***
Атмосфера в комнате напряженная и холодная, будто была открыта нараспашку форточка и кто-то, уходя, еще и забыл закрыть дверь. Маленькими ничтожными вспышками и ощущениями, слишком тусклыми и едва уловимыми, был пропитан воздух, а он и она интуитивно это ощущали. Вот руки уже тянутся друг к другу, а стоит лишь взглянуть на зеркало – там Дима лишь сидит, не двигаясь, а Юли и вовсе нет ни в комнате, ни в доме. А ты была права, девочка, как прежде уже не будет. Только вот ты это понимаешь сейчас? Да нет, конечно. Та фраза ведь сказана была с запале и в момент безысходности. Парень не замечает, в какой момент его девушка исчезает из комнаты, но явственно слышит громкий хлопок входной двери и голос, нарастающий по мере приближения говорящей к комнате. - Я тут, значит, отчитывать вас пришла, а вы помирились уже, - блондинка обиженно надувает губки и хмурит брови, но глаза ее светятся той обычной для нее насмешливой радостью. Зеленые и с вкраплениями желтого, они говорят: «Я знала, что все так именно и будет». Знала же она, Дим, Юль, понимаете? Вам явно стоит пройти проверку на банальность. А Дима не видит в них ни капли укоризны или хоть чего-либо еще, обращенного к нему. Ничего. Его как будто нет ни в комнате, ни в мире. Юля улыбается немного виновато, и они с Ташиги начинают говорить о чем-то с такими светскими лицами, какие бывают у людей, которые толком друг друга не знают и не хотят сближаться, специально не говоря ничего сверх необходимого. Сквозь толстый слой воды до Димы долетают обрывки фраз обеих девушек, их разные голоса: резкий и звонкий голос Юли и протяжный и мелодичный, напоминающий мурлыканье, голос Ташиги.Он готов поклясться, что почти вырубился от ударивших эмоций, когда изящная узкая ладонь прошлась по голове, взъерошивая волосы. Кисть медленно спускалась ко лбу, и парень задирал голову, пытаясь губами коснуться тонкого запястья, чем вызывал у девушки смех. Ее смех сухой и неестественный, но это все так обычно и правильно, потому что ни он, ни кто-либо другой не слышали от нее иного смеха. В конце концов, он не выдержал и резко притянул к себе тело, которое, по его меркам, было совершенно идеальным. Тонкие пальчики коснулись широких плеч и с силой надавили на них, а сама девушка, все еще прижатая крепкими руками, обрывисто поцеловала парня в губы, явно подразнивая его. От небольшой щетины на его лице Ташиги чувствовала дискомфорт, а он еще и терся о ее лицо, как истосковавшийся по ласке щенок. - Дима, я… - обрывисто выдохнула девушка, с трудом отстраняясь. - Это неважно, - задыхался он, вновь притягивая ее к себе, - ничего не важно. Только ты… Ирина…
-…да, Дим? Дима? Выйдя из прострации, парень обнаруживает обеспокоенное лицо своей девушки и абсолютно безразличный взгляд Ташиги. Совсем-совсем безразличный, но все же и немного хмурый и словно говорящий: «Да, я знаю, о чем ты думал». Знает, конечно. Ведь это Ташиги. Ну как? Как у нее получается делать вид, что все нормально, в то время как его сжигают изнутри бури собственных эмоций и противоречий?! Хочешь знать, как? Годы тренировок, мой друг. - Да, конечно, Юль, - быстро произносит Дима эту универсальную фразу, даже не пытаясь угадать, о чем его спрашивали, и быстро целует свою девушку в щеку, отчего та смущенно опускает взгляд в пол. Ташиги внимательно смотрит на Юлю и понимает, что упустила момент трансформации ее из пацанки в тихую и до тошноты обычную девушку. И блондинка не совсем понимает, к лучшему эта перемена или не к лучшему, но невольно ставит себя на ее место и думает, что она бы оставила в себе весь свой прежний характер. Правда? Все ведь уже, кроме тебя, заметили, что ты больше не королева Ташиги, а девушка Ирина. Дима смотрит на Юлю, но думает не только о ней. Он старается не замечать, как в душе ползает и вертится поганое чувство вины, и прячет от себя же понимание того, что виноват перед обеими. Хреново же, да? Не завидую тебе, парень, спокойной жизни настал капут. А он давно настал, вообще-то, если ты не заметил. Не заметил ведь? То-то и оно. Ташиги знает, что делает, а ты не вздумай ей все портить. Юля старается собраться в кучу и вести себя так же, как и Ташиги, ведь именно такие девушки нравятся парням, а не глупенькие и истеричные девочки. Ах, если бы ты знала, дорогая моя, чего стоит Ташиги держать спину. Пересилить себя и не начать прямо сейчас ходить туда-сюда по комнате. Не бить посуду с криком, когда придет домой. Хреново, правда ведь? Так что радуйся, Юлечка. И Дима не здесь. Где угодно, только не здесь. Он застрял в том четверге, месяц назад, или во вчерашнем дне, когда еще полное понимание всего, что происходит, так настойчиво не било по мозгам. Если разобраться, покопаться в головах этих троих, то вы сразу поймете, что здесь сейчас есть только Юля. Она хочет накормить Диму и отправить спать, потому что невозможно быть таким уставшим. Нельзя. Ему же только восемнадцать, а выглядит он сейчас лет на десять старше. А усталость ли это, девочка моя? Уверена? Ах, ну да, тебе же, в силу возраста, прощается поверхностный взгляд на все. Ташиги сейчас дома. В квартире пустой и холодной, с отдающимся везде тихим свистом чайника. Девушка снимет очки, скинет каблуки и откроет шкаф с посудой. Нерешительно постоит, посмотрит и закроет с тихим вздохом. Ей очень, просто невыносимо хочется разнести тут все к чертям, но она же носитель имиджа непрошибаемо спокойной умницы. Ей нужен повод, чтобы все тут разнести. А небольшой стресс – это не повод. Голос Юли они слышат не сразу, и вскоре Дима не выдерживает, сказав, что у него болит голова и девушке лучше помолчать хоть немного. Юля смотрит на него с грустью и удивлением и не узнает. Это же не он, непрошибаемый, мать его, оптимист, который всегда искал во всем радость. - А теперь ты заткнись, болван, - неожиданно выдает Ташиги. Все такая же спокойная, гордая, с ровной спиной и твердым голосом. Будто у нее все нормально и обычно. А Ташиги все та же, думает Юля, и эта мысль ломает на корню все догадки, что начали выстраиваться в ее голове еще минут десять назад. Тут все нормально. Снова уже все нормально. Она снова все спасла, поймала падающую вазу, не позволив ей разбиться. Только вот смысл был ли в этом, а, Ирина? Сколько бы они ни сидели, не изменится ничего, думает Ташиги и встает с насиженного места, тяжелыми шагами идя в коридор. - Ирина, - слышит она усталый голос парня и вздрагивает едва заметно, но он видит; и уходит, так и не обернувшись.***
Что изменилось? Ничего. Что изменится? Что-то когда-то может быть. Может и завтра, когда Ташиги разобьет, наконец, злосчастную тарелку. И это, безусловно, поможет ей. Она поймет. И Юля поймет. И Дима поймет. Юля поймет даже раньше, когда за Ташиги захлопнется тяжелая входная дверь. И тогда же Ташиги перестанет быть Ташиги, а станет Ириной, снова, как в детстве, помнишь? Ведь когда она появилась в твоей жизни, три года назад, ее звали именно так. Юля разучилась быть сильной, и не захочет желать зла ей. А, может, это и есть показатель силы? Нужно будет спросить об этом кого-нибудь, пожалуй. А Дима… Что-то не так? Нет, с ним-то в любом случае все будет хорошо. Он же оптимист. И он уже пообещал себе, что не допустит больше, чтобы было вот так плохо.