В Западном крыле без перемен.

Лучше всего тут подойдет песня 4 Non Blondes - What's up?

Неделя была похожа на каникулы. В тюрьме творилось примерно то, что ожидали все. Несмотря на отсутствие надзирателей, первые полдня заключенные сидели тихо, боясь показываться из камер. Затем, осмелев, они полезли, как крысы, из всех щелей каждого крыла. И вот здесь наступила короткая, но кровопролитная война Боссов. Каждый, кто имел хоть небольшую шайку, сражался за господство – убивал недругов, умирал сам. В этой войне полегли все слабые, женщин отвоевывали, как трофеи, дети и самые умные прятались, а все припасы, найденные на кухне, были поделены между выжившими боссами четырех крыльев. Восточное крыло держалось особняком, босс ни за кого не дрался, никому не перечил, но никто и не смел туда заходить. Сама его персона внушала ужас. Западное крыло, оставшись без Оскара, расползлось по соседним, примыкая к более сильным. Два дня по тюрьме ходили самые разные слухи – что Главный мертв, что Главному вскрыл черепную коробку Оскар, что Го своими руками растерзал троих надзеров, что Восточное крыло вступило в союз с Западным, что сам Оскар погиб, сражаясь голыми руками с Главным. Бойня продолжалась. На третий день в столовой Западного впервые появился Оскар. Он опирался на Большого Го, и стоило ему войти, как все смолкли, перестав поедать то, что было отвоевано. Он ничего не сказал, но спустя час волнения в Западном крыле улеглись, однозначно подчинившись Боссу. Были отправлены делегации на Север и Юг, предлагая занять оборону против армии, которая должна была прийти в ближайшее время. Север спасовал, Юг пошел навстречу. Восток хранил нейтралитет. В камеру Оскара то и дело кто-то входил, принося сведения, разведанные с помощью интернета из кабинетов надзирателей. На четвертый день отрубили электричество и воду. Это было ожидаемо также. Тюрьма погрузилась в темноту. Двери подперли, чтобы они не заблокировались. Заключенные планировали оборону. Главной целью был не прорыв, а выживание – все знали, что будут уничтожать всех зачинщиков, а значит, следует запастись всем необходимым, чтобы тебя не заметили. Растащили все оружие и еду, одежду, все, что нашли. Убийства почти прекратились – все трупы снесли в столовую, оставив гнить там в назидание живым. Оскар пытался одновременно жить и думать. Получалось с трудом – раны болели нещадно и даже обезболивающее не помогало. И от него постоянно требовались какие-то решения. О ноутбуке, принесенном Анри, он узнал через несколько дней после бунта. И потребовал удалить все данные о себе и Анри у Профа. Тот хмыкнул, пробежался по клавишам, и вся информация была переписана. План был чрезвычайно прост – следовало создать у новоприбывших иллюзию порядка. Армия не будет разбирать, кто прав, а кто виноват – она подомнет всех подчистую. Поэтому он приказал собирать припасы, чистую одежду и воду, что еще осталась, и делить на всех. Нельзя было показывать, кто главнее в крыле – из-за этого возникли бы ненужные вопросы, и их прикрытие развалилось бы. Без электричества ноутбук приказал долго жить на пятый день и был отправлен обратно в кабинет к Главному. Сам труп был перенесен во двор и сожжен, чтобы не осталось улик. Всех медсестер эвакуировали, поэтому Оскар приказал конфисковать все лекарства из медпункта и передать ему. Док, однако, запретила глотать все подряд, отобрала половину и оставила лишь самые необходимые, сославшись на плату за свою работу. После этого она ушла, заблокировав проход между крыльями. Это положило конец переходам и разбою. Началось ожидание. Тюрьма погрузилась в тишину и темноту. На шестой день больше никто старался не выходить из камеры без острой надобности. На седьмой день пришла армия. Она ворвалась тихо, пока все спали, никто не сопротивлялся. Возвращение тюрьмы правительству прошло на удивление легко, как потом рассказывали новые надзиратели. Старые были расстреляны, Главного сменили. Прислали жесткого сухого человека, который не разводил любимчиков и не давал слабины никому. С ним невозможно было договориться и это ужасно нравилось Правительству. Все данные про возможных зачинщиков оказались уничтожены, а следы прежнего главы тюрьмы пропали. Было принято решение свыше, что Главный сам виноват и следует замять случившееся. Был введен военный режим. Он заключался в том, что камеры закрывались всегда и не стояли открытыми никогда. Режим обещал быть временным, но кто знает… Дисциплина стала строже, но опять же – никто не думал, что это продлится вечно. Жизнь снова потекла своим чередом. Относительным чередом. Посещение камеры Оскара, как возможного опасного заключенного, сократилось до минимума, и у того наступил долгожданный отдых. Он даже был рад этому немного. Анри пытались выгнать из камеры, но он вцепился мертвой хваткой в Оскара, и его оставили. Лихорадка спала, и он мог относительно трезво мыслить. Рана немного кровоточила опять, как и всю неделю, вызывая раздражение и боль, которую не заглушали наркотики. Все эти дни Анри не отходил от него, сидя как пес в ногах кровати и не шевелясь. Кажется, он не ел уже неделю, перебиваясь сначала водой из-под крана, а потом водой, принесенной подчиненными. Сам Оскар жадно ел все, что находил, не зная, чем связан такой зверский аппетит. Анри не кормил и не предлагал – рассудил, что захочет, так сам возьмет. Тот не брал, свернувшись испуганным зверьком и подобрав под себя колени. Он не подходил ближе, но и не выходил никуда. Иногда в бреду лихорадки Оскар чувствовал его холодную ладонь на лбу, но стоило ему открыть глаза, как тот снова сидел отстранившись. Словно чего-то ждал. Это было похоже на ожидание пробуждения льва, когда он проснется и сожрет его. «Когда угодно». Лицо Главного снилось ему в кошмарах. Однажды спустя две недели после бунта, он закрыл глаза и увидел: вот Главный встает из-за стола, из-под столешницы тянется рука – светлая, в веснушках. Анри стоит на коленях и расстегивает ширинку Главному, а тот держит его за волосы, и на лице Рыжика такое блаженство, что Оскару хочется его придушить, он смотрит на Оскара и шевелит губами. Оскару совершенно не разобрать, что тот говорит, поэтому он подходит ближе – «ненавижу», «убей» говорят тонкие бледные губы. Главный наклоняется и целует его, скашивает глаза на Оскара. И тут он проснулся в холодном поту и посмотрел вперед и видел свернувшегося в позе эмбриона Анри. Рыжий спал, облокотившись на стену. Оскар приподнялся, неловко сел, стараясь не разбудить. Посмотрел на спящего, приблизился в темноте – стал еще худее, еще бледнее. Синяки сходили, губы заживали, раны почти затянулись, он выглядел относительно здоровым, если бы не мертвенная бледность и худоба. Он поднял руку к лицу, провел по острой скуле вниз – и сжал пальцы на тонкой шее. Анри вздрогнул, выдохнул, вцепился руками в его пальцы, стремясь оторвать. Оскар сжал еще сильнее, выпуская всю злость от увиденного кошмара. Глаза рыжего распахнулись, он проснулся, осознал, кто его держит и… опустил руки. Сдался, глядя на него своими зелеными глазами. В предрассветной полутьме он видел лишь блеск его глаз. - Борись! Борись, блять! – Оскар приложил его головой об стену. – Борись за жизнь, дрянь! Анри судорожно вдыхал воздух, пальцы вцепились в одеяло, глаза потеряли зрительный контакт и закатились. Оскар опустил руку. Рыжий закашлялся, согнулся вперед, потирая горло. Останутся синяки. На нем все остается, подумалось Оскару. Босс Западного крыла уже пожалел о содеянном. Ведь то был сон. Просто сон. А Анри вот он – здесь, перед ним. Он протянул руку снова – Анри дернулся, думая отстраниться, но потом переборол себя. Рука Оскара бессильно упала на одеяло. - Что же я делаю… - протянул он. Анри посмотрел на него. Было слишком темно, чтобы уловить его настроение по глазам. – Почему ты не уходишь? Ты что, самоубийца? – а потом подумал, как глупо говорить подобное, когда он сам спасал его от перерезанных вен. Оскар хмыкнул. Анри улыбнулся, подтверждая глупость сказанного. - Хорошая парочка из нас. Просто мечта психиатра, - усмехнулся Оскар. Признавать их парочкой оказалось легче, чем он думал. – Иди сюда. Рыжик послушно забрался к нему на колени, приблизился к губам, облизнулся и прильнул, целуя его сам. Оскар прижал его к себе в порыве, но тут же охнул и пожалел об этом – боль никуда не делась, бок давал о себе знать. Но он уже возбудился, Анри поерзал, чувствуя его стояк. - Давай сам, я, видишь, ранен, - хмыкнул Оскар, укладываясь обратно на спину. Рыжий кивнул, потянул за одеяло и резинку от трусов, освобождая член. Он скинул свое белье и снова устроился верхом на парне. Облизнул пальцы, приподнялся и аккуратно, поморщившись, ввел в себя два, растягивая колечко мышц. Оскар задышал тяжелее, глядя на все это действие, Анри наклонился, опираясь одной рукой за столбик койки, а второй вводя еще один палец. Парень задышал тяжелее, двигая пальцами внутри себя. Оскар провел рукой по своему члену, размазывая смазку, второй рукой взял в кольцо член Анри. Тот вздрогнул всем телом, Оскар надавил на головку, провел по всей длине, Анри задышал чаще, двигая пальцами позади. Затем резко вытащил их, придвинулся ближе, стараясь не опираться сильно на Оскара и медленно насадился на стояк парня. Тот выдохнул сквозь зубы, надавливая на бедра рыжика и заставляя опуститься до конца. Тот наклонился вперед, прихватывая его губы и горячо выдыхая в них. Из-за темноты чувства обострились до предела и боль отошла на второй план, осталось лишь чистое удовольствие от движений Анри. Тот скользил, задевая бедрами повязку на боку Оскара и заставляя того шипеть от боли, а затем охать от наслаждения. Тот вцепился в его бедра, оставляя глубокие царапины, но Анри этого не замечал. Он запрокинул голову, подмахивая задницей и стараясь на опираться на парня. Последние рывки получились особенно жесткими, Оскар вошел до конца, изливаясь внутрь рыжика. Анри охнул, задрожал, кончая на живот парню. Сперма потекла, смешиваясь с кровью от раны. Анри приподнялся, слезая с опавшего члена и аккуратно вытираясь своим бельем, затем неловко промокнул живот Оскара, словно застенчиво и виновато касаясь собственной спермы. Парень откинул одеяло, неловко поднимаясь. Он натянул белье, схватил первую попавшуюся одежду, вытирая сперму и кровь. - Блять, переусердствовали мы с тобой, - хмыкнул он, разглядывая в рассветном свете собственное тело. – Придется перевязывать рану. Возьми воды, - он уселся на стул, начиная разматывать бинт. Анри тут же подскочил, метнулся за водой, промочил бинт из медпункта и уселся на колени перед Оскаром, протягивая ему его. - Если ты будешь так сидеть, я тебя снова оттрахаю, - заявил тот, глядя сверху вниз на голого паренька. Анри улыбнулся, положил руку на бедро Оскара, показывая, что он не против, и в трусах тут же стало веселее. Босс нахмурился, сбрасывая его руку. Бесит. – Если ты когда-нибудь будешь так вести себя с другими… - в глазах заплескалась чистая ярость. Снова всплыли сцены из сна. «Никогда». Ярость утихла. Бред это все, как можно доверять словам Главного – он просто хотел его разозлить, чтобы Оскар потерял концентрацию. Только он жив, а Главный с прострелянной башкой закопан где-то во дворе. Хмурый Оскар принялся протирать рану, глядя на Анри. Тот смотрел с преданностью собаки, сложив худые руки на колени. На бедрах виднелись свежие царапины от недавнего секса, и парочка синяков на боках. Оскар отвернулся, свежий бинт он наложил сам, затем, крякнув, поднялся, закинул свежую таблетку обезбола в рот, зачем-то обернулся. Уже рассвело. Сегодня заключенным должны были разрешить пойти на работы, об этом говорилось вчера в столовой. Рыжий сидел на полу, не двигаясь. Он казался значительно младше своих лет, но при этом на лице его ясно читались признаки какой-то странной мудрости, печать горечи и страданий уже прожитых лет. Его во что бы то ни стало следовало защитить, подумалось парню. Оскар отвернулся, натянул штаны, майку, сунул в зубы сигарету. Снова повернулся. Анри не двигался, словно ожидал команды. - Вставай, простудишься. Зачем сидишь на полу, - бросил он. – Я не буду тебя снова лечить. Анри поднялся, достал из принесенной кучи свежей одежды трусы со штанами, они оказались ему большими, и он казался теперь несуразным подростком, примерившим одежду взрослых. Оскар курил и наблюдал за ним с легкой улыбкой. В тусклых лучах восходящего солнца рыжие волосы заблестели медью и золотом. Он чувствовал спокойствие и невероятное чувство, которое не думал, что когда-нибудь испытает. Хотелось одновременно прижать его к стене и поцеловать, а затем заставить никогда не выходить из камеры, чтобы никто не добрался до него. Хотелось схватить его за волосы и оттрахать так, чтобы он кричал на всю камеру от наслаждения, но Оскар был еще слишком слаб. Все потом, все потом. Оскар сделал последнюю затяжку, выкинул сигарету за окно. Завизжала сирена, означавшая будильник. Щелкнули замки, отпирающие двери. Оскар подошел к Анри, кладя руку на затылок и ероша рыжие волосы. Парень обернулся, вопросительно глядя на него своими зелеными глазищами. Оскар наклонился, произнося всего три слова ему в ухо, а затем пошел на выход. Слова произвели неизгладимое впечатление: Анри застыл, выглядя одновременно испуганным и ошеломленным, словно ему послышалось. - Ну чего ты копаешься, на завтрак опоздаем! – крикнул ему из-за двери Оскар. Анри поспешил на выход, улыбаясь. Дверь захлопнулась. Жизнь в Западном крыле продолжалась своим чередом.