах да. Идеально. Мудак-сын, неудавшаяся шлюха-дочь и истеричка-жена (которых он так сердечно любил несмотря ни на что) отошли куда-то на второй план. Вся жизнь стала развлечением. Если бы не одно «но». Тревор до сих пор ничего не попросил за выигрыш в пари. И это безумно раздражало. Майкл чувствовал, что ходит по бесконечному лабиринту с огромным количеством поворотов: никогда не знаешь, из-за какого угла выскочит Филипс с криком: «Где моё желание, вайнвудская сука?!». Но если часто вспоминать что-то, оно, наконец-то, придёт. Именно эта мысль пронеслась в голове Таунли, когда он услышал вместо «алло» в трубке: — Я решил, что я хочу в награду. Боже, это звучало как приговор. — О-о, неужели, — пытаясь сохранить оптимизм в голосе, ответил Майкл. — Отлично! — Я подъеду завтра в двенадцать. Пусть Аманда упакует твои любимые труселя, — тихо хрюкнул от собственной шутки Тревор и повесил трубку. — Я в полной заднице, — ответил Майкл гудкам.

***

Как можно встретить и без того прохладную вайнвудскую зиму? Правильно — поехать туда, где температура ещё на десяток-другой градусов ниже. Во всяком случае, так явно считал Тревор. А Майкл считал, что Тревор свихнулся. — Ти, ты серьёзно? — немедленно заныл Таунли, усевшись поудобнее. — Серьёзнее не бывает. — То есть твоя вчерашняя просьба прихватить мои любимые труселя — замаскированный намёк на тёплый свитер и куртку? — Конечно, — распахнул глаза Филипс. — Как можно было этого не понять? — Действительно, — пробурчал Майкл, неловко ползая по своим карманам и проверяя, взял ли он с собой кошелёк и кредитку. — Рядом с аэропортом есть магазин, купим там. — Не нужно. Всё в багажнике. Таунли закатил глаза и больше не проронил ни одного слова за всю поездку.

***

— Знаешь… — тихо позвал Майкл, ближе наклоняясь к другу, сидящем на соседнем сидении самолёта. — Я как-то не понимаю, зачем было использовать желание на это. — То есть? — Ты бы попросил — я бы и так полетел. Хотя я понятия не имею, что тебе нужно в Северном Янктоне, — передернул плечами Таунли. Тревор нахмурился, взглянул в узкое окно иллюминатора. — Желание мне понадобится чуть позже. Майкл, который уже было решил, что легко отделался, понял, что расслабился рано.

***

Куртке, которую захватил Тревор, лучше было быть тёплой. Достаточно тёплой для Янктона. Именно эта мысль крутилась в голове у Майкла, который, видать, к старости мёрзнуть стал. В машине сломалась печка, и мужчина чувствовал, как его продувает со всех сторон. Он буквально извозился на своём пассажирском сидении, пытаясь завернуться в серый щегольский пиджак поплотнее. Спустя полчаса езды Филипс внезапно остановил машину, вылез из неё, бурча при этом какие-то матерные ругательства, а вернувшись на место, бросил Майклу в лицо шуршащий тёмно-синий комок. Таунли хотел было высказать всё, что думает, но, когда он развернул «комок», все слова застряли в горле. Майкл крепко заснул спустя пять минут, плотно укутавшись в зимнюю куртку.

***

— Просыпайся, Спящая Красавица! — абсолютно не церемонясь, рявкнул Тревор. И Майкл, конечно, не преминул послушаться: а какой ещё есть выбор, когда прямо у уха угрожающе рычат? Не поездка, а непрекращающийся кошмар. Всё ещё сонно хлопая глазами, Таунли выбрался из авто, потянулся, гулко зевнув, осмотрелся… И охренел. Ангелы с витража над парадной дверью высокой мрачной церквушки будто смеялись над ним. — Чтоб меня черти драли… Тревор!!! Людендорф?! Какого чёрта мы здесь? — А ты чего ждал, дубина? — отозвался мужчина, захлопывая багажник. — Что я повезу тебя на рандеву в лес? Майкл глубоко вдохнул, подавляя зарождающийся в груди рык. Но если подумать, и правда, чего он ждал? Что они вернутся к тому банку? На пепелище старого дома? Нагрянут к старым знакомым? Но даже если и так, семьянин никак не мог представить, что могло понадобиться Филипсу у его могилы. Таунли помнил — даже слишком хорошо, — какая заварушка была здесь в последний раз: ёбнутые китайцы, волнами вываливающиеся из-за церкви, бросающиеся прямо на него, палящие во все стороны. Злой до безумия Тревор. Всплывшая правда. Похищение. Нет, определённо, он не планировал сюда возвращаться ещё раз хоть когда-то. Но в этот раз хотя бы не было опасности получить пулю в задницу. Наверное. — Шевелись уже! — нарочно задел его плечом Филипс, проходя мимо. Майкл только закатил глаза и поплёлся следом, вязко утопая непригодными для такой местности ботинками в снегу. Изо рта при выдохе вырывались горячие облачка пара, при вдохе возвращаясь холодным потоком. Когда Тревор закинул в рот мятную жвачку и смачно задвигал челюстями, у Таунли аж дрожь по спине пошла, едва он представил ощущения. Вот же психопатичный засранец! — Итак? — стараясь звучать воодушевлённо, развёл руками Майкл, когда они подошли к нужной могиле. Слава богу, работники устранили все последствия вандализма Тревора: она выглядела нетронутой. — Если твоё желание — заставить меня раскапывать её снова, то я пас. — Я не мазохист, — огрызнулся Филипс. — Верно. Ты садист. — Мазохист у нас ты. — Учитывая, что я стою здесь и мёрзну почти добровольно? Я с тобой согласен. Перепалке явно недоставало привычного огня, и она быстро заглохла. Тревор угрюмо стоял напротив надгробия, скользя взглядом по буквам. «Майкл Таунли». Брэд не заслужил этого, думалось ему. Он заслужил свои собственные похороны. Собственный надгробный камень. А так что? Исчез из этого мира, а его семье даже некуда сходить. — Извинись, — почти не слышно выдохнул Тревор. — Что-что? — Это моё желание. Извинись! Боль и злоба исказили лицо Филипса. Майкл застыл напротив него, в каком-то метре, пытаясь понять, что именно от него требуется. — Извинись за то, — змеёй шипел Тревор, — что провернул эту авантюру. Что стоял и смотрел, как рыдает над подставным трупом твоя семья. Извинись за то, — повысил он голос, — что твоя голова была полна дерьма настолько, что ты не догадался написать мне! Одно письмо! Одно. Грёбаное. Письмо! — Ти… — Неужели это так сложно? Я бы тебя что, подставил? А, Майки? Для тебя так легко просто вычеркнуть годы знакомства? Так вот, для меня — нет! Меня чуть ёбаный инфаркт не хватил, когда я узнал о тебе из того репортажа! Голос Филипса взвился до крика, но Майклу хотелось заткнуть уши и не слушать вовсе не по этому. Слова оглушали сами по себе. Они били по больному. Они были правдой. — А если бы я не узнал? Если бы ты не прокололся, что тогда? Разворовывал бы местные банки и дальше, вырывался бы из тени, но без меня? Так пошёл ты, знаешь что! Ни одного дня ты тогда не стоишь, которые я провёл, оплакивая тебя! Вайнвудская сучка на поводке ФБР, да чтоб тебя!.. Затыкая этот нескончаемый поток эмоций, Таунли дернул друга за рукав, притягивая к себе. Раскрасневшееся от холода и крика лицо Тревора оказалось прижатым к мягкой дутой ткани куртки, которая теперь заглушала все его слова. — Прости. Ты прав, прости меня, — произнёс Майкл, пытаясь удержать обеими руками вырывающегося Филипса. — Я должен был сказать тебе. Я эгоист. Я не слушал тебя, не слушал семью… и даже к себе не прислушивался. Тебе чертовски тяжело, понимаю, тебе ужасно хочется меня ненавидеть и ты не можешь… — Кто это тут не может? — возмутился Филипс, успокоившись и кое-как оторвавшись от чужого тела. — Цыц. Я же знаю. Не можешь. И я бы не смог. Так что… прости. Таунли смотрел Тревору прямо в глаза, будто пытаясь доказать искренность своих слов, но на самом деле просто пытаясь… не смутиться. Такие простые, казалось бы, откровения выбили его из колеи. Он тут же осознал кое-что. И почувствовал себя неудачником. А как ещё назвать человека, имеющего жену, детей, друзей, психотерапевта, но за десяток лет ни разу не имевшего разговора по душам? Да, такой он и есть: богатый плебей, шавка ФБР, живущая под колпаком, муж с наставленными рогами, хреновый отец, идиот, живущий в иллюзиях. И Майклу было абсолютно непонятно, чем он заслужил такого человека, как Тревор. Пусть и со всеми его заскоками, бреднями, идеями и шрамами. Такой абсолютно другой, ворвался в его жизнь годы назад, будто желая проверить, правда ли, что противоположности притягиваются. Чистая правда. Притягиваются, и, оказывается, навсегда. Майкл размеренно дышал. Мороз отступил. Даже дышать стало легче: исчезло ощущение ледяной стружки, щекочущей горло. Только воздух приобрел какой-то сладкий терпкий оттенок. Мужчина понял, что дышит горячим ментоловым дыханием Тревора, насколько близко они стояли. И это внушало какой-то необъяснимый трепет и спокойствие. Словно лавина обрушилось воспоминание: злой, уставший после перелёта Филипс, которого едва не киданул клиент. Не менее уставший сам Таунли, только что вернувшийся с работы и поскандаливший с Амандой. Им обоим по двадцать с небольшим. И им так осточертело всё, что когда ночь накрыла город, они не поехали по домам, а заснули, словно брошенные щенки, на скрипучем, узком диване в ангаре, прижавшись боками по всей длине тел. Несмотря на прохладные летние ночи, было тепло. И дыхание в полусне смешивалось точно так же. — Де Санта, у меня такое впечатление, что ты сейчас зарыдаешь, — разбил всю ностальгическую ноту Тревор, ещё больше обдавая при разговоре ментолом. — На себя посмотри. И… ты только что назвал меня Де Санта? Ради всего святого, больше так не делай! — Интересно, почему же, — с ехидцей в голосе спросил подозрительно умиротворенный психопат. — Потому что звучит отвратительно. — И неправдоподобно. Тебе больше подошло бы Де Дьябла, — хохотнул Ти. — Больше не буду… при одном условии. — И каком же? — опасливо осведомился «Де Дьябла», вполне оценивая шутку с фамилией. — Если… ты… меня… отпустишь наконец!!! — с рявком закончил Филипс, вырываясь из объятий. — Я сказал извиниться, а не превращаться в бабу! — Ты с дуба рухнул?! Я тебе сейчас такую «бабу» покажу! — не менее горячо парировал Таунли, сверля взглядом спину удаляющегося друга. — Уже показал! И ты прощён, твою мать! Майкл глубоко вздохнул и пошел за ним, позволяя улыбке растечься по лицу и делая вид, что не заметил покрасневших явно не от мороза ушей Тревора. Ведь и сам-то был не лучше.

***

— И всё же, ты прогадал с желанием, — задумчиво произнёс Майкл, запихивая куртки в багажник услужливо подогнанной парковщиком машины. — М-м? — невнятно отозвался Филипс, расплачиваясь. — Я бы извинился и без этого дурацкого желания. Тебя что, в детстве не учили, что нужно загадывать то, что обычно получить не можешь? Они оба почти синхронно устроились на сидениях машины. Майкл быстро проверил ЛайфИнвейндер и усмехнулся, увидев пост Рона о том, как «тот козёл Майкл снова похитил босса, нарушая все планы на уикенд». — Знаешь, пожалуй, в этом всё и дело, Майки… Таунли поднял взгляд от экрана телефона и наткнулся на откровенно веселящийся, почти насмехающийся взгляд Тревора. — Нет такого, чего ты бы для меня не сделал. Майкл не нашел, чем возразить. — И однажды… — зловеще зашептал Филипс, заставляя друга нервно сглотнуть, — я этим воспользуюсь. И сжимая руки в кулаки, и отвернув лицо к окну, и разглядывая пролетающий пейзаж за окном… Майкл знал, что это — правда. Он сделает для Тревора всё. Всё, что тот ни попросит.