***
Как можно встретить и без того прохладную вайнвудскую зиму? Правильно — поехать туда, где температура ещё на десяток-другой градусов ниже. Во всяком случае, так явно считал Тревор. А Майкл считал, что Тревор свихнулся. — Ти, ты серьёзно? — немедленно заныл Таунли, усевшись поудобнее. — Серьёзнее не бывает. — То есть твоя вчерашняя просьба прихватить мои любимые труселя — замаскированный намёк на тёплый свитер и куртку? — Конечно, — распахнул глаза Филипс. — Как можно было этого не понять? — Действительно, — пробурчал Майкл, неловко ползая по своим карманам и проверяя, взял ли он с собой кошелёк и кредитку. — Рядом с аэропортом есть магазин, купим там. — Не нужно. Всё в багажнике. Таунли закатил глаза и больше не проронил ни одного слова за всю поездку.***
— Знаешь… — тихо позвал Майкл, ближе наклоняясь к другу, сидящем на соседнем сидении самолёта. — Я как-то не понимаю, зачем было использовать желание на это. — То есть? — Ты бы попросил — я бы и так полетел. Хотя я понятия не имею, что тебе нужно в Северном Янктоне, — передернул плечами Таунли. Тревор нахмурился, взглянул в узкое окно иллюминатора. — Желание мне понадобится чуть позже. Майкл, который уже было решил, что легко отделался, понял, что расслабился рано.***
Куртке, которую захватил Тревор, лучше было быть тёплой. Достаточно тёплой для Янктона. Именно эта мысль крутилась в голове у Майкла, который, видать, к старости мёрзнуть стал. В машине сломалась печка, и мужчина чувствовал, как его продувает со всех сторон. Он буквально извозился на своём пассажирском сидении, пытаясь завернуться в серый щегольский пиджак поплотнее. Спустя полчаса езды Филипс внезапно остановил машину, вылез из неё, бурча при этом какие-то матерные ругательства, а вернувшись на место, бросил Майклу в лицо шуршащий тёмно-синий комок. Таунли хотел было высказать всё, что думает, но, когда он развернул «комок», все слова застряли в горле. Майкл крепко заснул спустя пять минут, плотно укутавшись в зимнюю куртку.***
— Просыпайся, Спящая Красавица! — абсолютно не церемонясь, рявкнул Тревор. И Майкл, конечно, не преминул послушаться: а какой ещё есть выбор, когда прямо у уха угрожающе рычат? Не поездка, а непрекращающийся кошмар. Всё ещё сонно хлопая глазами, Таунли выбрался из авто, потянулся, гулко зевнув, осмотрелся… И охренел. Ангелы с витража над парадной дверью высокой мрачной церквушки будто смеялись над ним. — Чтоб меня черти драли… Тревор!!! Людендорф?! Какого чёрта мы здесь? — А ты чего ждал, дубина? — отозвался мужчина, захлопывая багажник. — Что я повезу тебя на рандеву в лес? Майкл глубоко вдохнул, подавляя зарождающийся в груди рык. Но если подумать, и правда, чего он ждал? Что они вернутся к тому банку? На пепелище старого дома? Нагрянут к старым знакомым? Но даже если и так, семьянин никак не мог представить, что могло понадобиться Филипсу у его могилы. Таунли помнил — даже слишком хорошо, — какая заварушка была здесь в последний раз: ёбнутые китайцы, волнами вываливающиеся из-за церкви, бросающиеся прямо на него, палящие во все стороны. Злой до безумия Тревор. Всплывшая правда. Похищение. Нет, определённо, он не планировал сюда возвращаться ещё раз хоть когда-то. Но в этот раз хотя бы не было опасности получить пулю в задницу. Наверное. — Шевелись уже! — нарочно задел его плечом Филипс, проходя мимо. Майкл только закатил глаза и поплёлся следом, вязко утопая непригодными для такой местности ботинками в снегу. Изо рта при выдохе вырывались горячие облачка пара, при вдохе возвращаясь холодным потоком. Когда Тревор закинул в рот мятную жвачку и смачно задвигал челюстями, у Таунли аж дрожь по спине пошла, едва он представил ощущения. Вот же психопатичный засранец! — Итак? — стараясь звучать воодушевлённо, развёл руками Майкл, когда они подошли к нужной могиле. Слава богу, работники устранили все последствия вандализма Тревора: она выглядела нетронутой. — Если твоё желание — заставить меня раскапывать её снова, то я пас. — Я не мазохист, — огрызнулся Филипс. — Верно. Ты садист. — Мазохист у нас ты. — Учитывая, что я стою здесь и мёрзну почти добровольно? Я с тобой согласен. Перепалке явно недоставало привычного огня, и она быстро заглохла. Тревор угрюмо стоял напротив надгробия, скользя взглядом по буквам. «Майкл Таунли». Брэд не заслужил этого, думалось ему. Он заслужил свои собственные похороны. Собственный надгробный камень. А так что? Исчез из этого мира, а его семье даже некуда сходить. — Извинись, — почти не слышно выдохнул Тревор. — Что-что? — Это моё желание. Извинись! Боль и злоба исказили лицо Филипса. Майкл застыл напротив него, в каком-то метре, пытаясь понять, что именно от него требуется. — Извинись за то, — змеёй шипел Тревор, — что провернул эту авантюру. Что стоял и смотрел, как рыдает над подставным трупом твоя семья. Извинись за то, — повысил он голос, — что твоя голова была полна дерьма настолько, что ты не догадался написать мне! Одно письмо! Одно. Грёбаное. Письмо! — Ти… — Неужели это так сложно? Я бы тебя что, подставил? А, Майки? Для тебя так легко просто вычеркнуть годы знакомства? Так вот, для меня — нет! Меня чуть ёбаный инфаркт не хватил, когда я узнал о тебе из того репортажа! Голос Филипса взвился до крика, но Майклу хотелось заткнуть уши и не слушать вовсе не по этому. Слова оглушали сами по себе. Они били по больному. Они были правдой. — А если бы я не узнал? Если бы ты не прокололся, что тогда? Разворовывал бы местные банки и дальше, вырывался бы из тени, но без меня? Так пошёл ты, знаешь что! Ни одного дня ты тогда не стоишь, которые я провёл, оплакивая тебя! Вайнвудская сучка на поводке ФБР, да чтоб тебя!.. Затыкая этот нескончаемый поток эмоций, Таунли дернул друга за рукав, притягивая к себе. Раскрасневшееся от холода и крика лицо Тревора оказалось прижатым к мягкой дутой ткани куртки, которая теперь заглушала все его слова. — Прости. Ты прав, прости меня, — произнёс Майкл, пытаясь удержать обеими руками вырывающегося Филипса. — Я должен был сказать тебе. Я эгоист. Я не слушал тебя, не слушал семью… и даже к себе не прислушивался. Тебе чертовски тяжело, понимаю, тебе ужасно хочется меня ненавидеть и ты не можешь… — Кто это тут не может? — возмутился Филипс, успокоившись и кое-как оторвавшись от чужого тела. — Цыц. Я же знаю. Не можешь. И я бы не смог. Так что… прости. Таунли смотрел Тревору прямо в глаза, будто пытаясь доказать искренность своих слов, но на самом деле просто пытаясь… не смутиться. Такие простые, казалось бы, откровения выбили его из колеи. Он тут же осознал кое-что. И почувствовал себя неудачником. А как ещё назвать человека, имеющего жену, детей, друзей, психотерапевта, но за десяток лет ни разу не имевшего разговора по душам? Да, такой он и есть: богатый плебей, шавка ФБР, живущая под колпаком, муж с наставленными рогами, хреновый отец, идиот, живущий в иллюзиях. И Майклу было абсолютно непонятно, чем он заслужил такого человека, как Тревор. Пусть и со всеми его заскоками, бреднями, идеями и шрамами. Такой абсолютно другой, ворвался в его жизнь годы назад, будто желая проверить, правда ли, что противоположности притягиваются. Чистая правда. Притягиваются, и, оказывается, навсегда. Майкл размеренно дышал. Мороз отступил. Даже дышать стало легче: исчезло ощущение ледяной стружки, щекочущей горло. Только воздух приобрел какой-то сладкий терпкий оттенок. Мужчина понял, что дышит горячим ментоловым дыханием Тревора, насколько близко они стояли. И это внушало какой-то необъяснимый трепет и спокойствие. Словно лавина обрушилось воспоминание: злой, уставший после перелёта Филипс, которого едва не киданул клиент. Не менее уставший сам Таунли, только что вернувшийся с работы и поскандаливший с Амандой. Им обоим по двадцать с небольшим. И им так осточертело всё, что когда ночь накрыла город, они не поехали по домам, а заснули, словно брошенные щенки, на скрипучем, узком диване в ангаре, прижавшись боками по всей длине тел. Несмотря на прохладные летние ночи, было тепло. И дыхание в полусне смешивалось точно так же. — Де Санта, у меня такое впечатление, что ты сейчас зарыдаешь, — разбил всю ностальгическую ноту Тревор, ещё больше обдавая при разговоре ментолом. — На себя посмотри. И… ты только что назвал меня Де Санта? Ради всего святого, больше так не делай! — Интересно, почему же, — с ехидцей в голосе спросил подозрительно умиротворенный психопат. — Потому что звучит отвратительно. — И неправдоподобно. Тебе больше подошло бы Де Дьябла, — хохотнул Ти. — Больше не буду… при одном условии. — И каком же? — опасливо осведомился «Де Дьябла», вполне оценивая шутку с фамилией. — Если… ты… меня… отпустишь наконец!!! — с рявком закончил Филипс, вырываясь из объятий. — Я сказал извиниться, а не превращаться в бабу! — Ты с дуба рухнул?! Я тебе сейчас такую «бабу» покажу! — не менее горячо парировал Таунли, сверля взглядом спину удаляющегося друга. — Уже показал! И ты прощён, твою мать! Майкл глубоко вздохнул и пошел за ним, позволяя улыбке растечься по лицу и делая вид, что не заметил покрасневших явно не от мороза ушей Тревора. Ведь и сам-то был не лучше.***
— И всё же, ты прогадал с желанием, — задумчиво произнёс Майкл, запихивая куртки в багажник услужливо подогнанной парковщиком машины. — М-м? — невнятно отозвался Филипс, расплачиваясь. — Я бы извинился и без этого дурацкого желания. Тебя что, в детстве не учили, что нужно загадывать то, что обычно получить не можешь? Они оба почти синхронно устроились на сидениях машины. Майкл быстро проверил ЛайфИнвейндер и усмехнулся, увидев пост Рона о том, как «тот козёл Майкл снова похитил босса, нарушая все планы на уикенд». — Знаешь, пожалуй, в этом всё и дело, Майки… Таунли поднял взгляд от экрана телефона и наткнулся на откровенно веселящийся, почти насмехающийся взгляд Тревора. — Нет такого, чего ты бы для меня не сделал. Майкл не нашел, чем возразить. — И однажды… — зловеще зашептал Филипс, заставляя друга нервно сглотнуть, — я этим воспользуюсь. И сжимая руки в кулаки, и отвернув лицо к окну, и разглядывая пролетающий пейзаж за окном… Майкл знал, что это — правда. Он сделает для Тревора всё. Всё, что тот ни попросит.