Надежда - мой злейший враг

      За окном висит водяная дымка, бьющая тяжелыми каплями по подоконнику. Спрятавшись в тёмной гостиной, я слежу за Китнисс, которая стоит на крыльце дома напротив – прямо под дождём. Она неподвижна, словно статуя, тонкая кофта мокрая насквозь. Вглядываюсь в её силуэт.       Наверное, я должен пойти, прогнать её из-под дождя, завернуть в тёплое полотенце, но чувствую, что она не заболеет от воды, только, может, излечится. День был солнечным, и воздух успел прогреться, думаю, струи дождя тёплые. Хочу присоединиться к ней, выйти на улицу и почувствовать капли на своём лице. Но я этого не сделаю. Мы не видимся, не разговариваем. Подглядываю за ней, как в детстве. Приступов больше нет, но она об этом не знает: я не подхожу близко.       Китнисс трясёт головой и потирает плечи ладонями. Даже через завесу дождя видно, что её волосы всклочены. Влажные пряди липнут к щекам, шее, окаймляют багровеющие следы ожогов. В моей голове начинается суд.       Она красива? Смотрю оценивающе. Нет. Мокрая, под дождём, Китнисс похожа на нахохлившуюся птицу. Вздрагивает, встряхивая пёрышки. Такая помятая. Как скворец, купающийся в луже.       Она сильная? Дождь, как молоток, стучит по окну, вынося вердикт. Снова нет. Она жалкая, напуганная, сломленная. Потерявшийся ребёнок.       Китнисс выглядит совсем юной, в ней нет и капли привлекательности, чарующей женственности. Ничего.       Дело проиграно. Прежде всего, проиграл я, защитник, который не смог отвести обвинения. Только почему-то приговор выносят не ей, а мне. Любовь. Кажется, мне опять дали пожизненный. Уже второй срок.       Как бы я ни убеждал себя, что дождь тёплый, спокойно становится, только когда она уходит в дом. Ещё один день без неё. Сам себя наказываю. Как просто было бы подойти, поговорить, обнять. Уверен, Китнисс ищет утешения, и, наверное, я должен ей помочь. Я хочу, но не подхожу. Мне не страшно, убеждаю себя, что я не трус. Наше общее прошлое помогает не бояться: я знаю Китнисс, она знает меня. Но держусь от неё подальше.       Я нелогичен? Пожалуй. Но моя жизнь держится на надежде. Что она чувствует ко мне? Вопрос открыт, и я не хочу давать ей право выбора. Думаю, решение будет не в мою пользу. Не думаю. Забываю. Просто верю. И когда на следующий день она заходит в пекарню, уже в другой одежде и совсем сухая, стараюсь на неё не смотреть. Молчи, Китнисс. Дай мне обманывать себя, ведь надежда – всё, что у меня осталось, она мой злейший враг, единственное, что мешает к тебе приблизиться. Лиши меня надежды, и я сойду с ума.       Китнисс смотрит по сторонам, принюхивается к запаху свежей побелки. Стою на пороге кухни, снимаю фартук. Выхожу из-за прилавка и приближаюсь. Она покусывает обветренные губы. Под глазами залегли тени, и радужки кажутся стальными. Молчит.       – Хочешь чего-нибудь? – спрашиваю уверенно.       Китнисс смотрит на меня очень странно и ничего не отвечает. Опускаю взгляд на её руки. Такие хрупкие. Помню их прикосновение к моим запястьям в Капитолии. Чувствую след поцелуя, вернувшего мне рассудок. Знаю, что больше не могу так жить. Хочу ощутить её тепло, убедиться, что Китнисс не кукла, не призрак. Притяну к себе и поцелую. Так просто. Я готов это сделать, иначе лишусь рассудка. Но что потом? Ей придётся сделать выбор. И не в мою пользу – это просто невозможно. Потому не двигаюсь – только дрожу от нестерпимого желания. Бледные губы сводят меня с ума.       – Я теряю контроль, – вдруг говорю я. Голос ровный, ведь я просто открываю правду.       Руки дрожат. Пытаюсь успокоиться, кладу ладони на прилавок, цепляюсь за дерево. Наверное, выгляжу безумно. Так и есть. В глазах Китнисс испуг. Вдруг я понимаю, как это выглядит. Она думает, это приступ. Что ж, похоже на то. Глупо, но теперь придётся играть до конца.       – Китнисс, – зову громко, пристально смотря на неё. Странно, но она сразу понимает, чего я от неё жду, делает шаг мне навстречу, сжимает тонкими пальцами ворот рубашки и прикасается к моим губам. Я закрываю глаза и морщусь от нахлынувших эмоций. Поцелуй словно магия. Совсем робкий, но такой сладкий. Дрожу ещё сильнее, хочу прижать её к себе, но даже ответить на поцелуй не получится: переродок бы ничего не почувствовал, остался бы равнодушным, и теперь я могу только играть нелепую роль. Сухие губы накрывают мои всего несколько секунд. Связь разрывается. А чего я ещё мог ждать? Делаю вид, что прихожу в себя. Я сжульничал и больше не смогу жить как раньше.       Я отдам всё за ещё один поцелуй.       – Спасибо, ты спасла меня, – говорю я, боюсь, что сильно напугал. Стараюсь выглядеть нормальным, но это сложно: я ещё безумнее, чем прежде. Китнисс улыбается. Смотрю на неё с недоумением. Она начинает смеяться, тихо хихикает. Ни разу не видел её такой. – Что? – спрашиваю я. Беспокоюсь.       – Нет никакого приступа, – она улыбается так широко, что по всему телу пробегают волны тепла. Дождь бы не смог меня исцелить – только её смех.       – Почему? – спрашиваю я, чувствуя, что провинился – использовал её страх.       – Твои глаза. Они голубые, как колокольчики. Зрачки не расширились, – говорит Китнисс, всё ещё улыбаясь. Краснею и опускаю взгляд. Поймала меня. Раскусила. Лжец. Отвратительно. Как я мог? Такое не прощают.       Украдкой смотрю на Китнисс: её лицо становится серьёзным, грустным, наигранно печальным. В глазах всё ещё сверкают весёлые искорки.       – Не дай ему разлучить нас, – передразнивает она саму себя. – Будь со мной, – отчаянно повторяет собственные слова.       Знаю, что это сигнал, разрешение, потому крепко обнимаю её и прижимаюсь к губам. Чувствую дыхание. Губы прохладные, но теплеют с каждой секундой. Не отпускаю. Хочу больше. Глажу по спине, она запускает руки в мои волосы. По телу бегут мурашки. Вкладываю в поцелуй нежность, пусть узнает, что я не хотел её напугать. Она отвечает, приоткрывает рот, и наше дыхание смешивается. Один воздух на двоих. Не могу удержать страсть, кипящую внутри, требую большего – Китнисс не отстаёт. Мы голодные, храбрые, отчаянные. Не могу понять, кто ждал этого поцелуя больше, но жажда у нас общая. В её губах нахожу ответ. Больше не буду сомневаться. Мне не нужна надежда, когда есть уверенность. Губы, пальцы говорят больше, чем слова. Не стану ждать других доказательств. Я ей нужен.