Однажды (рабочее)

Анна так до конца и не оправилась от всего пережитого, но новая сущность постепенно запускала свои когти глубже в сознание принцессы. Часть её хорошо понимала, что Мэй утащила её подальше от родных мест и поместила в достаточно специфическую среду обитания, чтобы в том числе отвлечь её внимание от того, кем она стала. Самым неприятным было то, что ей это удалось. Анна не могла перестать думать о брате, но вовсе не стремилась вернуться в Васерию как можно скорее. Она не знала, что будет делать, как будет себя вести и совершенно не противилась тому, что этот момент всё откладывался. Что-то подсказывало принцессе, что сама Мэй по-прежнему наведывается в Карпаты, просто пока не берёт их с собой. Родительница, убедившись, что Анна худо-бедно владеет собой, и что её обращённые не подерутся друг с другом в её отсутствие, стала с завидной периодичностью пропадать, предоставив Гархольду и Анне развлекаться, как им угодно. А точнее, как угодно Гархольду, потому что у самой принцессы не было ни идей, ни желания. В последнее время они много времени проводили вместе. Гархольд стал для неё своего рода проводником, в незнакомый новый мир, где она пока была чужой. Контакт с этим миром был непрост, и дело было даже не в совершенно другой культуре: благодаря колонизаторам для европейцев были отстроены целые кварталы, где они могли чувствовать себя как дома. Дело было в банальном языковом барьере, который надёжно отрезал Анну от окружающего мира. Принцесса мало с кем могла поговорить, кроме бармена из самого первого элизиума, где они были. Гархольду с завидной периодичностью приходилось выступать в роли переводчика. Анна была сильно удивлена, когда выяснила, что он свободно изъясняется на семи языках и ещё на десятке с горем пополам. Представить его прилежно сидящим за учебником и зубрящим неправильные глаголы было вообще невозможно. Гархольд в ответ на её удивление только плечами пожал — «Если долго где-то живёшь, язык учится сам собой без всяких учебников. А если ты бессмертен, то подолгу жить ты можешь в самых разных местах». Впрочем, для некоторых вещей язык не нужен был вовсе. Как-то раз Гархольд притащил её на скалу возле моря, а потом они нырнули с неё, и взору принцессы открылся воистину поражающий воображение вид кораллов и морских рыб всевозможных форм и расцветок. Ничего общего с темными зеленоватыми водами холодной реки в Васерии, в которую они с Велканом в детстве ныряли на спор, и в которой она уже во взрослой жизни так отчаянно его искала. Воспоминания о брате отозвались жгучим стыдом — он остался один в Васерии, пока Анна тут предаётся сомнительным развлечениям. Требовалось что-то сделать, как-то успокоить совесть. Да, теперь она богом проклятое создание ночи, вынужденное пить кровь. Страшно даже представить, как отнесутся к ней Гэбриел и Велкан, когда она вернётся в Васерию — а ей придётся вернуться, она это точно знает. Но это совсем не означает того, что она бесполезна, отнюдь нет, даже наоборот. Анне по-прежнему страшно, а за них ей теперь даже страшнее, чем раньше, потому что теперь она куда лучше осведомлена о возможностях детей ночи. Но теперь она сильнее. Теперь возле её плеча стоит могучая фигура Гархольда, безусловно, немного бестолкового и местами очень странного, но это не отменяет того, что её брат в ночи — почти семисотлетний цимисх с путём воздуха. А за ними, не привлекая к себе лишнего внимания, стоит хрупкий силуэт их родительницы, способной по своему желанию отворять врата в Бездну. Но поможет ли она? Цель Мэй — разобраться с Шабашем и Купалой. Будет ли ей дело до отдельных людей, даже если эти люди — близкие её обращённой? Анна не знала, но надеялась на лучшее. Страх уже не отравлял её мысли, а придавал им чёткость, направленность. К чёрту все эти богоугодные миссии, не стоили они жизни поколений её предков, а вот брата ещё можно спасти. И Гэбриела тоже. Она ведь подставила его с этой каретой. Нереальная миссия делилась на вполне реальный четкий список дел: — узнать про природу родовых проклятий; — узнать про ритуалы, способные привязывать жизнь человека к бессмертному; — узнать про последствия обоих вышестоящих ритуалов. Когда она будет знать, с чем имеет дело и чем это грозит тем, к кому она неравнодушна, тогда она дополнит этот список. Для начала было решено поделить книги в библиотеке на те, которые могут содержать интересующие её вещи, и те, которые их не содержат. Работа рисковала растянуться на месяцы, с учётом размеров библиотеки, но Мэй проявила снисходительность и помогла. Искомое заняло две достаточно длинные полки и повергло её высочество в депрессию. Анна говорила по-румынски и по-венгерски, более менее знала латынь и французский. Открывая приличную часть фолиантов, она даже не могла идентифицировать язык, на котором те были написаны. Некоторые же были вообще исписаны странными знаками, не имеющими ничего общего ни с латинским алфавитом, ни даже со славянской кириллицей. Мэй большую часть времени где-то пропадала, а в то время, которое проводила с Анной, предпочитала учить её совсем другому. Просить её помочь принцесса не хотела из какого-то духа противоречия. Зато рядом был Гархольд. И общение с ним давалось ей куда проще. Гархольду читать книжки было скучно, да и не маг он, чего греха таить. Магия пусть останется тем, кто внимателен к мелочам, кто способен к концентрации, кто усидчив. А Гархольд предпочитает опираться на физическую мощь, усиленную путём воздуха, и на творческий подход ко всем проблемам. Но что-то он всё-таки соизволил прочитать из симпатии к румынской принцессе, которая оказалась вовсе не заносчивой стервой, как её предшественница, и совсем не такой правильной занудой, как ему показалось в начале. Это и привело к достаточно неординарным последствиям. Книга, которой Анна чисто интуитивно заинтересовалась, была наследием кхмеров. В кхмерских языках Гархольд был не силён, но этого не признавал. Его девизом было «если на странице мне ясны только два десятка слов, восстановлю смысл написанного из их контекста». Анна, не знакомая ни с какими ритуальными практиками, кроме христианских, принимала всё на веру даже там, где Гархольд очень творчески перерабатывал смысл восстановленного из контекста. Иными словами, нёс полную чепуху. Согласно авторскому переводу Гархольда, одна из глав наследия кхмеров обещала так называемый «взгляд на себя со стороны», и уже порядком замученный работой переводчиком вампир радостно сообщил, что вот это и есть то, что надо. Когда Анна спросила его, что имеется в виду под взглядом на себя со стороны, её брат в ночи беззаботно пожал плечами и сообщил «ну, маги, например, обладают тонким зрением, им они могут видеть ауры, проклятия и всё такое. Наверное, увидишь себя с такой стороны». На вопрос Анны, как должно выглядеть проклятье, Гархольд замялся и пожал плечами. Мэй снова не было, и Анна решила действовать на свой страх и риск. В конце концов, что плохого может случиться? Господи, если бы ей сказали когда-то, что она будет заниматься богопротивным колдовством — не поверила бы, а теперь вот оно как получается… Но Велкан и Гэбриел нуждаются в помощи, а она уже проклята до конца своей вечности, так что изменится от того, что она в очередной раз нарушит заповеди бога, который был так безразличен к ней при жизни? Ритуал казался на удивление простым и основывался большей частью на медитациях. Мэй немного учила её им для того, чтобы принцессе было легче обуздывать своего внутреннего зверя. Да, это не помогало смирять чувство голода, но в целом, укрощать новую натуру становилось куда проще при их помощи. Поэтому одним прекрасным декабрьским полнолунием Анна утащила из запасов своей родительницы три церемониальные чаши для поджигания трав. Сами травы легко нашлись на местном рынке. С рынком, правда, возникла неприятная заминка. Денег у её высочества не было. Когда они куда-то выходили, за всё платила либо Мэй, либо Гархольд. Анна мрачно отметила про себя, что не только узы крови сейчас ставят её в зависимость от своей родительницы. Впрочем, проблема легко решилась при помощи того же Гархольда. Каких-то специфических свечей и странную, исписанную вязью незнакомых символов, скатерть, приволок тоже он. Мэй по-прежнему не было. Анна Валериус вздохнула, аккуратно расставила чаши с травами на импровизированном алтаре и подожгла их содержимое. Пахло… Странно. Принцесса аккуратно улеглась на ковёр. Кровать для таких целей не подходила, на полу валяться не хотелось, а ковёр был в самый раз. Её высочество постаралось очистить своё сознание от всего лишнего и сконцентрироваться на дыхании. Некоторое время отрешиться от всего мешал специфический запах, но потом он приелся. Поначалу она просто лежала и ничего не чувствовала, а потом чёткость восприятия начала потихоньку размываться. От дурманящего запаха трав в голове стоял туман. Сознание медленно уплывало, и Анна уже не смогла бы выделить какую-то чёткую мысль в голове, даже если бы ей это вдруг понадобилось. В какой-то момент ей показалось, что она стремительно летит куда-то вниз в темноту. Такое уже бывало с ней раньше, когда она пыталась полностью расслабиться, и она почти всегда вздрагивала от этого ощущения и выныривала в реальный мир. То ли дурманящий дым от трав помог так повлиял на неё, то ли в этот раз она сама смогла совладать с собой, но Анна волевым усилием смогла заставить себя не испугаться и не дёрнуться, а отдаться свободному падению в темноту. А затем темнота физически материализовалась в комнате, и на мгновение врата распахнулись, чтобы затем тотчас же схлопнуться, утаскивая с собой одурманенное сознание. Она не знала, сколько это длилось — пару секунд или несколько часов, но всё закончилось так же внезапно, как и началось. Анна оказалась возле особняка, отдалённо напоминающий её фамильное гнездо. На ступеньках дома стояла… она сама? — Кого я вижу, — с неприязнью сказала ей девушка, как две капли воды похожая на неё. Даже одежда на ней была как та, которую принцесса носила в Трансильвании — обтягивающие штаны, рубашка с национальной вышивкой и корсет. И судя по тому, что они разговаривали друг с другом, это определённо не был взгляд на себя со стороны. А значит, оставался только один вариант… — Ты Беллатрикс? — растерянно спросила принцесса, вспоминая портрет в библиотеке, так похожий на неё. — Ещё чего не хватало, — скривилась незнакомка. — Я — это ты. К моему великому сожалению. Посмотри, в кого ты превратилась. Предала Гэбриела. Заключила сделку с врагом семьи. Переспала с ним до кучи. Стала вампиром. Пила кровь. Ты мне отвратительна. Не могу поверить, что я могла стать тобой при каких-либо обстоятельствах. Принцесса замерла, будто получив пощёчину. — Не слушай её, — раздался сзади ещё один голос, точно такой же, но без ненависти, пропитывающей каждое слово первой собеседницы. Анна оглянулась и с ещё большим удивлением обнаружила… ещё одну себя? Но эта она была одета в свободное бежевое платье, а волосы были собраны в некое подобие причёски. — Кто вы? — с ужасом спросила принцесса, переводя взгляд с одной себя на другую. — Мы это ты. Только получше, — неприязненно ответила первая Анна. — Мир многогранен и реальность, в которой ты живёшь, не единственная. Все мы здесь ты, просто наша судьба сложилась немножко по-другому, — объяснила Анна в платье. — Это… странно, — запнулась принцесса с недоумением глядя на себя же. — Лучше бы я не знала, что моя жизнь может повернуться так, — с презрением отозвалась первая Анна. — Не слушай её. Она просто очень зла, потому что умерла, и пришло её время уходить, — отозвалась вторая. Первая развернулась на каблуках и с демонстративно поднятой головой ушла вглубь сада. — Она умерла? Андрей убил её? — Ну что ты. В её реальности Андрея даже не было. Ван Хелсинг превратился в оборотня и убил Дракулу. Она должна была вколоть ему противоядие. И она сделала это, только вот озлобленный оборотень успел убить её до того, как стал обратно человеком. А потом на земли Трансильвании пришёл Шабаш. Но уже некому было их защитить. Она умерла, Дракула умер, Гэбриел тоже ненадолго его пережил, не привязанный более к жизни бессмертного. — Ужас какой, — растерянно прошептала Анна. — А ты? Её иномирная копия пожала плечами: — Мы думали, что убили Дракулу, и я уехала с Гэбриелом в Ватикан. Некоторое время мы были счастливы. У нас даже родился ребёнок. Но Гэбриел — охотник, а не семьянин. У нас начались ссоры, ведь я так хотела то, чего была лишена долгое время: нормальной семьи, где не нужно с замиранием сердца ждать вечером у окна, гадая, кто сегодня может не вернуться. Теперь я живу одна со своим сыном. Ему пять лет. Я вижу, ты хочешь сказать, что тебе очень жаль, но не стоит. Я, наоборот, чувствую себя виноватой перед всеми вами. Я ведь получила то, чего нет у вас всех — нормальную жизнь. И я стала матерью. А Владислав, как оказалось, просто ушёл в торпор на некоторое время. Поэтому не умер и Гэбриел. Его оживили, он сейчас сражается с пришедшим в Трансильванию Шабашем. Мне стыдно, что я не вернулась пытаться убить его, когда узнала, что он воскрес. И стыдно, что бросила Васерию на произвол судьбы. Но моя жизнь теперь принадлежит не только мне. Я не вернусь. Во всяком случае, до того, пока мой сын не станет совсем взрослым. Анна растерянно смотрела на эту свою копию. Она выглядела какой-то непривычно женственной и мягкой и будто бы была постарше… — Мне уже двадцать шесть. Время тут течёт немного по-разному. Анна примолкла. — Подстилка вампирская, — донёсся её же голос издалека, и принцесса вздрогнула. — Это она не тебе. Точнее тебе, но другой, — успокоила её собеседница и кивком головы указала в сторону. — Я, пожалуй, пойду. Я её не осуждаю, но и общаться с ней … Не в моих силах. Некоторые вещи — это всё-таки слишком. К ним медленно шла ещё одна Анна в роскошной чёрной амазонке. — Полагаю, это ты нас здесь собрала? — спросила она, а в глазах появились лукавые искорки. — Я не знаю, — растерянно пробормотала принцесса. — Это случайно вышло. Я просто хотела… Если честно, я даже не помню, чего я хотела. А откуда ты знаешь, что это я? — Не тебе одной пришло в голову заняться проклятием нашей семьи с точки зрения теории. — Ты тоже нашла эту кхмерскую книжку, которую Гархольд, судя по всему, едва ли правильно перевёл? — Нет… Я не знакома с Гархольдом. Я читала на латинском. Да и Влад мне много рассказывал. До Анны начал медленно доходить смысл оскорбления, брошенного этой Анне первой её копией. — Ты что с ним?.. — Помнишь, ты с мальчишками в 13 лет поспорила, что проведёшь ночь на кладбище? — Конечно, как такое забудешь. — Тебя папа поймал и вернул домой, а я вот прошмыгнула незамеченной и дошла-таки до кладбища. Там я его в первый раз и увидела. Только не поняла, кто это.  — И что было дальше? — Ничего. Мы общались. Я росла. Стоит отдать ему должное, он пытался от меня избавиться — внезапно объявились какие-то наши родственники из Англии, о которых мы даже не знали, и меня отправили к ним. Получать образование, достойное молодой леди, выходить замуж и всё такое. Оказалось потом, что это он мне устроил. Отослал подальше от всех этих разборок. А мне там так плохо было… Я сбежала обратно. А дальше умер отец, приехал Гэбриел, и началось… — Он… тебя обратил? — Нет. Во всяком случае, пока. Я не хочу этого, но понимаешь… Знать, что ты с каждым днём стареешь, а твой муж так и останется навсегда таким, как сейчас… — Ты его любишь? — с ужасом спросила Анна, а затем до неё дошёл ещё более удивительный факт. — Он на тебе женился?! — Да. На оба вопроса. Думаю, он найдёт способ сделать со мной то, что когда-то сделали с Гэбриелом. Я надеюсь на это. Меня беспокоит эта связь, возникающая между новообращённым вампиром и его создателем. Я верю, Влад меня любит, но давать ему над собой полную власть… Иногда он делает просто ужасные вещи из самых лучших побуждений. Меня это беспокоит. Но это всё неважно. Ты же пришла не затем, чтобы слушать наши истории? — Нет, я хотела… — Думаю, что тебе туда, — третья Анна указала на тропинку, ведущую вглубь сада. Принцесса покорно пошла в указанном направлении, а в душе её бушевала буря. «Смерть от рук Гэбриела? Одной растить ребёнка? Быть женой злейшего врага? И всё это — я?» — растерянно думала она. Как будто из ниоткуда перед ней возникла дверь, одиноко стоящая посреди тропинки. Анна толкнула её, ожидая увидеть за ней тропинку, ведущую дальше в лес, но вместо этого оказалась в каком-то совершенно незнакомом месте. На улице была ночь, но светло было почти как днём. Яркий искусственный свет исходил из высокого здания, напоминавшего собой прямоугольный маяк, только намного выше и будто собранного из стекла. Анна стояла посреди большого пустого пространства перед зданием, под ногами была самая странная дорога, которую она когда-либо видела. Это была не утрамбованная земля, и не брусчатка, и даже не дерево, а что-то такое… цельное. На тёмном покрытии на одинаковом расстоянии друг от друга ярко белели нарисованные полосы. — Вот это поворот, — сказал сзади её собственный голос. Принцесса резко обернулась. На этой Анне были кожаные штаны и очень странная рубашка, напоминавшая собой верх от платья — у неё не было рукавов, зато был вырез, и она сидела строго по фигуре. Между штанами и границей рубашки было сантиметров десять голого тела. Распрямлённые волосы доходили до талии и были заплетены в косу. Она стояла, опираясь на странную механическую конструкцию с двумя колёсами. Спереди у неё был руль, немного напоминавший велосипедный. Судя по седлу, на этом предлагалось сидеть, как на лошади. — Наверное, ты — это я из прошлого, — медленно произнесла эта Анна. — Смотря из какого. Я только сегодня узнала, что у разных меня оно разное, — отозвалась принцесса. — Убита? — Андреем. — Обращена? — Мэй. — И раз ты здесь, значит, ходишь через Бездну? — Пытаюсь. — Ну, наверное, ты это и правда я. И мы встретились, потому что Гархольд хреновенький переводчик. Во всяком случае, в моём прошлом это было именно так. — Это какое-то… далёкое будущее? — Ну лет через этак сто с лишним. Анна потрясённо оглянулась. — Я не могу тебе ничего рассказать, потому что всё может пойти не так, но, наверное, на главный твой вопрос ответить могу. Проклятье — правда фикция. Если пошаришься в библиотеке особняка в Сиаме, найдёшь там занимательную книжку на этот счёт. И не затягивай с возвращением. Ты хоть знаешь, каково сейчас всем тем, кто остался в Васерии и не знает, увидит ли тебя живой, или даже могилы твоей не найдёт? А ты просто сидишь себе за полмира от них и боишься им на глаза показаться. — Но я же умерла… — И это совершенно не повод плевать на всех, кто о тебе беспокоится. Ты же так боялась стать бездушной куклой, марионеткой зверя. Так не иди у него на поводу. Анна почувствовала, как мир вокруг задрожал и начал расплываться, а затем последовал рывок через вязкую темноту, и она обнаружила себя лежащей на полу в комнате, которая была наполнена едким травяным дымом. Глаза щипало, в горле першило, от резкого подъёма закружилась голова. Её высочество, несколько раз споткнувшись, добралось до окна и, распахнув его, с наслаждением вдохнуло свежий предрассветный воздух. «Пора возвращаться в Васерию, — подумала Анна. — Нет смысла оттягивать неизбежное». Чего она так боится? Разочарования Велкана? Презрения Гэбриела? Насмешек Владислава? Ей удавалось избегать до сих пор последнего, но периодически чужие попытки вторжения в её сны маячили на периферии сознания. Дракула искал её с поразительным упорством. Анна не знала, зачем, да и боялась узнать, только надеялась, что и с Велканом, и с Гэбриелом, всё в порядке. В конце концов, он же обещал ей не трогать брата. Подумать только, в какой-то реальности она стала его женой. Воспоминания постучались непрошеными гостями. Сильные руки несут её через лес как пушинку. Поцелуй на балу, ставший первым в её жизни. Его дыхание на её шее, когда он стоит сзади, а его рука мягко обхватывает её собственную, с саблей, и плавно показывает замысловатое движение. Анне кажется, что с тех пор прошло много лет, не могло это быть недавно, ведь так много всего случилось. При воспоминании о близости ей до сих пор неловко. Она могла бы попытаться ему отомстить, но сможет ли? Последующие визиты на арену убедили её в том, что мало обладать вампирской силой, нужно уметь ей пользоваться. И пусть чисто инстинктивно она модифицировала свой собственный сустав, чтобы высвободить руку, и применила метаморфозы против своего противника, ювелирную работу по восстановлению прежнего вида сустава всё равно делала дома Мэй. Анна даже не знала, каким он был изначально и, если честно, не горела желанием знать. Анатомические атласы её пугали, чего уж говорить о настоящих костях и тканях. «Буду действовать по ситуации… В худшем случае, я просто могу сбежать обратно сюда, где меня никто не знает». Мысль о возможности бегства успокаивала Анну. Она больше не будет сидеть в четырёх стенах, пока от неё ничего не зависит. Теперь у неё есть выбор, так не пора ли отринуть страхи? В конце концов, она видела себя будущую… Должно же это что-то да значить? Она не казалась ни потерянной, ни несчастной. Значит, есть надежда, что всё будет хорошо.