Re: tale

      Может быть, вы никогда об этом не задумывались, но знайте: умирать — это чертовски больно. Пуля пробивает череп, превращая драгоценный мозг в бесполезную серую кашу, и снова ломает кость – уже на выходе. Нервные окончания рвутся, не зная, какой сигнал передать: так уж сложилось, что природа не брала в расчёт несколько грамм раскаленного свинца — у них, бедняжек, на данный случай нет никаких инструкций, и ведут они себя вполне по-человечески: паникуют, мечутся, умирают.       И Мориарти умирает вместе с ними.       Это была хорошая игра, и, как у любой хорошей игры, у неё был грандиозный финал. Лёгкое огорчение от того, что он не сможет собственными глазами увидеть последний аккорд, не мешало — он знал эту пьесу до последней ноты. И сейчас она звучала в его голове вместе с грохотом погребальных барабанов.       Смерть не страшна — она омерзительна. Грязная, липкая, склизкая, она водит по окровавленному лицу дрожащими руками прокаженного, пытается нащупать глаза, чтобы навсегда их закрыть. Прикасается к щеке, скользит по подбородку, слепо стекает на покрытие крыши остатками того, что некогда было величайшим гением преступного мира, и возвращается обратно, оставляя на языке пронзительный вкус металла и пороха.       Наконец, смерть ощупью находит неподвижные веки.       Наступает тьма.       А потом в эту тьму врываются голоса. Оглушительно громкие, назойливые, раздражающие до зубовного скрежета и подступающей мигрени.       — У нас нет таких средств!       — Это один человек, мэр Миллс, и в таком состоянии его жизнь стоит гораздо меньше, чем эти туфли.       — На что Вы намекаете?       — Только на то, что под Вашим чутким руководством у города нет недостатка в деньгах.       — Да мы даже не знаем, кто он.       — Действительно, что Вы будете писать на могиле, если отключите его от аппарата?       — Господи, Вэйл, сейчас не время для шуток!       — Какие шутки, шериф, я смертельно серьезен.       Голова болела. После секундных размышлений Джеймс понял, что данное утверждение не совсем верно: голова раскалывалась на части, и то, что испытывало его тело, по сравнению с этим вполне можно было назвать простой болью. Голоса скреблись по мозгам как наждачный лист по меловой доске, и смысл сказанного терялся за этим воистину неописуемым ощущением.       — Идиоты, — сипло выдохнул он, с трудом разлепив пересохшие губы, — заткнитесь.       Но в сознании царило абсолютное безмолвие, непривычное и незнакомое. Уверенность, что после сказанного ближайшие несколько часов он проведёт в абсолютном покое пришла откуда-то извне, и подвергать её сомнению не казалось уместным. Видимо, его слова всегда оказывали подобный эффект. Что ж, это уже начало. С этим можно работать.       Однако реальность была о происходящем иного мнения.       — Чёрт подери, он очнулся!       — Выбирайте выражения.       — Простите, госпожа мэр.       — И что Вы скажете по этому поводу, доктор?       — Что Ваша проблема только что была чудесным образом решена.       — Я велел заткнуться!       Голова, тут же среагировавшая вспышкой боли на повышение голоса, заставила его пожалеть, что он вообще открыл рот. Седьмое пекло! Такое чувство, что его оставили на растерзание любителям. Темнота под веками взрывалась разноцветьем карнавальной карусели, его мутило — и в первую очередь от присутствия трёх идиотов, орущих над его постелью точно поросята на забое.       — Увеличьте дозу морфия, — уже тише добавил он, стараясь игнорировать испытываемый спектр ощущений пациента в процессе лоботомии без наркоза, — и оставьте меня, наконец, в покое.       — Да что он себе по…       — Прошу вас, госпожа мэр. Пациенту нужен покой. Пройдёмте в мой кабинет.       Да, тупоголовой ты ублюдок, ему нужен покой. Ему просто необходим покой, чтобы избавиться от этой оглушающей боли, собраться с мыслями и понять, наконец, какого черта здесь происходит. Поэтому он приветствует наркотический дурман, как дорогостоящую шлюху — со спокойствием клиента, уверенного в праве расслабиться и получать высококлассное обслуживание.       В отличие от людей, препараты никогда не ошибаются.       — Мои поздравления, мисс Миллс.       Впустив гостей в свой кабинет, Вэйл закрыл дверь и прошёл к своему столу. Его лицо оставалось беспристрастным и даже скучающим, а в голосе причудливо смешивались учтивость и усмешка – собранный из лоскутков фальшивых эмоций, он сейчас сильнее обычного оправдывал всеми забытое имя. Доктор Франкенштйен – безумный гений и редкостная скотина.       Регина мысленно досчитала до пяти и глубоко вздохнула.       — С чем же Вы меня поздравляете, позвольте спросить?       — Как с чем? — сев за свое рабочее место, Вэйл пригласил посетителей занять кресла, расставленные по углам стола. — Вам не придется брать на себя ответственность и решать, жить ему или умереть. Или это не кажется Вам хорошей новостью?       — О, несомненно, — алые губы сложились в профессиональную улыбку, и острый подбородок дёрнулся вниз, обозначая кивок. — Вы можете сказать мне что-нибудь по этому поводу? Как профессионал.       — Чудо, — доктор беспомощно развел руками. — А также длительное лечение и качественное обслуживание за счёт города. Но ведь это — ничто по сравнению с человеческой жизнью?       — Вне всяких сомнений, — тон госпожи мэра мог бы покрыть айсберг ещё одним слоем льда. — И что вы предлагаете с этим делать?       — Вы слишком спешите, мисс Миллс, — Вэйл, перебирая разложенные на столе бумаги, позволил себе снисходительную улыбку. — Наш пациент только что пришёл в себя. Ещё немало времени пройдёт, прежде чем он сможет встать с кровати — до тех же пор будет находится под нашим наблюдением. Посмотрим, что он скажет, когда проснётся. Тогда и будем что-то решать, — доктор исподлобья посмотрел на женщину, вскинувшую брови в немом вопросе, — согласны?       — У меня создается странное впечатление, что Вы пытаетесь его защитить.       — Действительно, весьма странное впечатление, — в голосе доктора не было ни намёка, ни подсказки, только глаза со вниманием энтомолога изучали лицо мэра. — От кого бы мне понадобилось его защищать?       — Не имею ни малейшего представления. Мы ведь так и не узнали, кто он такой.       — Может быть, очнувшись, он сам нам об этом расскажет?       — Может быть, — её лицо оставалось совершенно беспристрастным, но атмосфера в кабинете стала поистине… грозовой.       Шериф, всё время разговора рассеянно ковырявший шов на подлокотнике кресла, смущённо кашлянул:       — Мисс Миллс…       — Да, Грэм, я помню, — Регина с достоинством поднялась с кресла, мужчина тут же вскочил следом: цепной пес, настолько же глупый, насколько верный. Вэйл коротко усмехнулся, скользнув по нему пренебрежительным взглядом, и вернул своё внимание хозяйке. — Держите меня в курсе.       — Разумеется, госпожа мэр. Всего доброго.       Пройдя мимо Грэма, учтиво придержавшего для неё дверь, Регина подумала, что Вэйл — та ещё скотина.       Проводив взглядом шерифа, в присутствии госпожи радостно хлещущего хвостом лоснящиеся бока, доктор подумал, что их мэр — восхитительная стерва. После чего набрал номер ординаторской и велел немедленно сообщить ему, когда пациент из третьей палаты придет в себя.       Мориарти. Джеймс Мориарти. Преступный гений мирового масштаба, лидер сложнейшей паутины, объединившей криминалитет всей планеты, кровный враг Шерлока Холмса, восхитительный игрок, и… Мертвец. Вне всяких сомнений. Очнувшись спустя неполные сутки после первого пробуждения, он вспомнил всё до мельчайших деталей: щелчок взведенного курка, грохот выстрела, разбивший мир на сотни осколков, горячие слёзы смерти, текущие по лицу в рот. После такого никто не выживет. Он рассчитал всё до малейших деталей.       И, тем не менее, он был жив.       Пищавшие вокруг приборы доказывали это, с бесспорной точностью регистрируя пульс, давление, дыхание. Достаточно было одного взгляда, чтобы с уверенностью сказать: его сердце бьётся, мозг функционирует, кровь течёт по венам – весь организм работает как сбившиеся, но всё ещё идущие часы.       И это, возможно, было бы отличной новостью, не будь она настолько абсурдной.       Мёртвые не возвращаются.       Впрочем, философская сторона вопроса в настоящий момент не сильно интересовала Мориарти.       — Мне сообщили, что Вы пришли в себя.       — Ваши соглядатаи не соврали.       — Я Ваше контактное лицо.       — О, это меняет дело.       Его гостья была красива, как бывают красивы шлюхи и те, кто может себе позволить не беспокоится о чужом мнении. Человек поверхностный мог бы найти немало общего между этой и Той женщиной, но Джим никогда не относил себя к числу поверхностных людей. Он бы ни за что не спутал ядовитый плющ с мухоловкой. Эта была плющом. А ещё она была слишком самоуверенна, чтобы оказаться одной из новых подручных Майкрофта — да и чьей-либо подручной в принципе. Новая фигура? Вполне возможно.       — Как Ваше самочувствие?       — Удивительно хорошее для живого мертвеца.       — Не драматизируйте. Это была всего лишь кома.       Да, он уже слышал это: кома, спровоцированная пулей в череп, — весьма любопытное заявление.       — И чем она была вызвана?       Чётко очерченные ярко-алой помадой губы сложились в вежливую улыбку, обдавшую его профессиональным холодом.       Давненько с ним так не разговаривали. Это… освежало.       — Вас нашли без сознания на обочине дороги и тут же доставили в больницу.       — Интересная версия.       — У вас есть другая?       Цепкая. Хищная. Любопытная. Слишком откровенная, чтобы быть действительно интересной, но всё же достаточно занимательная. А ещё полезная — вне всяких сомнений. Она хочет знать, страстно, яростно, это выдает её, патокой растекаясь под маской вежливой отстраненности. Ну что же, он тоже хочет знать, вот только он своего добьётся.       — Боюсь, что нет, — с притворным вздохом сожаления Джим откинул голову на заботливо сложенные за спиной подушки. Поморщился, пытаясь устроиться удобнее. — Признаться, я ещё не до конца пришел в себя и почти ничего не помню. Доктор Вэйл говорит, что в моём случае это — нормальное состояние, и со временем память должна вернуться. В любом случае, я должен поблагодарить Вас за Вашу заботу, мисс…?       — Мисс Миллс. Мэр Миллс. Доктор Вэйл — хороший врач, его мнению можно доверять.       — Мэр Миллс, — медленно повторил Джим, пробуя на вкус невысокий титул, — польщён. Чем же я обязан такому вниманию?       Его собеседница коротко усмехнулась, не отводя пристального взгляда, но тут же сгладила усмешку дежурной улыбкой.       — У нас небольшой городок. Когда в больницу поступил неизвестный, по регламенту я была записана в качестве ответственного лица. Надеюсь, Вы не против.       — О, ни в коем случае, — лицо Мориарти осветила такая же по сладости улыбка. — Мне невероятно приятно оказаться в руках столь ответственной персоны. Не сомневаюсь, что моё текущее состояние – полностью Ваша заслуга.       По лицу женщины скользнула тень, невидимая для большинства. Она умела держать себя в руках и привыкла выступать на публике, вот только публика у неё явно была не первого сорта. Тем лучше для него.       — Как называется Ваш город?       — Сторибрук.       Джеймс иронично приподнял брови, но его собеседница явно была серьёзна. Сторибрук. Он бы наверняка запомнил столь несуразное слово, однако, был совершенно уверен, что в пределах Лондона — да что уж там, даже почти всей Северной Англии, — нет ни одного населённого пункта с подобным названием.       — И где он находится?       Гладкий лоб собеседницы на мгновение испортила разочарованная складка — мисс Миллс уже почти не скрывала досады, звучавшей в её голосе на следующих словах:       — Штат Мэн.       — Америка! — Джеймс восхищенно рассмеялся, ощущая, как с каждой секундой эта ситуация всё больше начинает напоминать ему сильно затянувшийся предсмертный бред. Впрочем, для агонии он довольно быстро стал вполне безболезненным.       — Вас это удивляет?       — Не имею ни малейшего понятия, — его собеседница явно не оценила этого восторженного откровения: губы сжались в приступе злобы, ставшей ещё одним прекрасным штрихом в темпераментном характере его гостеприимной хозяйки.       Но, чёрт подери, Америка!       — И сколько времени я лежал в коме?       — Почти четыре месяца. Вставал вопрос об отключении Вас от аппарата жизнеобеспечения.       — Значит, я крайне вовремя проснулся, — Мориарти тёплой улыбкой ответил на этот маленький мстительный выпад.       — Вне всяких сомнений. Не хотите представиться? Чтобы проявить вежливость или позволить мне связаться с Вашими близкими или родственниками.       — Увы, — Джеймс беспомощно развел руками, со скрытым наслаждением наблюдая досаду, мелькнувшую в глубине тёмных глаз. Пожалуй, он впервые видел человека, которому так сильно идёт злоба.       — Жаль. Ну что ж, отдыхайте. И не стесняйтесь связываться со мной в любое время — персонал больницы знает мой контактный номер. Скорейшего выздоровления.       — Благодарю вас, мисс Миллс, — почти что проурчал Джим, провожая взглядом идеально ровную спину мэра.       «Ни в коем случае не доверяйте этой женщине» — примерно к такой идее сводилось их короткое рандеву с доктором Вэйлом, имевшее место сразу после того, как какой-то светлый ум счёл Джима достаточно оправившимся для разговора. В подобной ситуации хорошо иметь своего человека, а Вэйл определенно был таковым — купленным для того, чтобы обеспечить безопасность Мориарти на то время, пока он сам не в состоянии о ней позаботиться. Весьма предусмотрительный шаг, учитывая наличие в городе такого мэра, как мисс Миллс. Джеймс знал этот сорт людей: если они не могут устранить проблему, они пытаются её понять. Что только что и произошло.       Вот только почему он является для неё проблемой? Её беспокоит только тот факт, что он для неё – неизвестная переменная? Сбой в расчётах? Впрочем, это не имеет значения — достаточно того, что мэр не знает, кто он, и не является для него угрозой.       Джеймс нажал на кнопку вызова медсестры, и она спустя минуту материализовалась в палате.       — Передайте доктору Вэйлу, что я выписываюсь.       Проблемы этого городка Мориарти не касались: он и так потратил на него достаточно времени.