Соловьи

Бриньольф и Лорелей гуляли по подгнившим деревянным мосткам, обрамлявшим каналы Рифтена, как серый воротник. Вечерело, и если поднять голову, можно было увидеть, как высоко над ущельем из осклизлого камня неторопливо восходит Змей, Тринадцатое, Блуждающее Созвездие. — Забавно, детка, — сказал Бриньольф, подпирая спиной покрытую мхом, водорослями — ведь вода в каналах поднималась по весне — и еще Девятеро знают чем стену. — Я родился под созвездием Змея. Они могут быть как благословенными, так и проклятыми, сказал монах моему отцу. Твой парень станет тем, кем сам пожелает, сказал он. — А твой отец-то хоть знает, чем ты в городе занимаешься? — спросила Лорелей, подставляя лицо свежему ветерку с залива. — Посмотри на меня, детка, — Бриньольф взял ее своими мягкими, вкрадчивыми пальцами за подбородок. — Ну? Не брился с утра, — предположила она. Он сдержанно усмехнулся: — Хорошая шутка. Нет, посмотри на меня, детка. Я седьмой сын седьмого сына, а отец мой уже давно в могиле лежит. Его туда свели две погибели истинного норда — мед и добрая драка. — Седьмой сын седьмого сына? — удивилась Лорелей. — Так что же ты делаешь здесь, в Рифтене, Соловей-Соловушка? Тебе тогда нужно в коллегию Винтерхолда, ведь седьмые сыновья рождаются волшебниками — это все знают. «Соловушка» выглядел польщенным, но недолго. — Магия всегда давалась мне легко, — сказал он и щелкнул пальцами. — Вот так, и даже проще, и когда-то я правда думал что-то то изменить, уйти по-честному. Но теперь, когда мы на поводке у Ноктюрнал... — Что я слышу, Бриньольф Рыжий хочет уйти из Гильдии, — усмехнулась Лорелей, хотя признание напарника ее не удивило. Каждый вор порой мечтает оставить Гильдию, да так, чтобы прежние друзья не стали врагами, не подставили со скуумой или краденой цацкой, мечтает уйти чисто и зажить честно: а если не выйдет честно, то хотя бы спокойно. На скулах Бриньольфа заиграли желваки. Он тяготился службой Ноктюрнал, он никогда не был таким, как Галл и Карлия, не думал о славе и служении. Рыжий вор думал о Гильдии — и о себе. Прежние Соловьи назвали бы такой подход циничным, но Бриньольф был отличным счетоводом и распорядителем — никак не даэдропоклонником. Теперь, когда Мерсер Фрей был мертв и не мог больше, как червяк — спелое яблоко, подтачивать труд счетовода Гильдии, рифтенские воры процветали. — Ну что ты, Рыжий, — сказала Лорелей, легонько толкнув его в грудь — в шутку, чтобы расшевелить. Бриньольф поднял голову, но взгляд у него был тяжелее могильной плиты. — Ноктюрнал снова покровительствует Гильдии. Нами восхищаются, нас уважают — все, как прежде. — Как будто бы ты видела это «прежде», — проворчал он в ответ, хватая Лорелей за руку и притягивая к себе. Провел пальцами по ее лицу, чмокнул в макушку — Бриньольф возвышался над ней, как корабельная сосна — и спросил: — Я не понимаю тебя, детка. Почему ты отказалась стать грандмастером, когда все были за тебя? — Лучше мастера, чем ты, у Гильдии все равно не будет, — пожала плечами Лорелей. — Ты знаешь, я не умею планировать и не люблю отдавать приказы. План я придумываю в тот момент, когда нужно выкручиваться из неприятностей, а ты умеешь сделать так, чтобы неприятностей не было. — Допустим, — согласился Бриньольф. — Сладко поешь, Соловушка, складно. Ты разве никогда не думала, что будет, когда мы умрем — Ноктюрнал заберет наши души? Лорелей подняла голову и посмотрела на Бриньольфа. — Потому что я уверена в том, что когда придет наше время, мы что-нибудь придумаем. Настоящий вор сможет обмануть даже Ноктюрнал. Бриньольф долго смотрел на нее, вроде бы даже открыл рот, чтобы возразить — но промолчал. — У меня тоже есть вопрос, — сказала Лорелей, лукаво щурясь. — Давай. Старый добрый Бриньольф ответит на все вопросы. — А то Испытание, которое ты мне устроил перед тем, как принять в Гильдию — это все девушки его проходят? — мурлыкнула она, теребя воротник его дублета. — Я читала о нем в «Истинной Барензии». Бриньольф усмехнулся в усы, но приятная томность уже начала разливаться по всему телу. Он наклонился было к Лорелей... но не ответил. Оттолкнув ее от себя, он зашагал по разбухшему от сырости настилу по направлению к двери в «Крысиную Нору». Ему вдруг стало смешно и он побежал — стремительно, прыгая с доски на доску и едва касаясь ногами прогнивших мостков, так, что ветхое дерево даже не скрипнуло. За спиной ему послышался смех и легкие шаги преследующей его Лорелей. Отскакивая от стен канала, над ночным Рифтеном летел ликующий крик: — Остановись, даэдра тебя подери, и умри, как мужчина!