Не сможет изменить

«Покажи Микасе, что ты можешь её защитить». А лучше покажи, что можешь защитить всех. И при этом, конечно же, не сломайся сам. Сможешь? Сложно? А ты как хотел? Чтобы в этом мире и без потерь? Смешно. «Конечно, мама». А теперь сквозь кожу он видит только раздробленные органы, а ещё кровь, вальсирующую в воздухе. Капли крови, тысяча каплей крови, которые посыпались с неба, окропили щеки, смешались со слезами. Эрен никогда не забудет запах крови Карлы. И сейчас чувствуется что-то до боли знакомое, родное, как будто… - Эрен! Да, ему же надо проснуться. Точно. И раскрыть глаза становится как-то слишком сложно, не хочется видеть то, что называется «внешним миром». Хотя он всегда стремился именно сюда в детстве, продолжая лелеять эту беззаботную мечту до сих пор. До этих самых пор. Ведь мечта оказалась сплошной жестокостью, и теперь внешний мир стал носить название «гребанная реальность». Его заслоняет Микаса: всем телом, пытаясь защитить всеми возможными способами, не жалея себя, своей жизни… а он хоть раз благодарил её за это? Он хоть раз сказал что-то вроде элементарного «спасибо»? Нет. И это слишком неправильно даже для него. Эрен чувствует растерянность и даже страх. Нерешимость, отчаяние. Но когда видит Титана, забравшего жизнь Карлы, все как-то растворяется в гуще ненависти. Он просто до потери пульса хочет его убить. И он, конечно же, убьет. Переломает все конечности, сдерет кожу, истребит, уничтожит. Как всегда, в общем-то. Почти ничего нового. Только чувства сильнее наточены. Внезапную атаку отбивает непонятно откуда появившийся Ханнес и вместе со страхом в Эрене зарождается тревога. Они спасены, но почему… почему Эрену кажется, что он совсем скоро будет надрывать голос от собственного бессилия? Почему ему опять настолько больно? Почему… - Смотри на меня! Смотри, как я своими руками порежу на куски убийцу твоей матери! Эрена охватывает злость. Только что было сказано слишком много слов, показано слишком много уверенности, взято на себя слишком многое. Сказать можно все, что угодно, но… это ведь понятно, Ханнес ничего не сможет добиться. Как Эрен когда-то не смог защитить Карлу… - Ханнес! Он опять надрывает голос, едва шевелит затекшими руками, чтобы в этот раз не проиграть с помощью них. Нет, сейчас все будет по-другому… да, несомненно. - Микаса, развяжи мне руки! – У Эрена сейчас, словно натянутые струны, разрываются вены. От напряжения, боли, предчувствия. Он уже как несколько минут чувствует тревогу, но не может понять, откуда она взялась. Что же… что же произойдет? Микаса шокирована, напугана и взволнованна не меньше его. Она переводит отрывистое дыхание и дрожащими руками пытается порвать веревки, крепкими змеями обвившиеся вокруг запястий Эрена. Она очень давно настолько неуверенно не держала в руках оружие и уже позабыла, какого это – чувствовать себя такой ничтожно слабой… Вспомнила. Вот только слабость её появилась совсем не вовремя. Особенно сейчас, когда все свои эмоции надо держать на строго выдержанной дистанции. - Скорее! Он говорит и не понимает. «Скорее». Что за слово такое? Можно ли с помощью одного лишь слова успеть? Успеть спасти чью-то жизнь? Можно ли какими-то там словами победить Титана и отомстить? Нет. - Я должен убить его своими руками! Я сам свершу эту месть! Разве не кровные узы – самое главное? Разве за мать не должен мстить её сын? Да и что вообще значат эти слова? «Черт, не говори… молчи…» На глаза тем временем уже набегают слезы. Эрен видит, как Ханнеса схватили, а потом… оторвали нижнюю часть тела, вроде? Эрен точно не знает, что произошло, но от Ханнеса почти ничего не осталось… Он же просил его замолчать и убраться отсюда, да? Мысленно только, а надо было вслух. Вот только Ханнес не такой человек, который с первого раза послушается… как и со второго… с третьего… впрочем, это уже не важно. Эрен опять во всем виноват. Эрен опять не защитил… Эрен… опять. И это будет повторяться раз за разом, пока он не станет сильнее, пока сам не убедится в том, что потерь больше не будет. - А-а-а-а-а-а! Эрен бьется в истерике, дрожит, бьет землю ещё не восстановившимися руками. Ему ужасно. Нет, ему отвратительно. А ещё очень страшно. Он кричит так, что от звука собственного крика закладывает уши. Он видит, как Ханнес, ещё живой, открывает до этого зажмуренные глаза и смотрит на Эрена с сожалением, виной. С самого начала не надо было ничего говорить. Надо было просто уйти. Они бы справились. Умерли, но справились. - Все опять как в тот день! Ты ничего не можешь, совсем ничего! – он чувствует себя балансирующим между ненавистью и безумием. Страх очень быстро подавляется под гнетом более сильных эмоций. Страх - нечто второстепенное. С ним можно справиться благодаря силе воли. И он понимает – справляется. Зато вскоре ощущает беспросветную горечь и тоску. - Мама… я… я ничего не могу изменить… прости меня… Прости своего слабого глупого сына, который уже не знает, что делать. Как жить дальше. Он постоянно твердит себе, что надо бороться, надо идти. Но для чего? Зачем, дьявол? Чтобы не загнуться, не сгнить, не умереть. Чтобы жить. А Бог… а что Бог. Бог давно опустил руки, давая возможность людям самим вершить свои судьбы. И Эрен осознает – весь мир сейчас зависит именно от его рук. От этих чертовых окровавленных рук. Весь мир… Все человечество? Ему надо тщательно продумать схему, по которой он будет действовать. И спасти сотни невинных жизней, чтобы окупить сегодняшнюю смерть, вчерашнюю… Абсолютно все смерти, в которых он когда-либо был виноват. И Эрен теперь понимает: люди гибнут по собственной глупости. Они рвутся куда-то, хотя не должны, они хотят показать себя лучше, чем есть, они слишком… слабые, эти люди. И, понимая это, Эрен разрывается между милосердием и собственным безразличием к миру. Он уже никогда не сможет ничего изменить.