Мальчик из песка

Все началось тогда, когда мы встретились в первый раз. Хотя, кто знает... Я увидел его на своей первой выставке, мне тогда было 20. Я был амбициозен, меня не волновало ничего, кроме искусства и моих картин. Маленький мальчик держал свою маму за руку и рассматривал одну из лучших на тот момент картин. Его мать разговаривала по телефону, переходя то на повышенные тона, то злостно шипела в трубку, вспоминая, что находиться на публике. На руке парнишки уже проступали красные отметины - женщина в порыве гнева сильно сжимала его ладонь, но мальчик, казалось, не замечал этого. Его взгляд уже минут пять, как загипнотизированный, был направлен на мою работу. Я пошел к нему и присел на корточки рядом, но никакой реакции со стороны я не увидел, потому без зазрения совести начал его разглядывать. Одежда, простая на первый взгляд, в совокупности выглядела элегантно. Серые кеды, белые джинсы, светло-серый джемпер – светлая кожа неплохо гармонировала с одеждой. Пухловатые щечки, которые с возрастом, скорее всего, будут слегка впалыми, выдают уже сейчас намечающиеся острые скулы. Волосы цвета мокрого песка аккуратно обрамляли лицо, а глаза игриво смотрели на меня. Стоп! Я не заметил, когда он обернулся ко мне. Женщина все так же говорила по телефону. - Почему ты терпишь боль и не убираешь руку? – я чувствовал себя неловко от его взгляда, потому выпалил первое, что пришло на ум. И это было моей ошибкой. Лицо мальчика, как и до этого, не выражало никаких эмоций, но глаза... Взгляд стал пустым, как будто он потерял всякий интерес к моей персоне. Я, не надеясь на ответ, хотел уже встать и уйти, но мальчишка все же заговорил. - Если я шевельну рукой, то она обратит на меня внимание, и мы уйдем, - очень тихо, почти шепотом, произнес он и отвернулся обратно к картине. - А почему ты не хочешь уходить? – принимая правила, я тоже стал говорить тихо. Не знаю зачем, но мне хотелось продолжить разговор, хотя нужно было бежать без оглядки от этого мальчишки. - Эта картина очень красивая, я бы хотел запомнить ее. Она будет продана, и я больше ее не увижу, - уголки маленького красивого рта поползли вниз. Я перевел взгляд на предмет обсуждения. Сухая, почти безжизненная пустошь, посреди которой на стуле, спиной к нам, сидит молодой человек. Он свободен как ветер, его ничто не держит, но и он ни за что ухватиться не может. Ни интересов, ни привязанностей. Его цена за свободу – одиночество. - Хочешь, я ее тебе подарю? – кто узнает, что я предлагаю маленькому мальчику самый дорогой лот аукциона даром, меня просто засмеет. Мальчишка резко обернулся, в глазах его была радость, но не успела она пробыть там и пяти секунд, как сменилась на разочарование. - Они отберут ее и продадут, - ребенок кинул взгляд на стоящую рядом женщину и опустил взгляд в пол. Преодолев сильное желание чертыхнуться, я снисходительно улыбнулся. - Я оставлю ее для тебя, а когда придет время, ты ее заберешь, договорились? - по моему мнению, это было оптимальным решением. Мальчик поднял на меня глаза – в них сияли звезды. Улыбка, такая теплая, никогда ее не забуду. Засмотревшись, я не заметил, как та женщина увела его, но отчетливо расслышал ответ: «Я обязательно ее заберу!». Одна фраза, имеющая столько смысла, оставившая такой глубокий след. Что я пообещал ему? Картину? Свободу? Душу? Время показало, что все сразу. Он бывал на всех моих выставках, но я больше не подходил к нему, прятался, когда он бросал взгляд на толпу. Каждый раз он останавливался у лучшей картины и торчал там часами. Эти картины автоматически переходили в его собственность, откладываемые мной для него. Садился рисовать, а перед глазами вспыхивала его улыбка, и я работал как одержимый, забывая про сон и еду. Избранная им картина всегда содержала внутри себя частичку его. Он виделся мне песком, таким же мягким, как пляжный и обжигающе теплым, как пустынный. В скором времени его уже знали все, кто со мной работал. Он был всегда желанным гостем в этой галерее и по моей просьбе его пускали сюда уже бесплатно. Через 5 лет было некуда ставить его картины, мне не хватало места в старой квартире, и я переехал в новую, обустроив для них сразу целый зал. Он не пришёл. Это стало для меня ударом в спину. Я ждал его целый месяц, можно сказать, караулил у двери, но его не было. В день закрытия я отчаялся. Я стал слишком зависим от этого ребенка, хотя не мог найти этому объяснения. Ему 15, мне 25, что нас может связывать, если мы даже не разговаривали толком? Я не находил ответа. Пятнадцать минут до закрытия. В помещение вбегает человек в грязной рваной одежде, в его волосах запутались листья, он тяжело дышит. Со спины он показался мне очень знакомым. Охрана уже направляется к нему, чтобы выпроводить, но в дверях появляется еще один человек, мужчина средних лет, тоже запыхавшийся, видимо, он преследовал первого. - Ты - сукин сын! Весь в свою шлюху мать! – от резкого окрика бедняга аж подпрыгнул и обернулся. Мы встретились взглядом, там, где был дикий страх за свою жизнь, загорелась надежда. Он бежал ко мне, этот мальчик бежал ко мне. Тело среагировало быстрее, чем мозг, как только мужчина замахнулся, я уже прикрыл собой паренька. Оказалось, что махался он не пустыми руками, монтировкой я получил сначала по голове, а потом и по руке, которой пытался прикрыть голову. Парень, понимая, что происходит, попытался выбраться из под живого щита, извивался как уж, просил, чтобы я его отпустил, шептал, что так не должно было быть. Но я все крепче сжимал его в руках, голова уже не соображала, последнее, что я запомнил это запах его волос, запах песка и зеленой травы.