Love The Way You Lie

Я не могу сказать, что же это на самом деле, Могу лишь сказать, каково чувствовать это, Сейчас у меня словно стальной нож в горле, Я не могу дышать, но буду бороться, сколько смогу. (с) Мэрл не привык к слабостям. Чёрт, да у него их никогда не было! Он вытащил на себе Дэрила, ещё малыша, сам будучи ребёнком, из той дыры, где их выбросило из клоаки вселенной прямо на самую свалку отбросов общества. Братья Диксоны всю жизнь выживали, им не привыкать. Но вот чувствовать себя бессильным перед чем-то вроде судьбы – такое Мэрл ощущал только однажды, когда сидел на крыше, прикованный к трубе, да и то недолго – отпилил кисть к чертям и вновь принялся выживать. Но, глядя на неё, он впервые ощутил, как его барьеры рушатся, как вся его неприглядность становится такой очевидной: наркоман, алкоголик, расист, тупой реднек… А она – чистейший ангел, и, хоть Мэрл не верил в бога, если бы он был, Бет точно была бы его ангелом-хранителем. Глядя на неё, старший Диксон чувствовал умиротворение, какого не давал ни один препарат. Она была обезболивающим, самой сладкой галлюцинацией, и он отчаянно пытался перебороть это чувство, рождающееся внутри, жёстко и грязно разговаривая с ней, своими поступками пытаясь оттолкнуть дальше. Тщетно. Бет Грин, благослови её бог, которого нет, его не покидала. И он не знал, сумеет ли пережить длительную разлуку с ней. Это было как тогда, на крыше – он прикован, ключ плавает где-то в канализации, откуда он попал в этот мир, в эту тюрьму, но напильника нет, и освободиться невозможно. А она ласково интересуется, голоден ли он, сидит рядом бесстрашно, не обращая внимания на неодобрительные взгляды остальной группы, и поёт – то маленькой Поганке, то просто так. Чаще о том, как люди растут и живут на улицах, и как они честны перед миром, несмотря на видимую грязь. Поёт о нём. И за этот чистый звонкий голос он готов перебить всех ходячих на свете. Она – его воздух, его сердце, его система жизнеобеспечения, а он – жалкий паразит, прицепившийся к этому свету, питающийся им и презирающий свободу. Он не может просто так отказаться от общества Бет, и это пугает его до чёртиков. Мэрл хочет оставаться волком-одиночкой, хочет доказать, что он выживет один, но теперь это выглядит жалко. Он не знает, что он чувствует, он не понимает этого. Мэрл просто держится ближе к своему источнику света и спокойствия, как матёрый волк инстинктивно держится возле молодой волчицы в ожидании, пока его заметят. Все видят, как он смотрит на неё, все пытаются оттащить Бет от него, чтоб не погас этот молодой огонёк, не был придавлен тяжестью липового самомнения мужчины, но она упрямо стремится к нему, и если это не самое роковое на свете слово с буквы «Л», то Мэрл больше не понимает мира. И, кажется, это всё-таки оно. Пока неправда не станет правдой, Я словно летаю, любовь подняла меня высоко, Но также я пьян от ненависти, Я словно источаю боль, И я люблю её тем больше, чем больше страдаю. (с) Вылазка за вылазкой – и из каждой гора подарков. Не ей одной, конечно, - заподозрят, но для неё Мэрл старается больше всего, выискивая какие-нибудь самые необычные вещи. Как-то раз в разговоре с Мэгги Кэрол затрагивает тему музыкальных инструментов, и Мэрл узнаёт, что Бет умеет играть на фортепиано. Эта мысль не даёт ему и минуты покоя – теперь каждый раз, слыша, как она поёт, он воображает тихий перезвон клавиш аккомпанементом к звуку голоса, и тоскует без этого наяву. Поэтому синтезатор, найденный в одном из домов, подсоединяется к аккумулятору от проржавевшего автомобиля, и, когда Мэрл наконец слушает пение Бет под музыку, он готов в лепёшку разбиться, но достать ей фортепиано. Потому что то, как она играет, стоит всех метамфетаминовых грёз, это даёт кайф во много раз больший, и это был бы счастливейший день в жизни старшего Диксона – день, когда он услышал, как Бет поёт под музыку, если бы его не отозвал в сторонку долбаный кореец, где с помощью старика и старшей фермерской дочки словесно дал понять: если он хоть пальцем прикоснётся к Бет, его разорвут на клочья голыми руками. И вовсе не мертвецы. Этот ультиматум ощущался как удар в спину. Как они могли себе позволить хотя бы одну мысль, что он причинит этому светлому существу вред? Он ведь даже подойти к ней сам не смел, Дэрила всё посылал с подарками… Да только мелкая в курсе, что это он всё для неё старается, смотрит всегда благодарно сияющими глазищами да улыбается мечтательно. А потом то покормит вкусно, то за инструмент садится, когда он поблизости – интуиция, чтоб её, женская, хоть и совсем ребёнок ещё. Но вот то, что ещё узкоглазый ему в лицо выплюнул – форменная неправда. Потому что как он может «потакать влечению незрелой личности», если девчонка не чувствует к нему ничего. Он так и сказал Гленну: - Слышь, китайчик, ты на старших не гони, так и фонарь недолго схлопотать! Мне тут на шею никто не вешается, а какие вы там глюки славливаете, это меня не касается. Рик проходил мимо и потому успел оттащить разъярившегося муженька беспокойной истерички-сестрицы, но идею клейма растлителя малолетних поддержал. Глаза у них совсем жиром от мирной жизни заплыли, что ли? Мэрл всю жизнь следовал законам природы, а они в данном случае гласили: сука не захочет, кобель не вскочит. Никакого желания у Бет не наблюдалось, а свои непонятные ощущения в обществе младшей Грин Мэрл предпочитал оставлять при себе. Да, ему до боли хотелось, чтоб это создание принадлежало ему и никому больше, но он предпочитал скрывать это желание. Лучше молчанье и расстояние в метр с половиной от неё, чем ляпнуть что-то и отдалиться навсегда. Старший Диксон не имел привычки задумываться над произносимыми словами, но это был не тот случай. Однако судьба всегда решала всё за него, и сегодня решает тоже. Мэрл по глупости зацепился плечом здоровой руки за обломок арматуры, торчавшей из полуразрушенной стены супермаркета, и теперь оно ныло, не давая жить спокойно. Они приехали ночью, и ему точно удалось бы зализать свои раны в персональной одиночной камере, но Бет, встречавшая вместо уснувшей и не дождавшейся их Кэрол добытчиков, заметила, как он втихую отделился от общей толпы и пошёл к себе. Через пять минут она под предлогом усталости тоже прошла к себе, прихватила аптечку и теперь стоит вот у него на пороге, мнётся, смущённая своей смелостью. - Мэрл, ты ранен, да? Давай, я обработаю. Он бы послал её. Если бы мог. Поэтому смог сказать только: - Рискни, крошка. Только не угробь меня, лады? Ручки белоснежные подрагивают, губы в струнку сжаты, но Бет смело орудует перекисью и бинтами, и он шипит пару раз для острастки, но больно не больше, чем если бы возился он сам, если не меньше. Вскоре рука уже не беспокоит, а Бет теребит остатки бинта в руках и почему-то не уходит… Мэрл не привык к женским слезам. Они всегда приводили его в ярость и давали ощущение безысходности. А когда разрыдалась она, он и вовсе не смог ничего поделать. Только приобнял за плечи и позволил выплакаться – понятно же, волновалась за них всех, и так спит урывками из-за мелкой Поганки, а теперь ещё и из-за вылазок этих… С удивлением он впервые осознаёт, что эти слёзы обоснованы обстоятельствами, а не являются простым и глупым женским капризом, поэтому не отпускает и не обжигает гадкими словами, он сам себе и так гадок от этого. Её слёзы на его рубашке причиняют боль почти физическую, и он неловко пытается её успокоить: - Кончай реветь, крошка. Я с вашим братом не умею говорить, когда у вас глаза на мокром месте. Если хочешь, давай потолкуем о твоих проблемах, коль уж ты ко мне пришла. Бет поднимает на него блестящие от слёз глаза – в дрожащем огоньке единственной свечки маленькие капельки кажутся осколками звёзд – и тянется поцеловать его, но он мягко отодвигает её от себя. - Не надо, Бет. Не порти жизнь и себе, и мне. – Укоряет он её. – Ты же знаешь, кто я. - Знаю, - соглашается она. – Ты человек, на которого я могу положиться. Ты всегда защитишь меня. Несколько прядей выбились из-за её уха, и один бог знает, как много он отдал бы за возможность ласково убрать их пальцами правой руки. Чёртов Граймс. - Детка, я старый наркоман. И все мои хорошие качества, какие ты себе нарисовала, существуют только у тебя в голове. Давай не смешивать реальность с фантазиями. Она упрямо мотает головой и снова льнёт к плечу, обнятая его рукой, как крылом, не хочет уходить. А у него нет ни сил, ни желания её прогонять. Поэтому он всю ночь сторожит её сон, пока она умиротворённо сопит, чувствуя себя защищённой. И, в принципе, не ошибается. Он никогда не обидит её, и другим не позволит. Я задыхаюсь, и, когда уже начинаю тонуть, Она приводит меня в чувство, Чёрт возьми, она ненавидит меня, И мне это нравится… Постой! Куда ты? Я оставляю тебя… (с) Наутро Мэрл поглаживает её по волосам, постепенно заставляя проснуться. - Крошка, уже утро. Топай и никому не говори о том, что мне тут наплела. Я не твой идеальный парень, так что перестань тешить себя мечтами. Бет краснеет и говорит: - Думай, как хочешь. Я от своих слов не отступлюсь. Почти вырывается из его рук, когда уходит, и Мэрл с сожалением отпускает непривычное, но такое сладкое ощущение счастья. Это не его жизнь, кроме того, если узнает её родня… Однако через пару дней всё меняется. Чёртов Губернатор возвращается с танком прямо к воротам тюрьмы, у него в плену Мишонн и Хёршел, а Бет здесь, дрожит от страха с автоматом в руках – Дэрил дал по его приказу. Рик там, впереди, а здесь единственный военный стратег с нехилым опытом – только он сам, поэтому координировать всех придётся ему. Мэрл внешне спокоен, но внутри он напрягается в струну. Старик смотрит так, будто он со стаканчиком виски сидит на веранде собственного дома, на ферме, и взгляд его в последний раз обходит всех жителей тюрьмы. Но на нём он приостанавливается, и адресованный ему кивок седой головы видят все. Хёршел передаёт ему, необразованному дурню, свою дочку, ведь так же он кивнул и Гленну… Мэрлу ничего не остаётся, как кивнуть в ответ. Что бы ни случилось, Бет будет жить, и она будет здорова, пока бьётся его собственное сердце. А потом Губернатор заносит над стариком катану Мишонн, и тонкое лезвие впервые обагряется кровью живого человека. Мир в глазах сужается до этой ярко-алой раны на шее отца Бет, Мэрл на секунду цепенеет, но девушка начинает отчаянно рыдать, открывая огонь, и это отрезвляет – прежде всего им необходимо сохранить патроны, не время рефлексий. Он хватает её за плечо – сильно, так, что она кривится и смотрит на него мокрыми глазами – стрелки слипшихся ресниц и потемневшие от бессильной ярости глаза, настоящее чёрное солнце, и говорит ей: - Соберись, крошка, нам главное не сдохнуть сейчас. Потом поревёшь в мою рубашку, если захочешь. Губы дрожат, но она вытирает грязной рукой слёзы и угукает ему в ответ. Вот и ладушки. Он вскидывает снайперку и точными выстрелами валит сразу несколько людей одноглазого урода. Те, конечно, успевают мысленно проклясть его, потому что они и сами понимают, что это больше выглядит как захват территории, а не выживание преступников из незаконно захваченного ими безопасного места. Ну и пусть их совесть загрызёт. Сволочи. Мэрл следит за тем, чтоб никого не убили, руководит стратегическим отступлением и следит за тем, чтоб никто не наложил лапу на шерифа. Рик должен выжить, иначе всем, кто выберется, всё равно каюк, как ни крути. Мэрл не Господь, чтоб следить за всеми, одной только Бет ему хватит за глаза. Но тут пристреливается Дэрил, очищая пространство вокруг Рика, Карл следует к отцу с ним, прижавшись к спине, и вдвоём они вытаскивают шерифа из эпицентра бури. Где-то за спиной попискивает Поганка, и, когда Мэрл оборачивается, она уже на руках у Тайриза. Чёрному можно доверять, он сильный и выживет даже с обузой в виде маленького ребёнка на руках. Отлично. Приходится оставаться до последнего. Стена огня от пылающего танка отрезает Мэрла от Дэрила и Рика, но он слышит краем уха, продолжая отстреливаться от отчаявшихся горе-завоевателей, которых спереди косили огнём, а сзади на них напирали ходячие. - Ну и Царствия вам Небесного! – Рявкает наконец мужчина и огляделся вокруг. Никого, даже Бет убежала. Умница, спаслась. Или?.. - Мэрл! – Раздаётся вдруг рядом звонкий голосок, и из огороженного проволокой коридорчика выскакивает худенькая девчушка. Со смесью облегчения и разочарования он бегло окидывает её взглядом. Не покусана, не поцарапана. Отлично, есть шанс. – Я детей хотела спасти, пробежала по всему блоку – никого не осталось. Он не стал говорить ей, что видел, как их увёл Тайриз. Чёрный ведь мог и не выжить, что зря надежду-то давать? - Они спаслись, скорее всего. – Не смог не дать. – А вот нам с тобой, крошка, придётся поработать ручками, чтоб спасти свою шкуру. Валим отсюда. Бет кивает, и снова в её глазах это пламя упрямой ярости, жажды идти вперёд до победного конца – как у Дэрила, как у него самого. И Мэрл вспоминает уверенно-холодный кивок Хёршела, поручающего ему свою дочь. Теперь он обязан сохранить её не только ради себя. Приходится бежать пешком, трава хлещет по ногам, потом ветки по лицу, но гниль не отстаёт, бредёт за ними следом – целая толпа, хрен оторвёшься, и он едва может побороть желание залезть куда-нибудь и переждать. Хотя… В воздухе пахнет озоном – надвигается гроза, а тут недалеко есть землянка, которую они с Мартинесом приготовили для себя на случай, если Губернатору совсем крышу сорвёт и придётся залечь на дно. Но латиноамериканец не дожил до этого дня, а вот ему пригодится это убежище. Неприметная, поросшая травой дверь поддаётся не сразу, и заслышавшая надсадные хрипы мертвецов позади девушка вцепляется в его плечо, приникая всем телом, и дрожит, как напуганный зайчонок. Его сердце в очередной раз вздрагивает, и очередным рывком он распахивает массивную дверь, толкает Бет внутрь и закрывает за собой дверь. Внутри кромешная тьма, но Мэрл нащупывает свечи и отдаёт их девушке – у кого две руки, тот попроворней будет. Бет наощупь зажигает их, освещая окружающее пространство пляшущими, как пьяный наркоман, огоньками, дающими неровные гротескные тени. - В углу мини-сейф, код - три восьмёрки и две единички, там есть еда. Запасной генератор немного подогреет воду, можешь умыться и почистить пёрышки. Будь, как дома. Сказав это, Мэрл без сил обрушивается на пыльный раскладной диванчик и со стоном протягивает ноющие от непрерывной гонки за жизнь ноги. Хреново – стареем. Но девушка тоже устала, она напугана и расстроена, поэтому она тоже забирается на диван, льнёт к обескураженному Мэрлу всем телом и подрагивает, тихонько всхлипывая. Он обещал ей утешение – она ищет его, и никто его за язык не тянул. Мэрл вздыхает и усаживает девушку на колени, прижимая её к груди, как ребёнка. - Тише, Бет, тише. Всё кончилось. Сегодня не сдохли – и ладушки. Не реви. Она поднимает на него глаза, блестящие от слёз, и ему почему-то думается, что ни с кем она давно не была так откровенна в проявлениях чувств, как с ним. Бет-Грин, Бет-Грин, Бет-Грин, выстукивает сердце и замирает на мгновение, когда её губы касаются его колючей щеки. - Если бы не ты, - шепчет она, обнимая его за шею и лихорадочно бегая взглядом по его лицу, то и дело останавливаясь на губах, - я бы сегодня умерла. Меня бы не было. - Я бы не позволил этому произойти, - рычит Мэрл и сжимает цыплячьи плечики большими грубыми ладонями. – Слышишь? Не позволил бы. - Почему? – Просто спрашивает она, пытливо глядя ему прямо в глаза. И он понимает – больше нет смысла обманывать себя. Она всё знает, её отец всё знал, так зачем? Это невероятно сложно сказать, это слишком сложно, он и так обессилен, слаб, а тут ещё Бет, требующая сказать то, чего брат никогда от него не слышал, признать свою самую большую на свете слабость. Поэтому он сталкивает её с себя и глухо рокочет: - Нипочему. Мне нужно прикрытие для спины, только и всего. Слёзы опять брызжут из её глаз, она стискивает зубы и бросается к двери раненым зверем, молча, полная обиды и желания оказаться от него как можно дальше, несмотря на безопасность, несмотря ни на что. И Мэрл понимает, что ей некуда идти, что она умрёт не сегодня – завтра, но умрёт без него. А он – вслед за ней, потому что простить себя уже не сможет. Никогда. Поэтому он встаёт с дивана и идёт к двери, туда, где, держась за ручку, сползла по стене плачущая девушка, без которой его существование потеряет смысл. Нет, ты так не сделаешь, вернись, Мы снова возвращаемся, мы снова здесь, Это сумасшествие. Потому что если всё идёт хорошо, то это замечательно, Я Супермэн, ветер за спиной, а она Луис Лэйн. (с) - Бет. – Тёплая рука на плече, виноватый усталый взгляд и вымученная улыбка с одним лишь намёком на старую заговорщицкую ухмылку. Она смотрит и не понимает, почему он, можно сказать, выгоняет её и тут же говорит с ней. Она же просто прикрытие!.. – Да, ты права. Идём, не мучь ни меня, ни себя. Отдохни. В его прикосновениях ни намёка на то, что это всё ложь, только ничем не прикрытая нежность и грубоватая ласка. Мэрл подхватывает её на руки и несёт к дивану и укладывает Бет на слежавшуюся подушку. - Извини, - говорит он будничным тоном, полушёпотом, чтоб не услышал никто из ходячих наверху, поднимая откуда-то с пола – о, чудо! – шерстяной плед. – Ничего лучше я сегодня уже не найду, но, если хочешь, завтра попытаюсь. Сказав это, Мэрл разгибается и хочет уже пойти к двери, как тонкая бледная ручка хватает его за ремешок протеза. Он оборачивается и встречает взгляд невыносимых зелёных глаз – вот уж воистину омуты. - Не уходи, - шепчет она тихо, и этот голос лишает воли. Ни один наркотик такого прежде не мог, это удивительно, но он не может противиться сладко-ядовитому желанию, возникающему на языке – сделать всё, о чём она попросит, и колени сами подкашиваются, так, что он садится рядом. Её нежная рука ласково проводит по его руке, размазывая грязь и копоть, и Бет грустно улыбается, понимая, что отныне у них больше нет безопасной тюрьмы, нет припасов, нет группы – нет ничего. Только они сами, вдвоём против целого мира. – Скажи, что ты просто хотел оттолкнуть меня тем, что ты сказал, Мэрл. Пожалуйста. Её голос тих, но в нём явно слышны стальные нотки. Он не может не сказать этого. - Да. Хотел. - Глупый, - она улыбается теплее, приподнимается на локте, кладёт ладонь ему на щёку, преданно глядя в глаза, и Мэрл неожиданно видит в Бет не несовершеннолетнюю девчонку, потенциальный труп в одиночку в мире зомби-апокалипсиса и обузу для него, а равную, женщину, которая действительно смогла бы стать с ним рядом, помочь ему выжить не только физически, но и морально, поддержать его, как жена, как подруга – как женщина. Это оглушает, поэтому ему не сразу удаётся очнуться, когда – дежавю – она вновь тянется его поцеловать. На вкус её губы – нежный аромат молока и мёда, запах ещё детский, тёплый и располагающий, но нотка чего-то иного, чисто женского, проскальзывает меж этим, и Мэрл пытается ещё раз его уловить, обхватывая здоровой рукой хрупкие девичьи плечи и скользя языком вглубь её рта. Это вкус Бет, осознаёт он с замиранием сердца, и этот факт пьянит его. Она стонет, обхватывая его голову ладонями, и пересаживается к нему на колени, не отрываясь от его губ. Они неистово целуются, и в один момент Мэрл пытается обнять её второй рукой, но видит лезвие протеза и резко отстраняется, отдёргивая искалеченную руку. - Надо снять, - кивает он на лезвие, и Бет тут же разматывает изоленту и расстёгивает крепления. Нож падает куда-то на пол, но Мэрлу всё равно. Он лишь до волчьего воя хочет назад свою правую руку, хоть на одну ночь, хоть на час, чтобы ласкать сидящего на его коленях ангела. Но Бет и сама понимает, чего ему недостаёт, - аккуратно расстёгивает ремни, держащие металлическую часть его руки, снимает её и на секунду задерживает дыхание, глядя на обрубленную кисть. - Страшно? – Хмыкает он и хочет надеть защиту обратно, но она возражает: - Нет. – Мягкие губы целуют его запястье на самой границе изуродованной руки, и он потрясённо ахает, глядя на это – в её глазах лишь сожаление о пережитой им боли, ни грамма страха. – Бедный мой. Его не в первый раз пытались пожалеть, но никто не делал этого так, как она: ласково, без намёка на унижение. Только человеческое сострадание, смешанное с женской болью за любимого. Бет кладёт его руку себе на плечо, намекая на объятия, и он теряется от её обескураживающего спокойствия. - Я люблю тебя, Мэрл Диксон, - просто говорит она и склоняется к его губам, обвивая руками его шею. Он стонет, когда она скользит бёдрами вниз, и его пах оказывается тесно прижатым к её разгорячённому лону, через четыре слоя ткани обжигаемый обещающим жаром. И всё, тормоза спущены, он запускает пальцы в её волосы, прикусывая её губы и тут же зализывая укус, искалеченной рукой забираясь под футболку и растирая её бок. Ничего не может, ничего. Чёрт! - Разденься, - просит он её, и она тут же стягивает с себя обе истрёпанные майки и бюстгальтер, открывая ему свою грудь – два идеальных светлых холмика с аккуратными тёмно-розовыми сосками. Мэрл упирается в диван обрубком руки, здоровой проскользнув под её рукой, и впивается пальцами в её плечо, предплечьем придавливая её спину. Наверняка от его хватки останутся синяки, но сейчас ни ему, ни ей нет до этого дела. Он жадно приникает ртом к её груди и языком с нажимом обводит сосок. Бет стонет, обеими руками хватается за его голову и выгибается, потираясь о него. Искры сыплются из глаз от того, как хочется уже в неё, в её жаркую глубину… Но Мэрл одёргивает себя – спешить некуда, они здесь одни, и им никто не помешает, поэтому нужно выдержать эту прелюдию, как выдерживают дорогой алкоголь, чтоб улучшить вкус. Он скользит языком по ложбинке между её грудей, прослеживает ключицу и наконец ставит ярко-алое пятно на её шее. Бет тяжело дышит и стонет, когда он меняет руку, прижимающую её, и с наслаждением сжимает её правую грудь в ладони. Он закусывает кожу на левом плече Бет, и она ахает от неожиданности, но его язык тут же массирует пульсирующее от боли местечко, вновь принося удовольствие. Это не похоже на те невинные ласки, которые дарил ей Джимми, не похоже на отчасти вульгарные облапывания Зака. Это – Мэрл, и она теперь играет по взрослым правилам. Однако всем, кто был до него, она боялась открыться: стеснялась, краснела, но не с ним. Это было как дышать, так же естественно, так же необходимо, и каждое его прикосновение зажигало воздух в её лёгких. Она хотела его, хотела в самом низменном смысле этого слова. Он был её мужчиной, её страстью и необходимостью, он был тем волком, седеющим, но крепким и сильным, которого выбирают молодые и здоровые волчицы. В мире умирающей цивилизации вновь действовали первобытные законы, и по этим законам Бет не могла бы найти мужчины лучше Мэрла. Наконец он отстраняется от неё, окидывая затуманенным взглядом оставленные им на ней следы, и она нетерпеливо тянет его за рубашку, намереваясь снять, но он похлопывает её по бедру в просьбе подняться и коротко отрезает: - Сам. Бет откидывается на захрустевшую тут же спинку дивана, обнимая себя за обнажённые плечи, и зачарованно смотрит, как он встаёт и стряхивает на пол сливающуюся с темнотой чёрную рубашку, как тянет вверх одной рукой грязно-белую майку, и вздыхает резко – на нижних рёбрах справа татуировка, стилизованная под старую потрескавшуюся свастику. - Сделал в тюрьме, - говорит он, проследив направление её взгляда, - я такой. - Ну и что, - одёргивает себя Бет, поднимаясь и стягивая с себя джинсы вместе с бельём. – Ты уже не такой. - Да, теперь я ненавижу ходячих, - ухмыляется Мэрл, тоже снимая брюки. – Иди сюда. Он протягивает ей правую руку, и она не удерживается, вновь ласково проводя ладонью от его запястья до плеча. Он бы съязвил что-нибудь по этому поводу, но её молочно-белая бархатистая кожа гораздо более нуждается во внимании его рта. Мэрл медленно опускается на колени, посасывая и покусывая её живот, и, когда Бет охает и хватается руками за его плечи, почувствовав его дыхание на своей пульсирующей мягкой плоти внизу, он рокочет хриплым от возбуждения голосом: - Садись. Она чуть ли не падает обратно на скрипучее сидение и замирает, как испуганный зверь, когда он раздвигает её ноги, подтягивая её поближе к краю левой рукой. - Не бойся, - успокаивает он её. Бет пытается возразить: - Я же давно… Ну, не… Тут до Мэрла доходит, чего она стесняется, и он говорит ей, наклоняясь: - По сравнению с теми, кого я трахал раньше, ты просто стерильна. Она краснеет при упоминании его гигантского опыта, но ничего ответить не успевает – он приникает к её половым губам, взасос целуя их, безошибочно находит клитор и теребит его кончиком языка. Бет вцепляется в его плечи в первое же мгновение и стонет в такт каждому его движению. Ему хочется, чтобы она кричала, но он не уверен, что их не заметят ходячие наверху. И Бет тоже это знает, старается вести себя тихо – и всё равно не может сдержать себя полностью. Таким обходительным он не был ещё ни с одной женщиной до неё. Всё больше как-то брал, чем отдавал, но с ней всё было по-другому. Она вывела его сознание на новый уровень организации одним своим существованием, и он собирался отплатить ей той же монетой – стать для неё тем единственным, кто перевернул мир с ног на голову, кто любит и может защитить – кто хочет защищать. Он начинает с малого – даёт ей то, чего никто ещё не давал, но что необходимо каждой женщине в любом возрасте – почувствовать себя желанной. Её слегка терпкий вкус на его языке рассыпается искрами чего-то необычного, рождающегося во всём теле, заставляющее ускоряться течение крови по венам. Тщательно вылизывая каждую складку нежной и невинной до него плоти, он мягко урчит, как довольный кот, и доводит её до оргазма в считанные минуты. - О, - выдыхает она, когда он отстраняется, облизываясь, и смотрит на него так, будто он только что спас мир. – Это было… - Можешь не тешить моё самолюбие, детка, - шепчет Мэрл, опрокидывая её на спину и нависая сверху, - Я знаю, что сделал всё правильно. И хочу свою награду. Он может показаться наглым самовлюблённым козлом кому угодно, но не Бет. Она согласно кивает и притягивает его лицо к себе горячими ладонями, ловя его губы. Как оказалось, она чертовски любит целоваться. Мэрл не предупреждает её о боли, он просто останавливается, прижавшись головкой члена к её пылающему лону, и, дождавшись её кивка, плавно входит, достаточно быстро, чтоб порвать плеву довольно безболезненно. К чести Бет, она лишь ахает и инстинктивно подаётся ему навстречу, окончательно снося его крышу. Чёртова девчонка слишком хороша для него, но они не способны что-либо противопоставить своему желанию быть вместе, здесь и сейчас, слиться воедино. И он двигается в ней, вращая бёдрами, заменяя минутную боль удовольствием, стонет в её плечо, признавая свою слабость, но с ней он может позволить себе всё. Потому что он спас её сегодня и будет спасать всегда, пока жив. Вспышка оргазма взрывается в голове ярким светом и поглощает его вместе с ней. Лишь в последний момент Мэрл укладывает её на себя, чтоб не придавить, и отключается от приятного изнеможения. Ты любил когда-нибудь кого-то так, что Едва можешь дышать, когда вы рядом? Возникает то неясное чувство, что охлаждает, Да, у меня бывает такое. И тогда обычно говорят, что нужно разойтись, Похоже, они не знают тебя, ведь это сегодня, А вчера было вчера, сегодня новый день, Звучит, как заезженная пластинка. (с) Лучи утреннего солнца не касаются его лица, нет ни мягкого одеяла, ни простыней, но это определённо лучшее утро в его жизни. Тёплый воздух с её губ щекочет шею, обнажённая шелковистая кожа мерно скользит по его телу в такт её дыханию, расслабленные руки обнимают его плечи – она полностью помещается на нём, большая ласковая кошка, спокойная и счастливая. Он поднимает левую руку и гладит её по волосам, легко улыбаясь. Ему так хочется, чтоб она могла быть всегда в безопасности, но единственное, что он может ей дать, это защита всеми силами и средствами, имеющимися в его распоряжении. Бет с улыбкой поворачивает голову и открывает глаза, сразу же ловя взгляд Мэрла: - Доброе утро. - Не такое уж и доброе, ты сама об этом знаешь, - он не может не испортить никому настроение с утра. Однако с ней, как всегда, этот номер не проходит. - Я жива и здорова, ты тоже, у нас есть убежище, оружие и силы на борьбу, мы можем двигаться вперёд на своих ногах или на машине, как захотим, потому что ты умеешь водить. Кроме того, мы любим друг друга и вчера провели восхитительную ночь вдвоём. У нас есть возможность умыться тёплой водой и да, я ещё никогда не просыпалась утром с кем-то в одной постели. Так что это утро доброе, Мэрл, - Бет лучится тихим счастьем. – Вчера я потеряла отца и, вполне вероятно, сестру, но таков этот мир. Мы не имеем права не наслаждаться возможностью жить, пока получается. Он целует её в лоб – так невинно, но так заботливо, - и говорит: - Ты права, кроха. Конечно. Они собираются не спеша, набив два рюкзака продуктами и боеприпасами. Бет предлагает зайти в магазин одежды – её сильно истрепалась, да и холодает, необходимо найти что-то потеплее, чтоб выживать и дальше. Мэрл ведёт её за собой, в случае опасности зажимая её куда-нибудь в угол и прикрывая собой. Он бережёт её силы, идя не так быстро, как мог бы, но она сама торопит его, и к прибытию в достаточно небольшой, чтоб быть относительно безопасным, населённый пункт они становятся единым организмом, той командой, какой нужно быть, чтобы эффективно путешествовать по этому постцивилизационному миру. Им удаётся без происшествий раздобыть всё необходимое, когда около железной дороги, которую они собирались перейти, чтобы вновь скрыться в лесу, они видят вскрытый труп мертвеца и надпись его гнилой кровью на стене под какой-то картой: «Гленн, иди в Терминус. Мэгги». - Живы! Они живы! – Шепчет Бет громко, кидаясь Мэрлу на шею, а у него земля уходит из-под ног. Сестра девушки вполне может и пристрелить его за то, что он… - Не волнуйся, - она пытается успокоить его, обнимая, и ему, кажется, становится чуть-чуть легче. – Я отстою нас, если понадобится. В конце концов, ты мне даже больше нужен, чем я тебе, ты-то без меня сможешь, - немного разочарованным голосом заканчивает она и хочет идти, но он останавливает её, прижимая к себе, и шепчет в волосы, чувствуя, как окончательно деформируется что-то плохое внутри, утрачивая свою прежнюю негативную окраску: - Ты мне нужна. Я не прощу себе, если не сумею тебя уберечь, ясно? И даже не смей думать, что я останусь таким же ублюдком, каким был. Я тебе нужен лучшим из всех, и я не собираюсь терять тебя только потому, что не изменюсь. Этого не будет. Бет кивает и целует его в последний раз, а потом кладёт руку на нож в ножнах и идёт вперёд по рельсам. И Мэрл следует за ней, нагоняя и становясь рядом. Кровь ещё не успела совсем засохнуть, так что они вполне могут догнать старшую Грин, чтоб вновь воссоединиться. Девушка мурлычет что-то себе под нос, кажется, «Parting Glass», и он подхватывает мелодию, а потом и слова. Идти рядом, плечом к плечу – это безмерное счастье для двоих в умирающем мире, даже если на следующий день суждено погибнуть. Проходит несколько часов, прежде чем они натыкаются на новый, совсем свежий вскрытый труп, и, когда солнце уже начинает катиться к закату, они видят впереди три силуэта. Но ещё десять минут они молча нагоняли их, после чего наконец зовут. Мэгги оборачивается с таким видом, будто ожидает узреть привидение. - Бет! Ты жива! Сёстры бросаются друг к другу и обнимаются, счастливо заплакав. Мэрл с едва заметной улыбкой наблюдает за ними, обменявшись рукопожатиями с Сашей и Бобом Стуки, и ждёт, когда Мэгги обратит внимание на того, кто помог её сестре выбраться. Он не знает, стоит ли говорить о них сразу, но это родственница Бет, не его, а, значит, решать не ему тоже. - Мэг, - наконец начинает Бет, и мужчина вытягивается в струну, чтоб не выдать своего волнения, - меня спас Мэрл. Мы… Мы вместе теперь. Мир меняется на глазах, приобретая багровые тона, когда Мэгги смотрит на него ненавидящим взглядом. Для неё Бет по-прежнему маленький ребёнок, а он сам – отвратительный мужлан, который посмел тронуть её домашнего ангела. Он спокойно выдерживает этот взгляд, а когда девушка подходит к нему, подставляет щёку для удара. - Бей. Я не жалею ни о чём. Она тоже, - предупреждает Мэрл сестру Бет, и та уже заносит кулак, но в последнее мгновение оборачивается. В глазах младшей Грин немой укор и упрямая ярость. «Не трогай его», говорит этот взгляд, и Мэгги опускает руку. - Ещё раз тронешь её – убью, - шипит она, отступив на пару шагов, но Бет подходит к мужчине и берёт его за левую руку, переплетая его пальцы со своими. - Я сказала, что мы вместе, Мэгги. Боб переводит взгляд с Мэрла на Бет и обратно, а потом говорит: - Да гори оно всё синим пламенем. Бет, ты уверена? Это делает тебя счастливее? Девушка твёрдо кивает. - Да. - Я считаю, Мэрлу надо дать шанс, - вмешивается Саша, - Хёршел говорил, что с Бет он становится лучше на глазах. Тем более, что ей нужен кто-то, кто будет её защищать. Я права, Боб? - Безусловно, - отвечает Стуки и обращается уже к старшей Грин, - Мэгги, твой отец одобрял его. Неужели ты будешь против? Тебя же он благословил… И, я думаю, не ошибся. Мэгги бессильно посмотрела на сплетённые пальцы Мэрла и Бет с какой-то звериной тоской, поправила пояс и сказала: - Будь что будет. Идём, мы должны найти место, чтоб переночевать. До Терминуса ещё далеко. И пошла вперёд, не оборачиваясь. Может, наши отношения не настолько безумны, как кажется, Такое, наверно, происходит, когда торнадо встречается с вулканом. Всё, что я знаю, это то, что слишком люблю тебя, чтобы уйти, Ты разве не слышишь искренности в моём голосе? Если она ещё хоть раз попытается нахрен оставить меня, Я привяжу её к кровати и подожгу дом. (с) Им удалось. Им всё удалось – найти Гленна, прийти в Терминус, воссоединиться с Риком и Дэрилом, который чуть не придушил брата нахрен, сжав его в крепких семейных объятиях. Пришлось, конечно, потрудиться, чтоб выпереть грёбаных каннибалов из убежища, чтоб не дать никому сбежать, но удалось – Дэрил и Мэрл из обычной проволоки умели соорудить себе оружие, и старший Диксон как человек-крюк ходил по Терминусу, вырывая трахеи куском толстой проволоки, которую они всей группой вынули из пола. Рик, как оказалось, тоже стал мужиком, которого отсутствие оружия не останавливало – он сворачивал головы и в буквальном смысле грыз глотки тем, кто попадался ему под руку. Эффект внезапности позволил обойтись без потерь среди их группы, и они не потеряли никого со времён тюрьмы по общему итогу. Люди всё шли и шли в Терминус – все, кто видел надписи «Гленн, иди в Терминус. Мэгги» и «Все, кто придёт, выживут. Общество для всех, убежище для всех», спешили туда, где было безопасно. Рик предложил проверять людей по старой схеме – три вопроса. И все согласились с ним. Единственное, что было действительно здорово – это то, что у них теперь была своя радиостанция. Её тоже нужно было использовать, и тут опять пригодился Мэрл. - Что требуется от радио? Новости и музыка. Поэтому требую радиостанцию себе, - заявил мужчина на общем собрании. - Ну уж нет… - Начал было Юджин, уверенный, что музыка на радио – это явно лишнее, но обосновать точку зрения ему не дали. - Мы согласны, - заключила Мишонн, обведя всех внимательным взглядом карих глаз, - и не смотрите так на меня. Этот реднек спас мою жизнь вообще-то, когда вся тюрьма хотела сдать меня Губернатору. Так что я ему доверяю. Если где-то всё ещё работает радио, что лучше услышат люди: тихие слова или оглушающий рок? Пусть делает то, что считает нужным. И обладательница катаны не ошиблась – на звуки AC/DC люди шли, как мухи на мёд. После каждой третьей песни включался микрофон и голос Бет говорил то же сообщение, что и раньше звучало на этой волне. Их группа вновь переживала свой лучший период. Через месяц Мэгги сумела наконец забеременеть и, хоть ужасно боялась за безопасность ребёнка, решила непременно рожать. Мишонн сблизилась с Риком, и, несмотря на то, что они и сами могли бы прийти к началу отношений, ради их благополучия старался Карл, формировавший графики дежурств и инспектирующий состояние заборов ежедневно, как самый благонадёжный для этой работы – ещё в тюрьме обеспечение целостности охранного контура было обязанностью мальчика. А у Мэрла был период смены жизненных ценностей – он учился жить с любимой женщиной и делать всё правильно. Конечно, меняться было непросто: вспыльчивость и несдержанность не способствовали мирному сосуществованию ни с единым существом на Земле. Но Бет терпела его, шла навстречу каждый раз, когда он не уступал, она была просто идеальной девушкой, рядом с которой он ощущал себя опустившимся уродом. Вот только она так не считала. И по вечерам, когда он приходил в их общую комнату, всегда ждала его с улыбкой, в чистой постели, одетая в ночную рубашку. Мэрл никогда и не мечтал о таком – об идеальной женщине, которая будет любить его и ради которой он будет хотеть быть нормальным. Но, по-видимому, противоположности, как ни крути, всё-таки притягиваются. Ведь они же вместе, так? Она часто спрашивала у него, смогут ли они и в будущем жить так, как сейчас – тихо, спокойно, за высокими заборами. Вне опасности от ходячих. И он всегда терялся – что же хотела услышать Бет? Он сам не верил, что Терминус, в отличие от тюрьмы, выстоит, но ради неё он готов был солгать. Поэтому он лжёт ей, что всё будет хорошо, лжёт каждый день и будет лгать до самой своей смерти. Не имеет смысла, что это ложь. Она готова верить в ложь, чтоб каждый день быть счастливой просто потому, что он рядом. Ведь любовь прощает любую ложь. Тем более во благо. Будешь стоять здесь и смотреть, как я горю? Но всё в порядке, мне нравится эта боль, Будешь стоять и слушать мой крик? Но всё в порядке, мне нравится, как ты лжёшь. Мне нравится, как ты лжёшь. (с)