Первый поцелуй

- Граждане! Мы не должны прогибаться под прихоти буржуа! Хватит нам терпеть этот гнет! Будущее за народом. Мы работаем на износ, чтобы свой последний кусок хлеба положить в рот работодателям! Где наш король, который... - Прекратить беспорядки, это полиция! Толпа заколыхалась и забеспокоилась. Отдельными группами полицейская конница бороздила людское море, подбираясь к импровизированному подиуму из бочек и досок, на котором гордо и прямо стоял юноша в алом рединготе. Не найдется слов, чтобы описать, насколько он был красив. Греческий бог, сошедший с Олимпа, сам Антиной с горящими праведным огнем глазами сейчас твердо и гордо смотрел на полицейских, готовясь принять бой. Но всю торжественность момента испортил еще один парень, дернувший вождя народа за рукав, утягивая вниз. Тряхнув кудрявой головой, он быстро заговорил ему на ухо: - Нам нужно уходить! Их больше. - Курфейрак, мы не можем все бросить... - Мы должны. Сейчас не время. Уходи, Анжольрас. Бог стушевался, закусив губу. - Ладно, уводи всех остальных. Встретимся завтра в кафе Юноша рванулся прочь из толпы, но полицейский заметил его и с криком "за ним!" направился в сопровождении офицеров в его сторону. Оставалось бежать. До конца. И Анжольрас побежал. Грантер вяло брел по мостовой с четким ощущением головной боли и тщетности бытия. Рука зажимала спасительную бутылку из темного стекла, на дне которой плескались остатки тошнотворного забытия. Если вы спросите Грантера, почему он столько пьет, он лишь усмехнется и уставится взглядом в носы сапог, мол, посмотрите на меня. Он был некрасив и до конца уверен в своей непривлекательности. Он видел мир лживым и гнилым, а людей продажными и подлыми. Настолько убежденный в безрадостном тлене жизни, он сам предпочитал уйти на дно, забыться вином и молча страдать, поскольку он сам ничуть не лучше мира. Хотя напоказ выставлялись амбиции и самолюбие, Грантер вряд ли мог назвать себя человеком. С кипящим зельем алкоголя и дурных мыслей в голове парень брел в никуда, когда из-за поворота выбежал раскрасневшийся белокурый юноша и растеряно стал озираться вокруг в поисках убежища. Грантер замер посреди улицы, но заслышав крики солдат вдалеке, не раздумывая схватил парня за ворот редингота и толкнул в маленькое углубление в стене, закрывая его собой. - Какого черта? - шипит блондин, упираясь руками в грудь парня и прислушиваясь к приближающемуся топоту копыт. - Спасаю твою белокурую голову, - усмехается Грантер, - ты откуда такой красивый? - он подцепляет пальцем оторванный рукав редингота. Глаза юного бога вспыхнули, и он уже был готов высказать этому наглому человеку все, что он думает, как крик полицейского, свернувшего на улицу, где они прятались, заставил его затаить дыхание. Грантер расставил руки, упираясь в тесные каменные стены, наклонился совсем близко к лицу Анжольраса и зашептал: - Стой тихо, - Грантер целует его. Анжольрас замер. Все вокруг него остановилось, даже Солнце. Он чувствовал горячее прикосновение чужих губ, медленные, почти ласковые движения, щетину, которая едва заметно колола подбородок, чужое дыхание. Он не закрывал глаз. Потому что не мог. Где-то снаружи мутно различался голос полицейского: - Инспектор, здесь никого...о боже! Нет, здесь его нет! Какой ужас... - топот копыт стал затихать и вскоре умолк совсем. Еще мгновение, и Грантер сделал шаг назад, оглядывая Анжольраса. Блондин стоял, не шевелясь, с широко распахнутыми глазами. Его испуганное лицо заливал румянец, руки подрагивали. Он выглядел так жалко и беспомощно, что Грантер поначалу сам испугался и потянулся к нему, чтобы успокоить. Но Анжольрас рефлекторно оттолкнул Грантера, защищаясь дрожащими руками. Тот отпрянул в недоумении, но тут же натянул на лицо фирменную усмешку: - Да ладно! Неужто ты чист, как утренняя роса, невинен, как младенец. Прекрасный белокурый бог, неискушенный прихотями... - Ты забываешься! - рявкнул пришедший в себя Анжольрас, - уходи отсюда и не прикасайся ко мне! Грантер опешил от таких нападок в адрес своего спасителя. - Приходи в себя и уходи в переулок. Так ты выйдешь к Коринфу, знаешь такое... - Знаю, - снова резко перебивает его юноша. Грантер пожимает плечами и уходит прочь, оставляя Анжольраса наедине с холодной стеной, к которой он прижимается лбом, восстанавливая дыхание. Вечером следующего дня Друзья Азбуки собрались в их любимом штабе на втором этаже кафе Мюзен. Лидер кружка Анжольрас вещал с табурета что-то про равенство, гнет власти на простой народ и необходимость вершить судьбу страны своими руками. Говорил громко и звучно, легко оперируя красивыми словами. Его прямая гордая осанка и решительный взгляд небесных глаз завораживали и заставляли верить. Дверь второго этажа заскрипела, оповещая всех о прибытии еще одного человека. Точнее двух. В кафе влетел сияющий кудрявый юноша с задорным именем Курфейрак, втаскивая в толпу студентов странного, похожего на медведя, парня. - Знакомьтесь, друзья, это Грантер! Ему можно доверять. У него ядовитый язык, но острый ум и непревзойденный талант художника... - Который я давно пропил, - усмехается Грантер и неуклюже проходит в центр, где с ним сразу же все начинают знакомиться. Едва туманный взгляд гостя поднялся на Анжольраса, губы последнего словно обожгло, а глубоко внутри все скрутилось в судороге. Самого же Грантера прошиб пот. С того самого дня он не переставал думать о златокудром испуганном мальчишке, которого он спас от погони. Во что он влез? Чем он насолил доблестной полиции? Почему так испугался поцелуя? Но больше всего Грантера поразил взгляд, которым юный бог смотрел сейчас на него. Холодный небесный взгляд, прожигающий насквозь и не дающий сделать вдох. Взгляд полный сурового осуждения, почти презрения. Взяв себя в руки, он подошел к постаменту и теперь смотрел на юношу снизу вверх: - Ну здравствуй, Аполлон! - Анжольрас, - холодно поправил юноша, грациозно спрыгивая на пол, и выжидающе посмотрел на художника. - Грантер, - хмыкнул он в ответ и протянул руку, которую Анжольрас сдержанно пожал, - и чем вы здесь занимаетесь? - Наше сообщество Друзей Азбуки действует в интересах народа. Мы боремся за свободу и равенство, за светлое будущее, которое буржуа и рабочий будут строить плечом к плечу, где все будут братьями, где не будет нужды в крыше над головой и куске хлеба, где... - Стоп, притормози, Аполлон, - совершенно бессовестным образом перебил Грантер распалившегося юношу. Тот замер, не ожидая такой наглости, чем и воспользовался художник: - Вы сами собрались будущее строить? Куда вы короля денете? Так он вам и отдал страну, мол, стройте, дорогие школьники новый мир. Как вы собираетесь вершить правосудие? - Переворот. Народ выйдет на баррикады и будет сражаться за право быть свободным! - То есть революция? - Грантер захохотал, - смешные вы... Думаете, все так просто? Вам не дадут даже построить баррикады, не то что защищать их. Тот же обездоленный люд, который вы так рьяно защищаете, запрется дома и носа не высунет. Так зачем рисковать? Наступила тишина. Все смотрели на человека, который за минуту своего пребывания в кафе успел разрушить все смелые мечты. Курфейрак картинно зааплодировал: - Браво, мой друг, ты в своем репертуаре! Друзья, не раскисайте, он всегда такой циничный, когда трезвый! - Я циничный в любом состоянии. Кстати, пора его исправить, - Грантер усмехнулся и направился к бару, а после занял укромное место в дальнем темном углу. Анжольрас не проронил ни слова. С тех пор темный дальний угол не пустовал во время собраний. Скептичный художник не пропускал ни одного собрания Друзей Азбуки, на который он обычно напивался и критиковал все планы, действия и убеждения молодых революционеров. Точнее одного молодого революционера. Анжольрас, который продолжал с упоением вещать о будущем, зажигая сердца молодежи, не обращал на выкрики пьяницы ровно никакого внимания. Лишь под конец, когда Грантер совсем расходился, юноша смерял его презрительным взглядом и отправлял в свой угол дальше пить. Юный бог прочно укрепил свой образ в голове художника, постепенно занимая и его сердце. Грантер становился одержимым. Он не сразу признался себе, что его Аполлон теперь стал не смыслом его жалкого существования, самой причиной. Грантер боготворил его, восхищался стальным характером и несокрушимой верой в свою мечту. Он верил только в Анжольраса и ни во что больше в этом мире. Дома у Грантера не было свободного места, все занимали холсты с изображением златокудрого бога. Он пил еще больше, чтобы чуть мутнее видеть его прекрасный облик, чуть глуше слышать твердый голос, чуть смелее ощущать себя ничтожеством рядом с ним. Но Анжольрас не замечал ничего за своим презрением к никчемному пьянице и к его неуместной критике. Так же он не заметил, как, когда в Мюзене уже никого не было, а сам он уснул над своими бумагами, на его плечи накинули редингот. Кто-то сел рядом и притянул юношу к себе, устраивая на плече. Сквозь сон Анжольрас неосознанно потянулся к источнику тепла, зарываясь носом в мягкие волосы. Почему-то подсознания достигал запах спирта. Грантер сидел рядом не дыша и молился, чтобы эти минуты не кончались никогда. Так они сидели довольно долго, а на улице уже синела ночь. Шея затекала, жутко хотелось размять мышцы, но момент нарушать было нельзя. Грантер почти не дышал, чувствуя теплое дыхание Аполлона на своей шее. Не удержав минутный порыв в пределах фантазий, художник легко коснулся золотого шелка кудрей, пропуская их сквозь пальцы. Анжольрас заворочался и открыл глаза, только Грантер успел убрать руку. Лидер уставился в недоумении, сгоняя остатки сна, на художника, оценил свое положение и спешно отодвинулся. Грантер поспешил оправдаться: - Ты всего лишь хотел спать в тепле. Это нормально. - Я знаю. Тебе не стоило здесь так долго сидеть, мог бы разбудить меня, а не сидеть в одной позе. - Я не мог тебя будить, и мне совсем не сложно. - Уже поздно, иди домой, проспись. - Я не пил, Аполлон! Глаза лидера сверкнули праведным гневом. - Прекрати меня так называть! - Ничего не могу с собой поделать, - усмехнулся художник, - ладно, я пойду домой, в свой чердак, непризнанный герой, всегда остававшийся в тени, но готовый подставить свое плечо. Даже для сна, - Грантер развернулся и направился к двери. Анжольрас стоял у окна, закусив губу, чувствуя себя неловко из-за того, что он все-таки не сказал самого важного. Его можно понять: если немного ослабить стену вокруг себя, можно выпустить наружу всех демонов души, который у чистого и возвышенного Аполлона было много. С того самого дня, когда... - Грантер, постой, - тот остановился в дверях. Анжольрас повернулся к нему, выдерживая взгляд. - Я хотел сказать спасибо, что ты остался здесь. И...за то, что помог мне тогда...своими методами, но все же ты меня спас. И хоть мне неприятен твой цинизм и образ жизни, я все же тебе благодарен. Грантера словно оглушило. Он стоял в дверях и смотрел на бога, который снизошел к нему сейчас, в эту минуту. Который помнил. И художник решил рискнуть. - Не можешь забыть, мой Аполлон? - Предпочитаю не вспоминать! - Анжольрас отвернулся к столу. Грантер подошел к нему. - Тебе настолько понравилось, что ты жаждешь повторить? Анжольрас снова разворачивается к художнику лицом теперь гораздо ближе и возмущенно смотрит в его зеленые глаза. - Никогда в жизни! Грантер резко подается вперед. Анжольрас закидывает руки ему на плечи, цепляясь за ворот жилета. Грантер притягивает лидера за талию. Анжольрас целует его в ответ. Бешено, напористо, со всей скрываемой страстью. - Не смей ко мне прикасаться, - шипит Анжольрас в горячие губы - Никогда в жизни, - припоминает фразу Грантер и целует шею под мягкими волосами. Анжольрас выгибается навстречу, запуская пальцы в темные кудри. - Никчемный...циничный...пьяница! - юноша кусает нижнюю губу художника, дрожа от тихого стона. - Я не так безнадежен, мой Аполлон, - шепчет Грантер на ухо лидеру. Тот рвано дышит и сильнее цепляется пальцами за сильные плечи. Грантер тянет Анжольраса к темному ходу, и лидер покорно следует за ним в маленькую захламленную квартирку художника. Лихорадочно удерживая рассудок подле себя, Анжольрас осматривает комнату и замирает, когда видит вдоль стены ряд картин, на который изображен он сам с поразительной точностью и невероятной силой, исходящей изнутри. Он вздрагивает, когда теплые руки обнимают его сзади. И ему не хочется сурово одернуть Грантера и вообще соблюдать какие-то моральные правила. От закрывает глаза и чувствует дыхание художника на своей шее. - Я столько раз писал тебя на холстах, - шепчет Грантер, - и мечтаю сделать это на простынях. Анжольрас дрожит, сердце его пропускает несколько ударов, а затем начинает биться с бешеной скоростью, когда юноша понимает смысл слов, сказанных с горячим придыханием. И если раньше это вызвало бы в нем чувство отвращения, то сейчас к его ужасу, его с головой охватывало желание. Грантер обошел лидера, заглядывая в синие потемневшие глаза. - Ты позволишь? Анжольрас протягивает ему руку. Художник смотрит на Анжольраса, не до конца веря в свою смелость и его податливость. Неуверенно толкает его к кровати. Пальцы с дрожью развязывают ленты на белоснежной рубашке. Редингот давно валяется в прихожей. Лидер внимательно следит за движениями Грантера, позволяя ему, позволяя себе. Когда тот внезапно останавливается, Анжольрас накрывает его руки своими и едва заметно улыбается. Художнику срывает крышу от доверия белокурого бога. Он толкает его на кровать, и Анжольрас видит и чувствует осколками. Руки Грантера, избавляющие его от одежды, горячие нежные губы, ласкающие гибкое юношеское тело, блестящие от масла пальцы, вытворяющие такое, от чего Анжольрас почти кричит и мечется на простынях, комкая их в руках. Такие глубокие, завораживающие и самые важные зеленые глаза. Он не помнил себя, этот мир, эту реальность. Он был на вершине блаженства, где только Грантер имеет значение. После, когда комната вернула свои цвета и очертания, он тихо перебирал пальцами темные мокрые кудри художника, который обнимал его и блаженно улыбался. И не хотелось уходить от него никуда. Анжольрас коснулся губами пряди волос: - Знаешь, мои родители, странные люди, сказали, что мне следует жениться на девушке, запечатлевшей со мной первый поцелуй. - Но твой первый поцелуй украл я, - рассмеялся Грантер, - значит, Аполлон, я должен жениться на тебе. Только это глупо. - Почему? - что-то неприятно кольнуло в груди, но виду Анжольрас не подал. - Потому что я циничный, ни на что не годный пьяница и не верю ни во что и ни в кого, кроме тебя, Аполлон. - А ты попробуй, Грантер, - Анжольрас улыбается, а художник ловит улыбку губами и шепчет: - Я люблю тебя. О, Анжольрас, как я люблю тебя. Ты моя жизнь, мое божество, я готов все сделать для тебя, - он улыбается, - даже предложение. Анжольрас почему-то отворачивается и глубоко дышит. В его парящее легкое состояние закрались царапающие сомнение. Художник с беспокойством смотрит в его глаза и теперь шепчет уже Анжольрас: - Грантер, я...я же совсем не умею любить. Я хочу...наверное, но не знаю, как это... Художник на мгновение замер, а затем его губы растянулись в улыбке: - А ты попробуй, Анжольрас. Отчаянный, нежный поцелуй лидера. Баррикада была взята.