Жрец

Находясь в полудреме, я слышал голоса. Тихие, с переливами. Собеседники о чем-то рассуждали, а сознание упорно не хотело всплывать на поверхность бытия и трусливо пряталось в грезах. Спокойно. Тепло. Прохладная ладонь коснулась лба, поправила волосы. - Он такой хрупкий и изможденный, Таё. Почему его так долго не могли обнаружить? Мы столько времени потеряли даром, осталось всего два месяца до нашего совершеннолетия и до проведения обряда. - Ты прав, Мизу. Он такой хрупкий. Еще Трей его напугал. О! Смотри, он кота к себе прижимает. Люблю я этих животинок. - Трей бывает резким в поступках, но он надежный человек. Ему тоже не сладко приходилось все эти годы. Такая ответственность. А кот… будет еще один разбойник в твоей коллекции! Их уже возле храма стая ходит. Одним больше, одним меньше… - Маленький такой… не кормили его, что ли? Посмотри, руки все в мозолях. Он тяжело работал, должно быть, - теплая рука коснулась плеча, жар прошил сквозь футболку. – Птенчик… - протянул голос с чуть заметной хрипотцой. - Таё, осторожно… вдруг разбудишь? - Но ты сонные чары наложил? - Наложил, но моя сила нестабильна. Вдруг опять что-нибудь не так получилось. В последнее время все наперекосяк выходит. И в груди болит все сильнее. Щеку обожгло чужое дыхание, запахло выпечкой и ванилью. - Спит, вроде… со мной тоже творится что-то непонятное. Голова постоянно раскалывается. Ни травы, ни таблетки не помогают. Только твои руки снимают спазмы, но и то, часа на два, не больше. Шелест одежд и кровать прогнулась под телами. - Трей говорит, его Ивертин зовут, и, судя по сведениям, его детство было кошмарным. Это печально, нам надо подружиться с ним, узнать получше. Он не умеет ничего, что должен уметь наш Жрец, но это поправимо. Всему можно научиться. - Главное, чтобы он захотел учиться, Мизу. Я ощущаю его силу, глубоко запертую внутри. Все моё существо тянется к нему. Так и хочется прижаться ближе, прикоснуться… обнять… - тяжелый вздох. – Меня просто распирает желание. - Перестань, Таё! Это невыносимо… еще не хватало испугать его. Мы так долго его ждали, нашего Хаориса. Наши силы нестабильны, психика неустойчива, надо быть очень осторожными. Пожалуйста, Небесный брат мой, не мучь себя и меня заодно. Держи себя в руках, не то мы оба можем сотворить непоправимое! Шелест ткани и кровать снова прогнулась, освобождаясь от тяжести тел. Меня погладили по голове. - Нам надо быть терпеливыми, Мизу, но это так трудно, когда он так близко! А до возможного срока проведения ритуала осталось совсем мало времени. - Успокойся, Пламенный. Мы все преодолеем вместе, и эта священная земля снова будет процветать, и люди будут поклоняться нам как прежде. Пойдем, нам тоже нужно отдохнуть. Тихие шаги, все исчезает, я брожу в тумане забытья как неприкаянный. Вокруг меня уже не сон, но еще не реальность. Мне не хочется просыпаться, но голодный желудок другого мнения. Сквозь шторы льется солнце, проникая через приоткрытые веки, видимо на сон ушло около часа. В двери входят люди в строгих одеждах, незаметные и бесшумные словно тени. Слуги? Так и есть. Не обращая внимания на мои трепыхания, попытки сесть и привести в порядок одежду, они сервируют стол и раскладывают свертки на диване. Один тихо говорит: - Господин Трей прислал вам одежду и еду. Утолите голод и переоденьтесь, он навестит вас после, - мужчина кланяется почтительно и исчезает вместе со всеми остальными, быстро и бесшумно. Мне даже глаза захотелось протереть, чтобы лишний раз убедиться в реальности происходящего. Кис мяукнул под боком, потянулся, подтверждая, что я еще не свихнулся и не брежу, и у меня не галлюцинации. От столика вкусно пахнет едой, в желудке бурчит, из-за чего краска заливает лицо. Я погладил кота по упругой спинке, почесал за ухом и перестал сопротивляться желаниям своего тела. Встал, нашел ванную комнату, столь же богато отделанную, как и все остальное, привел себя в порядок. Пока умывался, все смотрел на рожу, ухмыляющуюся из зеркала… Лохматая, бледная физиономия с запавшими глазами производила удручающее впечатление. Только глаза почему-то стали ярче и искрились желтыми всполохами. Куда делся мой темно-карий цвет? Теперь они скорее золотистые, медовые, притягивающие. Странно. Привычно встряхиваю волосами, скрывая ожог, вытянутая футболка защитной раскраски, больше на два размера, отнюдь не добавляет мне шарма, и черные потертые джинсы тоже. Плевать. Я не собираюсь переодеваться в принесенные шмотки, это моя одежда. Я на неё заработал, и пусть все подавятся своими подачками! Причесываю волосы обнаруженной расческой и выхожу к столу, глотая слюни. Кис везде со мной, громко мурлыкая и задирая хвост, трется об ноги. Следующие десять минут я занят пережевыванием пищи и кормлением кота. Потом мне надоедает бросать ему куски еды на пол, и я накладываю в тонкую тарелку из дорогого фарфора еду и ставлю на пол перед пушистиком. Кот буквально набрасывается на вкуснятину, помявкивая. Бедное животное оголодало. Мы наедаемся оба от пуза, и я понимаю, что больше не в состоянии проглотить ни кусочка. Откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза в блаженстве. Так вкусно я не ел ни разу за всю свою жизнь. Успеваю выскользнуть из-за стола, когда в дверь снова входят слуги и все убирают. За приоткрытой дверью успеваю рассмотреть парочку шкафообразных личностей в костюмах, с типичными лицами охранников. Вспоминаю, что Трей говорил о камерах наблюдения. За мной и сейчас следят? Интересно. Кис сидит на ковре и довольно облизывается, когда входит Трей. Улыбка покидает мое лицо - он опять недоволен, и я даже знаю чем. - Почему ты не переоделся? Разве я неясно высказал свое пожелание? Да чихать я хотел на твое пожелание! Раскомандовался. - Яснее некуда, но на мне моя одежда, на которую я сам заработал. И я не собираюсь наряжаться в другое, - сознательно нарываюсь, но ничего не могу с собой поделать, злость кипит где-то на задворках, делая меня ехидной тварюшкой с острым язычком. – А вот за еду благодарю, мои аплодисменты вашему повару, ничего не ел вкуснее. Трей хмурится, и сжимает челюсти, в глазах лед и желание запихнуть меня в новые шмотки насильно. - Переоденься! – звучит как приказ, он, похоже, не умеет по-другому разговаривать, или умеет, но не со мной. – Позже поговорим. - Поговорим сейчас! Переодеваться не буду! – мое упрямство выйдет мне боком. Я это задницей чую, но не могу по-другому, не могу смириться, что мной помыкают словно вещью. – Я не собираюсь плясать под твою дудку! – меня все это достало уже, как они смеют лишать меня привычной жизни?! Да серой и невзрачной, но моей! Я жил столько лет без всего этого цирка. А еще внутри зреет обида: если я так важен для них, то почему не нашли раньше, не уберегли, не защитили! Почему сейчас обращаются так бесцеремонно? Огибаю Трея и дергаю за ручку двери. Она ожидаемо, закрыта, и я рыча, стучу по ней кулаками. - Выпусти меня! Я не собираюсь участвовать в том бреде, что ты мне тут наплел! Мне страшно от его прищуренного взгляда и сжатых в ниточку губ. - Бред, значит, - выдыхает он сквозь зубы, а потом резко машет рукой в сторону Киса, успеваю заметить металлический росчерк лезвия летящего в кота, кинжал пробивает животное, насквозь припечатывая к полу, и я ору что-то невразумительное и непристойное! - … нет… нет.. нет! Ублюдок! – бросаюсь к агонизирующему животному, падаю на колени. Со второго раза вынимаю железку. На ковре расплывается красная лужа. Глажу зверя по измазанной шерсти. Сколько можно умирать, киса? – Сволочь! Ненавижу! Зачем?! Зачем ты это сделал?! Киса не умирааааааай! – я смог вытащить тебя тогда, так смогу и сейчас! Сосредотачиваюсь, воскрешая в памяти те ощущения. Энергия жизни выливается из кота, и я снова четко ее чувствую. Просто вижу, как вытекает эта эфемерная субстанция. И возвращаю ее обратно, наполняю, латаю дыры, вот так и лечу. Свет льется с моих рук: золотой, осязаемый, теплый. Трей шумно выдыхает, смотрит не мигая. Минута… другая… Желтые глаза кота открылись, шершавый язык лизнул мне руку. Слезы капают с подбородка, теперь не отвертеться, не соврать себе, не убежать от правды! Ловлю взгляд мужчины, там нет злости. Только решимость и… усталость какая-то пополам с обреченностью. Я слишком многого не знаю и не понимаю, надо это исправлять. - Ублюдок, - тихо говорю, смотря в голубые глаза. – Я тебе этого не прощу. - Зато мозги прочистило сразу и надолго! – бросает он и подбирает кинжал. Вытерев лезвие платком, убирает в ножны на руке. – Все еще будешь барахтаться в иллюзиях или посмотришь в глаза правде? Тварь! Это как шоковая терапия, но зачем со мной так жестко? Вытираю слезы, глажу Киса. - Я хочу знать все! С начала и до конца! И не смей ничего скрывать! Мне терять нечего. И так нет ничего кроме жизни! А одежду, что принесли слуги, я не одену! Купи мне новую футболку, джинсы и кроссовки, и я еще подумаю о переодевании. В ту хрень, что на диване можешь облачаться сам! – ору напоследок. Мы стоим и сверлим друг друга глазами, мужчина вдруг улыбается и неожиданно бархатно и совсем не зло смеется, машет на меня рукой. - Хрен с тобой. Упрямец! Будет тебе футболка и кроссовки, жди тут, - и он выходит за двери. А мое сердце ёкает от маленькой победы. - Ненормальный, - бурчу себе под нос и сажусь прямо на ковер, ероша волосы, - они все тут сбрендили, а сумасшедшим перечить опасно. Надо бы подыграть, но как же меня все это бесит! Я все вспоминаю те голоса из полусна, тихие, переливающиеся словно ручей, тепло рук на коже. И непреодолимо хочется увидеть тех, кому принадлежали голоса и руки. Что-то тянет в груди, разрывает, зовет… тоска непреодолимая. Я понимаю, что она сопровождала всю мою жизнь, а сейчас стала просто невыносимой. Потому что то, к чему я тянулся через расстояния, сейчас близко, рядом, под боком… Предчувствие. Скоро я встречусь с теми, кого ждал так долго, и о ком тосковал.