Понимание

Летний вечер. Прекрасная пора. Дневная жара отступила под нежными касаниями сумерек. Свежесть объяла засыпающий городок. Спальный район Дэнвилля, убаюкиваемый щебетом ночных птиц и стрекотом цикад, вдыхал дурманящий аромат цветов, коим щедро делились садики у небольших домов. Неутомимые насекомые, выспавшись за день, выпрыгивали на бетонную дорожку, тянущуюся вдоль проезжей части, и тут же резво отскакивали, стоило им только заслышать приближающееся шарканье подошв кроссовок. Рыжий мальчишка в полосатой футболке и джинсовых шортах без капли страха шагал по пустынной улице, укрытой пеленой сумерек, от одного из домиков. А из этого самого домика, из горящего светом лампочки окошка, прильнув к стеклу, мечтательным взглядом его провожала с тяжким вздохом милая темноволосая девчушка. Кто знает, о чем она думала, глядя на удаляющуюся фигуру, скоро скрывшуюся за дверью дома неподалеку? Может быть, она жалела, что не придумала ничего настолько оригинального, чтобы задержать рыжего в гостях подольше? Или, наоборот, до сих пор пребывала в пьянящем восторге от их, пусть даже такого короткого, не-совсем-свидания. А ведь вполне возможно, что она просто тосковала по уходящему дню, грезя, что же принесет ей новый. *** — Нет, спасибо, мам, я не голоден. Да, миссис Гарсиа-Шапиро покормила нас ужином, — прокричал со второго этажа Финес Флинн, входя в свою комнату. – Спокойной вам ночи! Дверь за ним закрылась, и мальчик лучезарно заулыбался брату, сидящему в расправленной кровати с книгой в руках. — Привет, Ферб. Что делаешь? Рослый парнишка в желтой пижаме оторвался от чтения, чтобы кивнуть в знак приветствия, и выразительно указал взглядом на томик. — А, ну да, — хихикнул брат, стягивая с себя сначала майку, а следом – штаны. – Ты знаешь, Изабелла была права, у нее не произошло ничего серьезного, для чего могла бы понадобиться помощь от нас обоих. Вот только там сетевой кабель Мизинчик перегрыз так, будто у него не клыки, а ржавые старые плоскогубцы. Странно ведь… Подняв с кровати пижаму, Финес вдруг замолчал, озадаченно глядя перед собой, чем привлек внимание вновь неохотно отведшего глаза от книги брата. — Чего только не бывает! — воскликнул он наконец легкомысленно, закинул на плечо ночную рубашку и отправился в ванную. Ферб только со вздохом покачал головой и, пока брат умывался и чистил зубы, расправил его кровать, сдвинув одеяло в ноги, и устроился уже там. — А где Перри? – поинтересовался Флинн, вернувшись. Флетчер огляделся по сторонам и пожал плечами. — Ну, — по-доброму усмехнулся Финес, — он гувернер, они ничего не делают. Прикрыв за собой дверь, он некоторое время постоял около нее, глядя на сидящего в его кровати брата, а потом двинулся к нему. Рослый мальчишка позволил уложить себя так, как ему будет удобно, и только лишь согнул ногу в колене, чтобы иметь опору для книги. Еще влажная рука, перекинутая через его грудь, мягко обняла. Финес плотнее прижался к брату, холодные босые ступни обхватили нагретую лодыжку. Зажмурившись, Финес зарылся носом в волосы Ферба. Жесткие и, как говорила Кэндис, пахнущие машинным маслом и знаниями. Правда, говорила она не о волосах, а об обоих братьях в общем, но, видимо, душ и мыло так и не смогли вытеснить ни этот запах, ни запах едкого дыма от очередного взрыва. Горчащие нотки стали слабее, но все еще так хорошо ощущались. Это было лучше ароматов всех цветов, ведь от этого становилось хорошо и спокойно. Будто бы ничего плохого не может случиться, пока он рядом, его сводный брат, который лучше всех родных. Забывшись в дымке легкой эйфории, Финес оторвался от волос брата и поцеловал его в щеку, влажно, чуть неловко, исполненный бесконечной благодарности за все это. Тот никак не ответил, он даже не переменился в выражении лица, не перевел взгляда. Отстраненный ото всего, он все так же плавно скользил взором по строчкам. Но Финес знал, что его брату не нужно слов и чего-то еще такого, демонстративного, чтобы выразить эмоции, можно сказать, проницательное детское сердце просто чувствовало, что его понимают. Им часто не нужно было много слов, чтобы понять друг друга. А в такие моменты они и вовсе были лишними – они могли сгодиться для чего угодно, но не для понимания. Финес опустил голову и поерзал щекой по плечу Ферба, поудобнее устраиваясь, подтянул поближе руку, укладывая ту на его груди. Сердце под рубашкой билось громко и ровно, грудь мерно и невысоко вздымалась, чтобы не потревожить. Финес прикрыл глаза, в прижатом ухе уже слыша глухие «бух-бух», похожие на чьи-то шаги по рыхлому снегу в Рождество. И этот кто-то шагал почти в такт с ударами, что отстукивало сердце брата. Отведенная молчанию пора прошла, и мальчишка заговорил. Он быстрым шепотом рассказывал о том, как было бы здорово, если бы сердце с его систолами и диастолами можно было использовать как передатчик и если бы существовал такой аппарат, который считывает информацию, выдаваемую вегетативной нервной системой, и что это было бы гораздо быстрее и проще, чем письменный или устный доклад, и куда достовернее по той же причине; рассказывал о том, чем они займутся завтра. Финес говорил много. Иногда он, увлеченный секундной вспышкой мысли, уходил совсем в другую сторону от первоначальной идеи. Ему так нравилось говорить с братом, хоть он и знал, что тот поддерживать беседу не будет. Он все говорил и говорил, уже засыпая, отчего его мысли становились все запутанней и бессвязней, а ему никак не удавалось заставить себя замолчать. Он не мог уснуть по-другому, почти каждый их вечер проходил вот так. Кому-то могло показаться, что не отвечающий брату, не проявляющий эмоций Ферб его не слушал. Его взгляд, все такой же невозмутимый, блуждал по строчкам книги. И, что самое интересное, этот человек оказался бы прав: Ферб не слушал. Он просто слышал. Слышал прерывистый шепот, чуть заходящееся дыхание, заплетающиеся слова и ломающийся голос. И все это время он сосредоточенно читал одну и ту же страницу, толком и не вникая в суть написанного. Впрочем, сути слышимого он тоже не понимал. Он просто плавал в пространстве, не поддающемся описанию, сотканном из одного только голоса. А потом тот смолк, но лишь несколько минут спустя, количество которых вряд ли бы кто взялся подсчитать – настолько незамеченными они пролетели, – Ферб осознал, что держит книгу вверх ногами. Закрыв томик и отложив его на тумбу, рослый мальчик поглядел на брата. Пушистые рыжие волосы, все щекочущие шею Флетчера, упали на закрытые глаза, а на лице поселилось выражение блаженного счастья: губы были чуть приоткрыты в улыбке, тонкие брови расслабленно приподняты. Ферб внимательно разглядывал мальчишку, будто бы желал в чем-то сам для себя удостовериться, после чего, аккуратно того приподняв, вытащил из-под него онемевшую руку. Плечу, согретому чужим дыханием и щекой, тут же сделалось непривычно холодно. Разминая кисть, он поднялся, бережно укрыл брата заранее отложенным в сторону одеялом и, склонившись, едва ощутимо коснулся губами крупного веснушчатого носа. Улыбка на губах Финеса сделалась шире, он перевернулся на бок и обнял подушку, подтягивая к груди колени. Эту нежность во взгляде и улыбку на одних только губах вряд ли удалось бы разглядеть каждому желающему. Уже выключив свет и дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, Ферб смотрел со своей кровати туда, где стоял «SS Phineas», готовый отправиться со своим адмиралом в мир грез. Только тогда, когда стали проступать смутные силуэты и белые краски очертили лицо, мальчик позволил себе опустить веки, отправляясь вслед за братом.