Порог.

Я вырезаю себе глаза других людей, вытыкаю их руки из развалившихся нервов. Губы, судорогой, обводят пологи истерзанных брак-галерей - в них поселились одиночки/влюбленные/боги. Каждый – вырванный эпизод из перепутий лавочных сказок, губы быстрые строки смакуют, повторяют диалекты теней. Быть в безмолвие – лучшее из отмазок, чем давиться глухотой их вшивых речей. Что твердит переплет – ругательство из их ртов вылетает, как скорбь по тому, что не считалось болтовней и проказицей. Теперь это мусор валяющийся у невзрачных голов. Для своих слов теперь каждый готов быть матерью–отказчицей. Вышиваю им невидимые шрамы, колют иглы языки баловней. Я сержусь, что разносятся великие думы под кислую брагу. А я баснословно нем, но внутри стучит соловей, мог бы спеть, как нужно нести эту присягу. Рядом стоять, по соседству с великой вагой, утишать поэтичных, ранимых королей – Вы не слушайте, что они, безрассудные, ваши мысли пинают, как дворовую собаку. Им умнее не быть, не смазать своих цепей. И я ставлю напротив стул этого шумного, спившегося речами мира. Расцветает на руках моих бездомный диалог – Ну, расскажи мне, каково быть таким говорливым, когда каждый первый спотыкается о твой порог?