Исчезновение (по Белле Корчагиной).

Вначале несколько слов о фанфике Беллы Корчагиной. Примечание: всё, что касается её работы, можно прочитать на соответствующей странице, указанной в шапке. Начало повести "Исчезновение" Беллы Корчагиной написано очень хорошо. Даже вспоминаются Акунин и Мих. Аф. Булгаков, что подтверждается эпиграфами к главкам и подглавкам. Взято, я бы сказала, мощно, поэтому мне как читателю захотелось увидеть более широкий охват событий эпохи в произведении. Более подробно автор описывает Асю с её окружением и Соню с графом и домашними. Остальные идут фоном – как Ася и видит в своём восприятии картины мира. Может быть, произведение и оказалось брошенным, что тема предполагает более серьёзный и обширный подход? Из того, что я прочла у Беллы Корчагиной, меня более всего задела история Софьи и графа Воронцова. Сонечка в повести вызывает такой прилив любви и нежности, что сердце замирает. Бедная девочка! Не очень понятно из текста, почему сознание Сони было совершенно воспалено и исколото, измучено непрерывным страданием, почему её не отпускают чувства: страх, всепоглощающая тоска, непонимание? В целом сериальный характер выдержан, почему же вот это в ней сохраняется по тексту? Я не увидела в повести обоснования. Граф Воронцов вызывает бесконечное уважение, восхищение. *** Опять незаконченная история. Что же было дальше? Хочется верить, что всё у них будет нормально. Судя по тому, что К.Р. прожил долгую жизнь, в этой истории его спасут. А Ася? Приезжает Каннингем, попадает на приём к Великому Князю, измотанному скандалом с четой Черневских, с тайной рождения его дочери… Может быть, Каннингему удастся помочь и августейшей особе, и своей любимой? И для дипломатических отношений стран опять же плюс! А Воронцов? Судя по прочитанному, я бы предположила, что Нина сбежала (в Италию), оставив Серёжу не Софье, а графу. Она думает, что и так всё сойдёт ей с рук, что граф никуда не денется, что всегда можно всё вернуть обратно. Но граф здесь по воле автора изменился. Он теперь готов более решительно бороться до конца за своё счастье, которое для него невозможно без счастья его Софи, без того, чтобы она находилась рядом с ним, поддерживала его, ждала домой с рискованных операций. *** Но до этого он должен идти в тот зелёный лес, в ту землянку. Он думает, что встретит там Фёдора. Коляску, Евгения и доктора он оставляет на краю деревни и идёт к землянке один. Вот и глухой лес, и поляна с высокой травой. Землянка – в ней испуганная, но держащая себя в руках барышня и истекающий кровью флотский лейтенант. Вскрики, восклицания и проч. изъяснения восторгов опускаем. Владимир собирается идти за подмогой – Евгением и доктором. Однако за порогом землянки, в тёмных кустах, граф встречает Фёдора-душегуба. - Что ж, вашбродь, опять свиделись? - Ну здравствуй, Фёдор! Не выполнил своего обещания-то? - А ты, я смотрю, выполнил! Не пожалеть бы! - Так что, мы с тобой мирно не разойдёмся? Я не только за себя отвечаю – у меня за спиной дети. Свою жизнь, ты знаешь, я не пожалею – я офицер, военный человек. Да что я объясняю: мы с тобой это всё уже давеча обсудили. - Что ж ты лезешь опять на рожон? - Я ведь не за себя – за чужих детей. Эти дети дороги людям, которые мне доверяют. Я должен сделать всё зависящее от меня, чтобы не допустить их смерти, чтобы вернуть их родителям. Отпусти меня по-хорошему за помощью. - Ага, а помощь придёт – и от меня рожки да ножки останутся! - Да брось, ты меня знаешь! И я тебя, к сожалению, тоже знаю. Но сейчас я заложник ситуации, как и дети в твоей землянке. Отпусти их со мной, а сам, прошу тебя, уходи подобру-поздорову. Граф не мог предать Фёдора, так как чувствовал свою зависимость от него. Убить его он мог, но схватка была чревата опозданием помощи к мальчишке. За свою собственную жизнь он, действительно, не боялся: включилась профессиональная составляющая его души, его организма, и он просто делал то, что было предписано ситуацией, – спасал чужие жизни. Фёдору было тоже не сладко. *** А в это время в институте, в часовне, уединилась Софья. Нам известно, что она знает молитвы на все случаи жизни. Молитву Георгию Победоносцу об охранении жизни на поле брани она выучила ещё тогда, когда отец, Иван Горчаков, находился в Хивинском походе... Дочь офицера, готовящаяся стать женой офицера, не могла бы прожить без такой молитвы и дня. Она просит Господа и святых о милости. "Благослови, Господи, мою молитву, кою я вверяю святому Георгию Победоносцу. Правый, славный и всехвальный святой Георгий, прими милостливо ходатайство. Благосердие твое будет мне верной порукой, ибо Сам Создатель дал тебе опекать и сохранять всех воинов на поле брани. Сам ты сохрани и укрой своей святой пеленой воина, раба Божиего Владимира. Утешь скорби его и укроти страхи дневные и ночные. Не допусти к телу его раны лихие. Пуля его пусть не возьмет, острое копье не пробьет, враг не увидит и мимо пройдет, ярый огонь его тело обойдет, и сам он с поля брани живой и здравый придет. Господи, помоги! Господи, благослови! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь". Слова текут из уст Сони привычно, уверенно, естественно и страстно. Длинный текст молитвы отвлекает от горьких дум, и вот уже кажется, что сердце успокаивается, не трепещет, как заячий хвостик. «Ася вернётся… Владимир придёт…» *** Владимиру невыносима мысль о том, что он не сможет спасти сына Великого Князя и дочь графа Черневского. И ещё более невыносима мысль, что, не дай Бог, придётся говорить Софье об Асе. «Господи Боже мой, пусть это будут только хорошие вести!» Внезапно Фёдор упал без чувств. «Этого ещё не хватало! Я не могу их оставить сейчас. Как вызвать помощь?» К счастью, сквозь кусты пробирается Бутов. Уф, кажется, эта операция завершается удачно! Коляска, доктор, перевязка, погрузка – поехали! А Фёдор? Оставлять его здесь нельзя – то ли на смерть, то ли на новые злодеяния. Будем считать, что судьба повернулась к нему спиной. Или наоборот: он желал такого исхода, но сам пойти и сдаться не решился? Нагруженная повозка еле скрипит, но катит. Великому Князю необходима срочная операция. «Я с такими ранами пролежал здесь неделю с лишним!» Не верится даже, что это было совсем недавно. *** Короче, за спасение сына Великий Князь походатайствовал перед Священным Синодом, по просьбе Воронцова. Терпение того лопнуло окончательно, когда супруга бросила младенца на слуг, – граф узнал об этом, придя как-то из гостиницы домой. И вот уже бумага о разводе на руках. И Серёженька, граф Сергей Владимирович Воронцов, оставлен его официальному, по бумагам, отцу, в связи с отсутствием матери на территории страны. После этого фокусы Манчини не пройдут. Кровные родители лишились родительских прав на ребёнка. Теперь родителями Серёжи будут Владимир и Софья. Да, Софья. Едва получив желанную бумагу от Священного Синода, Воронцов отправился в институт к Софье. Разумеется, с Евгением они предварительно выпили коньяку за благополучную развязку. Ведь «тот, кто дважды в день не пьян, тот, извините, не улан!» «Палыч!» - сквозь решётку ограды протягивается рука в белой перчатке, по-хозяйски похлопывает сторожа по боку. «Оййй!» - восхищённо. Старый отставник уже наслышан о чудесном спасении полковником институтской воспитанницы и сына Великого Князя! Владимир, как школьник робея, заходит в институт. Кабинет начальницы. «Мадам, бонжур!» - и прочие любезности. Страшнее всего услышать: «А Софьи нет в институте!» В кабинет заходит фройляйн Штольц. Её лицо при виде посетителя как будто омывается летним дождём, озаряется радугой! Строгую классную даму не узнать. Её первое движение убежать (граф догадался, за кем) Воронцов останавливает: «Медам, разрешите представить вам один документ!» Соколова читает – затем передаёт Штольц. - Медам, как у официальных представителей воспитанницы института, сироты Софьи Горчаковой… - Горло перехватило. - …Прошу у вас разрешения на брак с Софьей Ивановной. - Замужние не могут учиться в институте! – мадам. А фройляйн, кажется, догадалась… - Граф, сейчас я попрошу пепиньерку позвать Софью, вы сможете переговорить с ней в фойе. Фройляйн возвращается в кабинет объясняться с мадам, а Владимир ждёт возлюбленную. Софье разрешают венчаться с Воронцовым, взамен берут обещание сдать экзамены вовремя. («С… и родить нельзя погодить», – некстати вспоминает русскую пословицу Соколова.)