Сторож брату своему

Его нельзя не любить. В какие бы ужасные ситуации он не попадал, в каком жалком положении не оказывался. Он – словно переменчивое зимнее солнце, что чаще обманывает ослепительным светом, чем согревает, но все же… «Мой бедный красивый брат, - думал Дуглас, глядя в большие зеленые глаза. Такие же, как у него самого. Это единственное их сходство. Во всем остальном близнецы Хэммонд будто небо и земля. И если уж указывать пальцем… отец был прав: из них двоих на девочку больше походит он, всегда аккуратный, ответственный, чистоплотный и честолюбивый. Гордость семьи Хэммондов. А ТиДжей - нервный, вспыльчивый, неуловимый; одаренный, храбрый, умный. ТиДжей – радость семьи Хэммондов. Да, и даже сейчас. Оттого-то так горько сознавать, что радость эта подобна грозовой вспышке - в любую минуту все может закончиться. Жизнь – не безделушка, так просто её не потеряешь, но ТиДжей умеет играть с ней как никто. Каждый хочет отхватить кусочек Хэммондов. Это началось давно, семья президента оказалась в центре внимания, и, конечно, всё тайное вскоре стало явным. Дуглас не говорил ТиДжею, но смелость брата его восхитила. А может, бесшабашность, не без этого. Дуглас немножечко завидовал… Умению жить одним днем, летать с подрезанными крыльями, смеяться со слезами в глазах и при том выглядеть столь очаровательно. Бабушка говорила, что ТиДжей – копия дедушки. Страшноватая ассоциация: дедуля умер от передозировки. Чему быть, того не миновать. Наверное, такова цена «легкости бытия». Как бы то ни было, Дуглас им не обладал и поэтому осуждал-восхищался братом. А еще он чертовски боялся за него. Птица в клетке не поет. Закрыть ТиДжея в какой-нибудь клинике, приставить к нему надзирателя – это значит лишить его существование искры, делавшей ТиДжея ТиДжеем. Но Дуглас периодически вступал в сражение с деспотичной частицей своего «я», что назойливо жужжала: защити его, защити его от самого себя. Дугласу предоставлялось множество возможностей сдать брата, поймать его на очередном вранье, элементарно не покрывать его делишки, тем более что ТиДжей сам шел к нему, простодушно выпрашивая убежище. Именно поэтому Дуглас не мог… Из-за безграничного доверия, с которым старший близнец (на три минуты раньше) заглядывал ему в глаза, умоляя дать шанс… даже когда сам уже успевал отчаяться. Дуглас оказывал ему медвежью услугу и понимал это, но он и впрямь хотел верить. Мечтал, что однажды, один из миллиона выданных кредитов возвратится. Каждый несет свой крест. В багаже Дугласа имелся достаточно красочный набор: груз сомнений, убеждений, неоправданных надежд, низвергнутых мечтаний. Если он и допускал тень неприязни… Если позволял черную мыслишку по отношению к близнецу, то лишь потому, что себя не слишком любил. Бывали плохие деньки. Он боялся их, боялся думать в такие моменты о брате, и с решимостью кающегося праведника направлял весь гнев на себя. Нет, он не обманывался, не отрицал, что злится на ТиДжея, но вовсе не за его выходки, а, опять же, по причине собственных страхов. Все дело в том, какой он, его брат. ТиДжей не упускал не единой возможности, чтобы растерзать свое сердце. Ставил на кон всё, хотя и ставить-то уже было не особо много чего. И это ставило под удар их обоих. Дуглас чувствовал, что переживания затрагивают сферу эгоистичных интересов, но и от правды не отказывался. ТиДжей выбрал способ, как справляться с проблемами, да вот последствия его выбора сказывались на них не лучшим образом. Дугласу так хотелось защитить его. Спрятать. Он порой чувствовал себя в сто раз старше, старее, и по-прежнему, глядя на ТиДжея, ощущал лишь одно желание – уберечь. Все злые слова, претензии, предостережения замирали на языке, стоило брату обратиться к нему. Дуглас задавался вопросом, не в этом ли проявляется мистическая связь близнецов – в болезненной чувствительности, почти сверхъестественном знании о том, что с ним, где он и что замышляет. Но ТиДжея любили все и беспокоились не меньше него, Дугласа. Помогали, только брат не замечал. Молчали, запирая крик изнутри. Боялись спугнуть, не подозревая что самый сильный страх ТиДжея – сам ТиДжей. Знали б они его так, как знает Дуглас… Может, и не постеснялись бы отвесить пару оплеух. Дуглас уже понял, что гнаться за ТиДжеем придется всю жизнь. Ловить ускользающую душу; терять, постепенно, но безвозвратно, когда их угрозы и мольбы перестанут действовать; израсходовав лимит веры, расставаться с воспоминаниями о светлом прошлом, о неведении. Всё это Дуглас понимал, так же сознавая, что молодость пока еще защищает его от греха уныния, но видел на примере бабушки, что однажды придется смириться, отвернуться или смотреть, как родной человек тонет. Все внутри него отрицало такой исход. Наступал новый день, и он с прежней страстью верил в то, что в конечном итоге любовь спасет брата. Ощущал в себе её огромную жгучую силу, готовность свернуть горы, если понадобится, но вытащить ТиДжея из пропасти. ТиДжей рассыпается на кусочки. У него тысяча причин, чтобы завязать, и столько же, чтобы не делать этого. Но почему же… почему кажется, что шанс у них все-таки есть?.. Почему, не смотря на дрянную наследственность, на неудачные попытки, на усталость, Дуглас верит, что с его братом будет иначе, что у него получится?.. «Мой бедный брат», - шептал Дуглас, вглядываясь в затуманенные зеленые глаза. И, наверное, поэтому продолжал верить. Из-за того, что даже в худшие дни, она была там, частичка света, смеялись ли эти глаза или плакали… Так повелось с детства. ТиДжей был их радостью, Дуглас заставлял родителей гордиться своим наследием. Если ТиДжей покинет их… радость дома Хэммондов погаснет. И тогда, Дуглас знал, алтарь гордости покроется пылью, все лавры и победы станут ненужными и бессмысленными. Его пугало, что сердце семьи заключено в непутевом парне, талантливом неудачнике, который не создан для ответственности, не может нести столь большую ношу – быть счастьем своей семьи. Дуглас просто был благодарен ему за то, что он старается. Пока что не сдается. Тянет, падает, поднимается. Не оставляет попыток. И если придется стать сторожем брату, то он, пожалуй, способен играть эту роль. Ведь что такое гордость, когда нет счастья? А что такое счастье без радости?