Там, где сердце

- Ты не жалеешь, что покинул Киркволл? Хоук с неохотой отложил вилку и утер губы салфеткой. Он давно ждал этого вопроса, чуть ли не каждый день, он видел, как неутоленное знание жжет Себастьяна. Но тот почему-то всё откладывал и откладывал допрос, очевидно поджидая момента, когда Хоука можно будет застать врасплох. Тихий ужин, чем не идеальное мгновение для коварной атаки? О, этот столь излюбленный аристократами прием. Застревающий, словно отравленное вино в горле, словно острие кинжала в груди. Испорченным аппетитом можно пренебречь, ведь на кону - истина. А противоядием от неловкости должны послужить слова. Но кому из них они принесут успокоение? Хоук глубоко вздохнул и посмотрел на Себастьяна. Себастьян верил Хоуку, как самому себе. Может, даже больше. Тот доказывал свою верность много раз, избыточно-много, более, чем достаточно - поступков Хоука, которыми Себастьян истинно восхищался, с лихвой хватило бы на троих героев из варриковых басен. Впрочем, здесь – в Старкхэвене - Варрика не было, зато имелись свои сказители и барды. Которые только и делали, что пышно да с помпой восхваляли Сиятельного Принца, вернувшегося из изгнания. Впрочем, его спутник тоже не был обделен вниманием. Хоук откровенно устал от известности еще в Киркволле, когда за ним таскались толпы страждущих покровительства или помощи, так что теперь он предпочитал расслабляться в тени новоявленного правителя Старкхэвена. Втайне от всех Хоук давно мечтал уйти с первых мест, переложить на чужие плечи ответственность, которую он невыносимо устал нести все те годы, что жил в Городе Цепей, позволить кому-то другому занять пост лидера, позволить вести себя, стать ведомым. И как только представился шанс – Хоук хищником вцепился в спасение от популярности. И отпускать не собирался до тех пор, пока жизнь не покажется слишком скучной. Сейчас она была несравненно спокойнее, но он бы не стал называть её пресной. Скорее размеренной – такой же неторопливо тягучей как река Минантер, что у самого подножия Скаркхэвена. Хоуку искренне нравился этот город: богатый, красивый, утопающий в зелени, выстроенный мрамором. И погода тут была лучше, чем в Киркволле, а уж запахи, а женщины… Служанка расторопно убрала со стола пустые тарелки, другая поднесла господам вина и сигар. Принц отмахнулся, Хоук тоже. Не захотел портить сливочный вкус, оставшийся на языке после смакования фирменного старкхэвенского блюда – запеченной в соусе рыбы с яйцами, фруктами и специями. Сколько бы он ни съел, всегда было мало. - Ты молчишь, - заметил Себастьян, когда тишина стала осязаемо давить на него. – Мне казалось, у тебя готовы ответы на все вопросы. - Ты слишком высокого мнения обо мне, - мягко улыбнулся Хоук. Он отставил кресло от стола, взбил подушку и сел обратно, расслабленно вытянув ноги перед собой. - Я просто хочу знать, не тяготит ли тебя пребывание здесь, - осторожно начал Принц. – Учитывая, в какое неспокойное время пришлось покинуть Киркволл. И сколько тягостных воспоминаний ты оттуда унес. Хоук едва заметно фыркнул: «неспокойное» - это очень осторожно сказано. Вполне в духе Себастьяна, сам Хоук охарактеризовал ситуацию в Киркволле другими словами, которые прозвучали бы уместнее в казарме или борделе, нежели в усадьбе аристократа королевской крови. Хоук пытался быть умереннее в выражениях, старался держать язык за зубами, но получалось это не всегда. Себастьян ревностно относился к чистоте речи своего друга, и когда тот забывался, локоть Принца ощутимо утыкался в бок. Кажется, перевоспитание продвигалось неплохо, раз Хоук сам себя стал одергивать. - Себ, прошло уже… сколько? Два года, три или больше, - устало вздохнул Хоук, отворачиваясь. Очевидно пряча глаза. – Если бы я сожалел или хотел вернуться, я бы давно уехал отсюда. И ты это знаешь. - Да, знаю, - смиренно согласился Себастьян, ощущая, как в груди неприятно потянуло. Соглашаться иногда было больно физически. – Последние месяцы меня не покидает ощущение, словно я удерживаю тебя рядом насильно, - Принц вздохнул и поник плечами. Впрочем, он быстро собрался и продолжил уверенным тоном: - Мне надо сказать это вслух. Хоук, я ценю всё то, что ты для меня сделал, я никогда этого забуду. И если ты хочешь уехать, но не можешь найти подходящих слов, чтобы сообщить мне о принятом решении, не стоит их искать – просто скажи правду. И я отпущу тебя. - Звучит так, будто ты хочешь избавиться от меня, - мрачно заметил Хоук. Мутные разговоры о Киркволле, который во избежание прямых указаний заменялся размытыми образами, будь то «прошлое», «былое», «всё, что было ранее», тяготили его, не хотелось ворошить тот прах и те руины, которые остались тлеть где-то на задворках памяти. - Последнее, чего я хочу, это чтобы ты страдал. Хоук посмотрел на Себастьяна в попытке перехватить его взгляд, но не успел – Принц стремительно, словно устыдившись собственных слов, поднялся с кресла и широким шагом вышел вон из столовой. Дверь хлопнула негромко, но решительно. *** Обширный королевский сад утопал в темных сумерках. Хоуку не спалось, хотя после плотного ужина его непременно тянуло в постель, на пуховые перины, под одеяло мягкой орлейской шерсти. Упасть в это облако - сущее блаженство. Но только не сегодня. Он бездумно бродил по темным, причудливо петляющим аллеям, вдыхая тяжелый, сладкий аромат цветов, и никак не мог успокоиться. Сердце билось о ребра, заставляя испытывать неприятную щемящую боль в груди. Ох, давно с ним такого не было! Последний раз… да, разумеется, в Киркволле. Хоук тысячу раз проклял его! Город Цепей утащил в небытие всё, что у него было. Он заслужил ненависти, заслужил тех бед и того бесконечного горя, что обрушивались, выматывая население, целое десятилетие подряд. Киркволл - с его-то прошлым! - просто не мог жить спокойно, не мог не бурлить. Кровь, столетиями впитывающаяся в пыльные улочки, насыщала древнее зло, которое, в конце концов, поглотило всё сущее, выжгло круг пустоты отчуждения. Уничтожило всё. Отобрало столь многих. И Себастьян еще спрашивает, хочет ли он вернуться... Кровавые истории имеют дурную привычку повторяться снова и снова. Было время, когда Себастьян не понимал, но Хоук видел весьма отчетливо: они оба радовались возможностям убивать, которые, пока Принц карабкался к власти, казались бесконечными; наслаждались умением нести смерть – красивую и отвратительную, ненужную и необходимую, жестокую и быструю. Такую разную, но одинаково беспощадную. Они неосторожно, неосознанно развращались предоставленной властью над чужими жизнями. Движимые эгоизмом, который старательно прикрывался честью семьи у одного и простым желанием идти, куда ведут, у второго, Себастьян и Хоук быстро погрязли в грехах и крови. Погрязли друг в друге. Было время, когда Хоук не понимал - спасаясь от одного кошмара, он уже поглощается другим, не менее отвратительным. Себастьян всегда смотрел на Хоука с нескрываемым восхищением, а тот в лице тогда еще посвященного брата Церкви обрел верного, отзывчивого друга. А позже – больше, чем друга. Он не настаивал, не принуждал, не намекал – просто знал. Ловкие пальцы умели обращаться с каким угодно механизмом какой угодно сложности, будь то хитроскроенный замок, впаянный в сундук со всеми сокровищами мира, или бронированная уверенность Себастьяна в том, что другой мужчина никогда, ни при каких обстоятельствах к нему не притронется. Доспех ломался легко, если его уже начала точить ржавчина. Одна пораженная ею заклепка, один меткий удар в нужное место - и защита покорно плавится в руках. Себастьян отдался на милость победителя, не готовый сопротивляться, мечтая о пылающем штампе владения. Слова Хоука, которыми он безжалостно вытравлял из мятежной души сомнения о Старкхэвене, о возможности возвращения туда, потом тот сладкий шепот во время вечерней службы в Церкви, средь тесноты тел прихожан, в окружении сияния свечей, утопая в запахе ладана, разрешили всё. Он – Принц. Создатель позволил ему родиться в семье королей. Не в его власти отказываться от той ноши, что Он возложил на плечи. Он не должен прятаться в Церкви, убегая от того, кем является на самом деле. Он должен вернуться и воевать. Проливать свою кровь, доказывая себе, людям, Ему, что достоин великой чести называться Принцем. Себастьян со скандалом покинул Церковь, заявив Владычице, что Создателем был ниспослал ответ на гложущий душу вопрос. Эльтина вновь упрекнула его в желании существовать флюгером на ветру, но осознавший подобающее ему место Принц озвучил принятое решение еще раз – жестко и непреклонно. А потом восстали маги. Церковь была взорвана, Владычица погибла. Себастьян, смотрящий на остов горящего здания, который столько лет служил ему оплотом надежды и уверенности, не чувствовал ничего. Он жалел Эльтину, то, что она не покинула Киркволл, хотя её просили, умоляли спасать свою жизнь, но Владычица упрямо не желала ничего слушать. Растрата, какая же бессмысленная растрата. Она всё равно ничего не сделала ради того, чтобы урезонить Орсино или приструнить Мередит. Себастьян воочию увидел, к чему привела огромная власть, оказавшаяся в слабых, неспособных взять ответственность за её применение, руках. Его сердце обливалось кровью – он любил Эльтину как потерянную мать, но эта старуха оказалась на редкость глупа. Стоит ли жалеть её за собственную недалекость? Себастьян горько оплакивал гибель человека, гибель трепетно чтимой женщины, её несчастной души - дай Создатель, чтобы она обрела мир у ног Его! - но где-то в темноте его существа гнила и извивалась червями радость. Он избавился от пут, скинул цепи, освободился. Многие месяцы Церковь физически довлела над ним, её высокие шпили виднелись из каждого уголка Киркволла. Даже из спальни Хоука. Но если раньше от видимого напоминания Себастьян избавлялся задернутыми шторами, то теперь оно было уничтожено натурально. До основания, до раскрошенных камней с брызгами алой, уничтоженной жизни. Всё это было не напрасно. И если выходка Андерса нисколько не помогла магам, то Себастьян в своей локальной войне одержал безоговорочную грандиозную победу. Стоя на обломках своей жизни церковника, Себастьян Вель на крови поклялся вернуть Старкхэвен себе. Чего бы это ему ни стоило. Оставив за спиной дымящиеся руины Казематов, а на руках – ощущение последнего вздоха погибших друзей, Хоук даже не стал спрашивать, куда Себастьян пойдет. Единственный вопрос, который его волновал, это – когда они выдвигаются. Опустошенный Хоук не хотел ничего, лишь убраться от Киркволла как можно дальше. Первое время ему не хотелось жить. Надышавшись отравленными парами дымовых бомб в Казематах, опаленный магией, с десятком новых, выжженных, словно клейма, шрамов он выглядел разбитым сосудом, однако трепетно - осколок к осколку - склеенным заботливыми руками воедино. Себастьян не хотел терять друга, и Хоук вцепился в него как в возможность снова научиться дышать. Вкус жизни вернулся не сразу, постепенно, накатываясь волнами на пустое побережье, засоренное лишь болью и обрывками жутких воспоминаний, унесенных из Казематов. Ночами Хоук просыпался с криками, шрамы нестерпимо жгли кожу каленым железом. Но он был не один. Себастьян помог ему выжить, перетерпеть. Прикосновения шершавых из-за трения о тетиву пальцев возвращали из кошмаров в реальность. С каждым днем отказываться от демонов прошлого было чуть проще, зная, что рука, за которую можно схватиться, всегда рядом. Хоук влюбился в Себастьяна по-новому, серьезно. Соблазнив его в Киркволле, он думал, что всё сведется к игре, к незначительной, кратковременной интрижке, утолению друг другом – они оба взрослые самостоятельные мужчины, не ищущие привязанностей. И всё же Хоук привязался. Помощь, оказываемая день за днем, бескорыстно, с полной самоотдачей, породила зависимость – от взгляда непостижимо-глубоких как морская пучина глаз, мягкой улыбки, теплых, ставших такими родными, рук. Зависимость, сплавившись с влечением, желанием тела, стала любовью. Впрочем, так поверхностно это оценивал только Хоук. Себастьян помалкивал. Помимо тела его влекла та звериная страстность, с которой Хоук делал всё, за что брался. Касалось ли это отстаивания своей позиции перед Мередит, когда та пыталась манипулировать им, Защитником Киркволла, того, как он год за годом планомерно менял свою жизнь, как менял жизни тех, кто был рядом, или того, как пылко любил ночами. Они никогда не говорили о своих чувствах вслух, никогда не признавались ни в чем, не приносили вечных клятв. Просто были рядом, путешествовали, выхаживали друг друга после ран и болезней, рассеивали сомнения, стоило им только появиться. Хоук убивал за Себастьяна, Себастьян был готов умереть за Хоука. Как-то раз на прибрежном базаре одного из городов, мимо которого они проходили по пути в Старкхэвен, Хоук купил кольцо. Потертое, незатейливое, с очевидно поддельным камнем. Дешевое, простое. Себастьян выглядел растерянным, когда на широкой хоуковой ладони, протянутой в его сторону, увидел это кольцо. Подарить подобное Принцу – стыд, позор и виселица за оскорбление, а вот тому, чьё доверие исчисляется бесконечностью неба над головой, зная, что не откажется, зная, что всё поймет… *** Короткий стук в дверь заставил Себастьяна вздрогнуть. Он сидел за письменным столом и разбирал корреспонденцию: пришедшие письма, прошения об аудиенции, петиции от групп аристократов, жалобы от крестьян, приглашения на приемы и вечеринки. Жизнь Принца бурлила бумажным разнообразием. Но Себастьян не чувствовал себя выброшенной на сушу рыбой – наоборот, это была его стихия. То, к чему лежала его душа, то, чем он хотел и умел заниматься: распоряжаться чужими судьбами. Наверное, его власти было даже слишком много. Он всё чаще и чаще стал думать, а не душит ли он Хоука? Не осточертело ли ему сидеть у подножия трона сиятельного Принца на коротком поводке? За ужином Хоук ушел от прямого ответа, и это не добавляло Себастьяну уверенности, что он не вредит своему другу. Хотя чем Хоук может быть стеснен или недоволен? Он живет в королевском дворце, регулярно и хорошо питается, получает приличное жалование, поскольку занимает важный пост, ответственный за организацию обороны в случае войны и поддержание порядка в мирное время. Что и говорить, каратель из Хоука получился отличный: беспринципный, в меру жестокий, требовательный, умеющий вытаскивать информацию, втираться в доверие и наносить смертельный удар выявленным предателям. Только за прошедший год он предотвратил три покушения на Принца. И всё-таки – Себастьян чувствовал это кожей – что-то не давало Хоуку покоя. Неужели его демоны вернулись снова, еще более сильные, яростные, озверевшие из-за долгого отсутствия среди привычных мыслей? - Войдите! – крикнул Себастьян в сторону двери. На пороге мгновение спустя появился Хоук. Он принес с собой облако холодного воздуха и густой запах сада. - Не помешаю? – спросил он тихо. - Я всегда тебе рад, - ответил Себастьян, возвращаясь к письмам. Но долго прикидываться, занятым, лишь бы не смотреть другу в глаза, Принц не смог – тонкая бумага слишком очевидно дрожала в пальцах. Хоук уже давно не посещал его спальни так поздно вечером. Но вдруг он пришел всё-таки дать ответ на заданный во время ужина вопрос? Себастьян не был уверен, что хочет его услышать. - Надо сказать, тема, которую ты затронул сегодня, меня обескуражила, - признался Хоук. Себастьян покрылся ледяными мурашками подтверждения своего страха. – Мы ведь никогда не говорили о… Киркволле. Это молчаливое табу длится уже так давно, что... - Именно поэтому я и подумал… может быть, ты, - Принц замялся. Ему бы встать, чтобы смотреть на Хоука не снизу вверх, ощущая себя словно под молотом, а на равных, но вдруг ноги подкосятся? Нет, уж лучше так. – Я подумал, может, тебе хочется выговориться. - Ты больше не брат Церкви, чтобы исповедовать кающихся грешников, - резко заметил Хоук. Даже чересчур резко. - Но я по-прежнему твой друг. Всегда готовый выслушать, если потребуется. Себастьян умел уравновешивать. Хоук со вздохом отвернулся. Он зашагал по комнате, то пропадая в тенях, то выступая на озаренное свечами полукружие. Из света в тень, из тени в свет – всю жизнь так, всю свою жизнь он метался, вынужденный распутывались сложные дилеммы, решая, кого спасать, а чьей горькой кровью придется захлебнуться. Себастьян встал и прихватил Хоука за плечо, мягко останавливая. - Я не хочу, чтобы ты страдал, - повторил Принц свою же фразу. Он готов был повторять её снова и снова, до хрипоты, до сорванного голоса. Лишь бы Хоук поверил, вслушался в то, с каким отчаянием, треском обреченного звучат эти слова! Себастьян был готов отпустить Хоука, даже смириться с тем, что тот никогда не вернется, что они никогда больше не увидятся, лишь бы не чувствовать поганого ощущения, будто он вонзает крючья в свободную душу, вытягивая её из тела. Ему ведь не нужно одно без другого. Хоук глянул на руку Принца, которая покоилась на его плече, и едва заметно нахмурился. Себастьян отшатнулся, но ловкий Хоук перехватил запястье. Потом взял вторую руку, осмотрел. Тонкого ободка не было ни на одном из пальцев. Раньше Себастьян носил подарок на левом мизинце, поворачивая стекляшкой к ладони. В минуты задумчивости или беспокойства он теребил кольцо, а Хоук в свою очередь знал, что часть его всегда с Себастьяном. И это знание грело душу ощущением особого родства. - Уже выкинул меня из своей жизни? Попрощался окончательно? – беззлобно, но с каким-то до боли горьким надломом спросил Хоук. Себастьян мягко освободил из его пальцев одну руку. Смотря прямо в темные глаза напротив, Принц отогнул ворот рубахи и из-под складок ткани вытащил цепочку. Тонкой ковки, искусно сделанная золотая витая нить и дешевое базарное кольцо в ломаный грош ценой. - Ты там, где моё сердце, - шепнул Себастьян. – Ближе, чем кто-либо. Дороже кого-либо. Хоук не нашел, что сказать. Он просто притянул Принца к себе и крепко обнял. Как же он мог сомневаться?.. *** Утром Себастьян проснулся один. Горло саднило воспоминаниями о собственных криках, которые выбивал из него Хоук этой ночью. Тянущая поясницу и растекающаяся по позвоночнику жаром боль была даже приятной, а вот пустая постель – нет. Хоук не любил вскакивать засветло и обычно спал до обеда. Себастьян поднялся на ноги, распахнул плотные шторы, пуская в комнату ослепительный солнечный свет. Понежившись в его лучах, он с хрустом потянулся и шагнул к столу. Поверх вчерашних так и не распечатанных конвертов покоился потасканный огрызок карты Тедаса с отметками – красными кружками и цифрами. Один – это Орлей, два – Антива, рядом с Лломерином цифра три. Что ж, кажется, Хоук решил устроить вояж по побережью. Может, он отправился искать бежавшую с кунарийской книгой пиратку? Едва ли им двигала месть, ведь столько лет прошло. Азарт, жажда приключений, любая авантюра, лишь бы наполнить легкие ни с чем несравнимым ощущением свободы. Принц не понимал этого, но не мог винить Хоука в желании развлекаться. Себастьян Вель рвался следом, но знал, это – плохая идея, и его место здесь, в Старкхэвене. А Принц Себастьян Вель бережно свернул карту и убрал её в верхний ящик стола. Через два месяца с особым интересом и трепетом он будет ждать писем из Орлея, а сейчас стоит привести себя в порядок – ведь впереди столько важных дел.

15, 17 апреля 2014