Resurrection

Пар струится изо рта, и страшно мерзнут руки. Даже в карманах не греются. Я бреду по городу и пытаюсь разузнать знакомые места. Этот город не узнает меня больше, я стал ему чужим. Очень мало прохожих, адский холод. Весна холодна в этом году, холодна со мной. Ветер нещадно опаляет щеки, они горят как от пощечин, а я все еще бреду, опустив голову. Бреду к тебе, мой милый. Я знаю, ты там ждешь меня. В нашем доме без окон и дверей, где нет мебели, лишь матрас на полу, ты ждешь меня. Я так потерян, мой милый, мне так не хватает тебя. Сейчас лишь шесть вечера, но никого уже нет. Какое счастье, что не буду чувствовать редкие взгляды проходящих скотов. Ты же знаешь, как я не люблю людей. Общество причиняет мне боль, я чувствую мерзость их душ, грязь, которая сочится из них. В обществе я чувствую себя как в океане полном мертвых рыб, и все эти рыбы окружают меня. Мерзость этой картины заставляет меня вздрагивать. Я пытаюсь переключиться на что-то приятное, нащупать хоть одно живое и теплое воспоминание. Твои руки. Твои теплые руки. Я так любил их касаться, просил взять мои ладони и согреть их. Ты всегда так мило улыбался, а затем выполнял мою просьбу, вначале просто держал, потом растирал их, подносил к губам и осыпал поцелуями. Мне тогда становилось так хорошо, что я не мог ни о чем думать. Когда все пошло не так?.. Я озяб, но все же продолжаю идти, воспоминания согревают меня, отвлекают от цепких объятий холода. Челюсти были сомкнуты, я боялся разомкнуть их: не хотел отдавать тепло из моих легких. В действительности на улице была плюсовая температура, это холод был на мне, во мне. Он сковал меня как стальной пиджак, как смирительная рубашка. Он наказывал меня из-за тебя, Адам. Холод просачивался в меня, он был в моих жилах и тек вместе с кровью. Вспоминаю очень ярко: солнечный свет пробивается сквозь штору, деревья оттеняются причудливыми узорами на полу, а пылинки извиваются в искусных оборотах, подлетают вверх, чтобы вновь осесть. Ты сидишь передо мной на коленях, ты обнаженный и такой красивый. Руки у тебя связанны, а на коже то там, то тут пятна холодных цветов. Я не хотел причинять тебе боль. Ты испуган и губы дрожат, а я срываюсь в безумном шепоте: «Ты так прекрасен, Адам. Ты знаешь, тебе бы пошел венец из колючих железных шипов, который в античности носили все жертвенники. Я бы обсыпал тебя самыми отвратительными розами, а их шипы царапали твою безупречную кожу». Наверное, мои глаза тогда дико горели, и я шептал ужасным и похабным голосом, каким взрослые мужчины обещают не причинить вред малюткам. Ты смотрел на меня широко распахнутыми глазами и молчал. Твой взгляд выражал много чего, но я не смотрел и не выискивал. Я видел лишь тебя всего. Твой образ сидел передо мной. Овладев собой, я продолжил спокойным голосом: «Время – это замкнутый круг. Мы ходим по кругу. Вращаемся. Так давай разрушим его, давай выйдем из него, перестанем играть по правилам. Ты слышишь, как тикают часы, Адам?». Мой милый, я так хочу очистить тебя. Хочу спасти тебя. От этого мира, ибо мрак везде, он движет всем. Ведь эти существа, что находятся снаружи наших стен, они осквернили тебя своими грязными касаниями, они оставили пятна на твоей коже. Я вижу все эти мерзкие отпечатки на тебе, они покрывают каждый сантиметр твоей кожи. Мне так отвратительно, мне тошнит и я с трудом сдерживаю приступы рвоты. Стены содрогались и ломались. Мы прорвемся на другую сторону, Адам. Обещаю тебе, мой милый, прорвемся. «Майкл», - беззвучно произносят твои губы. – «Еще не поздно все спасти. Не поздно остановиться, Майкл, давай поговорим…». Твой голос спокойный и плавный. Ты контролируешь его, ты стараешься не задеть меня словами, но это лишь оскверняет наш обет. О, как ты скверен в этой грязи. Ты знаешь больше, чем открываешь мне. Чудовище явилось освободить тебя, оно проломит эти картонные стены. Мне вздумалось, что высшая благодетель – вернуть тебе твою чистоту. «Я так люблю тебя, Адам», - произношу я и чувствую как слезы, будто горячие лавы, опаляют мое лицо. Ты вернешься к первоисточнику, ты возвысишься, этот мир не достоин тебя и твоей красоты. Разрушением добудем мы очищение. «Люби меня, Адам, до конца». Я вижу как раскраснелись твои щеки, и пот выступил на твоем теле. Не хочу смотреть в твои глаза и видеть там мольбы. В комнате было душно и эта духота навалилась над нами, а я тогда подумал, что твое тело трепетало от предвкушения. Только я не чувствовал этой духоты. Холод уже сковал меня, и я буквально покрылся коркой льда внутри. Стоит лишь выдохнуть и изо рта подует пар. «Я подготовился, Адам. Я не хотел все сделать гадко и банально. Я купил кое-что для тебя», - говорю я и чувствую, как комната сужается, а Адам оказывается далеко. Мои глаза часто моргают, и я выдерживаю этот безумный поток. Достаю обернутый в тряпку чудесный кинжал, на его рукоятке красуются витиеватые узоры, а кое-где блестят красные камни. Я подношу его к свету и заодно показываю Адаму. Все мое существо ждет его реакции, оно трепещет от предвкушения, мне так важно его мнение. «О, Майкл», - только и выдает он. Он опустил взгляд вниз, а я все ждал. Я боялся сказать и слово, вдруг все пойдет не так. Наконец он поднял свой взгляд и сказал: «Не надо, Майкл». Это разъяряет меня, как он не понимает, что я даю лучшее, даю возможность выбраться из круга, вырваться из этого ада. Наш с Адамом мир был создан не словами, мы не были связанные длинными черно-белыми нитями из слов, мы сковали себя одной невидимой цепью, тяжесть которой временами так больно сжимала сердце. Я подползаю к нему, и он не в силах себя контролировать. Ему страшно, слезы катятся по щекам. Он начинает просить и умолять, уговаривать и снова просить. Все это летит мимо меня. Я дошел до точки. Я готов. Я больше не я. Растворяюсь и стаю формой, отхожу и вроде как смотрю на себя со стороны. Нож вонзается в диафрагму моего Ангела, и он вскрикивает, я ловлю этот вскрик губами, поглощаю его и он кричит во мне. Впитываю его смерть, впитываю его порочность и грязь. Чистый, теперь ты чистый. Ты свободный, свободный… Кровь растекается, создает замысловатые узоры на полу. Держу тебя в руках, а сам дышу спокойно и размеренно. Все так, как должно быть… Проходит черт знает столько времени. Сон – не спасение, все черти там – во сне. Лучше побыть с тобой, посмотреть на твое воскрешение. Ощутить тебя в последний раз. Моя головная боль порождает взрыв и искажает все, не существует ни времени, ни меня. Вхожу в комнату. Чувствуется затхлый запах, как бывает долгое время, когда пространство долго не переплетается с ветром. На полу все еще виднеется алая жидкость и мел. Какой чудный силуэт. Я вернулся, мой милый. Ты тут, я ощущаю тебя. Твое тело давно расщепилось на тысячи пепелинок, и они так яро сорвались вместе с ветром. Но ты тут. Недостигнутый и свободный. Транспортный гул доносится сюда, где я сижу. Эта злобная комната хочет напугать меня, она не дает мне насладится мгновением с тобой. На стене этот мрачный силуэт, напоминающий круг и он, кажется, вертится перед глазами. Я слышу тиканье часов, я напрягся и все рецепторы заострились. Часы стучали так громко, что я боялся, что этот стук задушит меня. Так мне и надо. Я пронзительно закричал и, кажется, именно тогда я окончательно умер...