За окном 2047-ой

— Нас не съедят волки? — Последнего волка здесь пристрелили семь лет назад. — А вдруг какой–нибудь выжил? — Тогда, не сомневайся, он нас съест. — Да ты мастер утешать, я погляжу! — Давай сыграем в игру... — Давай! — Представь, что я Красная Шапочка, идущая по лесу... — А я кто? — А ты пирожки в корзинке, которые я несу бабушке. Знаешь, чем хороши пирожки? — Они вкусные? — Они молчат. На какое–то время воцарилась тишина. Потом Sion странно хрюкнул и засмеялся, ткнувшись кончиком холодного носа мне в шею. — Кровью истечешь, не напрягайся... Эй! Харэ ржать! — А ведь сказка очень печально закончилась, — отсмеявшись, прошептал мальчик. — Имею в виду настоящий фольклорный ее исходник, а не то, что написано в детских книжках. — И это даже не была сказка... — темнеет. Становится все прохладнее, и озноб пробирает мою ношу все сильнее. — Мы правильно идем? — Вроде да... Я как–то не особо сейчас соображаю. Кажется, дела мои плохи... Холодно. И спать хочется. — Можешь сунуть руки мне под куртку. Мне пришлось резко втянуть воздух сквозь зубы, процедив ругательство. Ледяные пальчики пробрались под куртку, под тонкую водолазку и прижались к телу, пустив толпы мурашек по коже. Его, конечно, можно было бы укутать в куртку, но лишний раз тревожить раны не стоит. — Есть версия, что исходником для историй про девочку, которую сожрал волк, — стараясь ступать как можно легче и не оступаться на неровностях, я продолжил прерванный рассказ, — является случай, имевший место в XVI веке в Германии. Некий внешне добропорядочный и вполне зажиточный горожанин Петер Штумпф был обвинен в сговоре с дьяволом. Его повесили на дыбе, жгли щипцами, отрубили руки и ноги, затем сожгли, а голову его повесили на городских воротах. Все потому что в городе стал пропадать скот и люди. Преимущественно беременные женщины и дети. Скот находили выпотрошенным, женщин с вспоротым брюхом и без плода, детей с проломленными черепами и извлеченными мозгами. Поговаривали, что по ночам ходит вокруг города огромный волк. Однажды все же охотники выследили зверя и, к своему ужасу, обнаружили, что чудовище не кто иной, как местный житель Петер Штумпф. Под пытками Петер сознался, что состоит в сговоре с дьяволом, каждую полночь перевоплощается в волка и питается нерожденными младенцами и мозгами маленьких детей. Такие дела... Типичный маньяк–психопат. И сегодня таких хватает... насильников, каннибалов, убийц. Ну разве что Петер страдал ликантропией. А так... совершенно обычный маньяк. — Ебать... Ты прям душка! Такие поучительные истории. Скажи, пожалуйста, в чем мораль сей лекции? — Sion прижался крепче, с нажимом проведя по моим ребрам ладонями. — Нам стоит поторопиться, иначе взойдет луна, и кто знает... что произойдет в этом страшном темном лесу, — последние слова я выдохнул ему в ушко замогильным голосом. — Ты превратишься в волка и съешь меня? — он заигрывает? Нашел время. Голосок такой... И весь он... растягивая гласные и распахнув большие блестящие глаза. — Не исключено. — Лучше пусть ты будешь Красной Шапочкой. Мне так больше нравится... — Если у Шапочки был буллпап с разрывными пулями, то окей. — И если Шапочка была в отличной физической форме... Дальнейшему нашему разговору помешал приказ остановиться. — ID2101. Назовитесь, — я напрягся. Если это не подкрепление, то я не смогу оперативно среагировать, отягощенный грузом в пятьдесят килограмм. — ID2230. Как раз вас ищем! Глюк, вижу, что у вас. Но тащить зачем? — Ценные сведения. Я отражу это в своем рапорте, — ускорил шаг, направляясь на свет ярких прожекторов, которые врубили после того, как я назвался. — Нам срочно нужна медицинская помощь. Sion вцепился в меня, оцарапав кожу ногтями. — Тише... Тебе помогут. Затем переправят в камеру, посидишь до допроса. Никто не тронет. А допрос я проведу сам... Понял? Не рыпайся, подчиняйся приказам, а потом тебя приведут ко мне. Понял меня? — повторил вопрос с нажимом, вынудив парня кивнуть. — Глупостей не натвори. Не доверив его никому из отряда подмоги, загрузил в авто сам. Куртку все–таки пожертвовал. Двери фургона захлопнулись, я ударил ладонью по боковой стороне, дав сигнал водителю двигаться. А теперь нужно позаботиться о сохранности жизни столь ценного глюка. Вот нахуя мне это все? Знать бы... Рапорт на три страницы о том, какими важными сведениями обладает глюк. Мой «роман» в лучших традициях жанра отчетов и бюрократических бумажонок пестрел яркими доказательствами необходимости сохранить жизнь глюку. Я преуспел, могу себя похвалить: Sion не пойдет на утилизацию, ему оказали всю необходимую медицинскую помощь и допрос доверили непосредственно мне. Хорошо, я его допрошу. Буду тянуть время столько, сколько смогу, но ведь оно не резиновое. Рано ли поздно, так или иначе Sion умрет. Его ликвидируют как нежелательный объект в нашем мире, окутанном Сетью. Он боится смерти так же, как и все мы. Он теплый, и кровь у него горячая и алая, бежит испуганной линией из ран. Он странно смеется. Он читает стихи, валяясь в полубреду от боли. И он первый, кого мне захотелось узнать лучше. Первый... человек с кем мне было интересно. Он человек. Возможно, это мы все глюки кругом, снимся кому–то в чужой реальности, но Sion — самое реальное, что случалось со мной. Самое яркое и сильное, пробирающее до костей, трогающее за самое сердце. О–хо–хо... Надо поспать. Нет, сначала поесть. Попытаться унять боль во всех костях и адскую стрельбу в ухе. Потом спать. Может, дальнейший план действий придет ко мне во сне?