Пророк Иона эпохи Нельсона

Ночью деревянная фигурка морского офицера упала с каминной полки и закатилась под кровать, где спал девятилетний Холлом. Мальчик проснулся и, в поисках игрушечного гардемарина, сунул под кровать руку, которая вдруг оказалась на дне морском. Там пророк Иона, выкинутый с корабля, молился Богу. Испуганный Холлом молча лежит под океаном и смотрит, как рыбьи тени медленно проплывают по стенам спальни. Наконец, его вновь одолевает сон, а утром он находит на полу лишь Библию, открытую на Книге пророка Ионы. *** "Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя." (и некоторые даже находили это обворожительным) *** Навигация и французский давались легко; еще до моря пел в церкви на клиросе, адмиральский ублюдок, стоял в хоре ровно да вытянуто, как потом на палубе, почти демонический в своем голоде. (А иных мой растрепанный вид на ветру даже располагал капитулировать) *** Я учу молодняк штопать паруса и собственные карманы, они же учат меня терпению и твердому приступу иностранного языка, твердому кулаку по столу, который так никогда и не сложится из тонкостекольных пальцев - ими лучше перебирать струны гитарки в углу каюты. Мне надоело проклинать епископа и убегать от Сумасшедшей Джейн на горе. "Иона!" - в сумерках кричала вслед Сумасшедшая Джейн, и я упрашивал папеньку не отправлять меня на флот. Спустя годы я вернусь в мир диккенсовскими бледнощекими мальчиками, тщедушными и перепуганными насмерть, напитавшими слезками свои жалкие рукава. А тем временем библейский фрегат уже ждал в Яффо своего бедного героя. (По ту сторону кто-то называет свою рок-группу "Яффо", лежит на горе, методично нарезает кинокадры со мной, выкраивает мои реплики в общем океане слов) *** Команда считала меня проклятым, я считал себя трусом, в итоге им не пришлось прилагать усилия - схватив пушечное ядро и наспех простившись с одноруким и златокудрым ангелком Блэкни, я сам сиганул за борт; развевающиеся фалды синего мундира в синие же волны, с глаз долой, на дно. (На этом кто-то вовсе прекращает смотреть фильм, потому что среди мужланов не остается ни одного пророка) *** "И повелел Господь большому киту проглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи." Пушечное ядро потерялось где-то на полпути. Рыба проглотит оловянного солдатика королевского флота, краска облупится, деткам придется заново раскрашивать непутевого гардемарина, выроненного с корабля Его Величества. Конечно же, если эти детки ночью нашарят меня ладонью под морем. (Она рассеянно хлопает рукой по волнам, разыскивая меня, как когда-то в детстве, в тихоокеанских заливах военных гарнизонов, подзывали к себе дельфинов) *** Я смотрю на нее из глубины, и молюсь богу: только бы киту стало горько, как той корабельной команде, только бы и он меня выплюнул вон. Тогда уже сам отправлюсь на поиски, пойду по суше. Выучу названия десяти никому не известных музыкальных групп и буду изображать сноба; обвешаюсь Юнион Джэком на мешковатой долговязой одежде взамен строгого мундира; дойду до злополучного города, куда меня изначально направил Господь, и обрету покой. Обо всем этом я думаю, пока смотрю на нее из глубины. (Она целует в зеркало свое отражение, представляя, что за спиной стекла, как под водой - я) *** "И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу" *** В хороводе транспортных средств нам никак не удавалось поймать друг друга; после рыбьего брюха Бог меня больше не слышал, предпочитая заниматься этической ботаникой близ Ниневии; ее же Бог не слушал, потому что она и так его задергала. Нас гнали корабли и заточенные под них яхточки, авто напрокат и в кредит, Троллейбус Автобус Трамвай, все самолеты с ее работы, и что угодно еще. Неожиданно я все же нашел ее наяву, возившись со снастями, пока она завязывала шнурки левой туфли и даже не заметила меня. Но канонир приветствовал: "Доброе утро, мистер Холлом!" А уж по фамилии она узнала меня моментально, встрепенулась, шнурки так и не обнялись в бантик. Я всегда умел улыбаться половиной рта (и некоторые находили это обворожительным), подавлять чувство голода и обиды (а некоторых мой растрепанный вид на ветру располагал капитулировать), быть джентльменом (адмиральским ублюдком), верно служить королю и британскому флоту (команда считала меня проклятым, я считал себя трусом), что мне, разумеется, удалось трезво рассчитать собственные силы и впервые самому сделать шаг навстречу. И вот я смотрю на нее в упор. (Она же так удивляется, встретив меня живьем, что, не удержав равновесие, вдруг падает прямо за борт)