ПМСная луна

— Ты уверен, что будешь адекватным? Да, друг, конечно, это же далеко не первое моё полнолуние! Все хорошо будет, я удержу себя в руках. И вот ответь мне теперь, где же это ты себя в руках держишь, если твои руки совершенно точно и стопроцентно находятся под моей майкой?! Крик шепотом Стайлза почти что переходит на совершенно не мужской ультразвук, что, впрочем, не мешает Скотту продолжать неспешно лапать своего друга. — Скотт, я серьезно. Или ты прекращаешь, или у тебя в заднице окажется рябина, аконит и омела. И это же после будет в твоей еде. Всегда. МакКолл лишь сильнее прижимается к спине Стилински, с неконтролируемой силой сжимает руки на его животе и груди, упирается стояком в ягодицу и лицом зарывается в короткие мягкие волосы, что растут на шее. Глубоко вдыхает, застывает, запоминая запах, и медленно с рычанием выдыхает. Стайлза от этого прошибает табун мурашек. Вполне определенных, к сожалению. — Твою мать, Скотт, мой отец дома, в соседней комнате, хоть это вспомни. Стайлз пытается развернуться, оттолкнуть от себя Скотта, но тот перехватывает его запястья, удерживает их одной рукой теперь над головой Стилински и остервенело припадает носом к боку, тягучим движением двигаясь к открывшейся подмышке. — Друг, это меня уже серьезно начинает напрягать. Очень серьезно, честно, о, Боже, — Стайлз сглатывает, когда Скотт трется об него носом, а рукой под майкой когтями проводит от ребер до паха, немного стягивая вниз мягкие штаны и лишь чудом не оставляя кровавых полос. Черт возьми, Стайлза начинает вести от этого. Скотт опять застывает на месте, стараясь успокоиться и также запечатлеть этот момент в своей памяти, сознании, существовании. — Прости, — шепчет МакКолл и вновь слегка толкается бедрами. И все, не двигается. Стайлз же боится даже дышать, чтобы не… Провоцировать? Наверное, да. И мысль эта немного неприятная. Какого черта он боится друга? Который даже немного больше, чем друг. (Он ему… брат, да. Почти как родной брат.) (Черт, мысли об инцесте сейчас совершенно не нужны.) (Ой, фу. Фу.) И плевать, что этот немного-больше-чем-друг — оборотень. Напрягает? Да, но чтобы по-настоящему начать бояться за свою жизнь… Первое полнолуние не особо в счет. Первый блин всегда комом. А вот сейчас, когда Стайлз понял, что лежит в одной постели с нестабильным альфа-оборотнем, чьи клыки находятся нежелательно близко к его шее, ему становится страшновато. Страшно, что Скотт, что его волк забудется и вгрызется в шею Стайлза. Поэтому Стилински сам застывает, задерживает дыхание, и лишь когда легкие начинает разрывать из-за недостатка воздуха, он медленно выдыхает и вдыхает. — Луна какая-то… странная, — продолжает говорить Скотт, так и не двинувшись. Его тело, как и тело Стилински, все еще напряжено, но, кажется, Скотт успокаивается. Хотя Стайлз все еще чувствует чужие когти, дыхание МакКолла нормализовалось, а в его словах больше не слышится рычания. Это, несомненно, очень хорошо. — Что, лунное ПМС? Стайлз не может не спросить. Да и не особо он сдерживается. Скотт подает голос, лишь когда Стилински чувствует, как тот начинает немного расслабляться. — Я только дам волку понять, что ты рядом, и с тобой все хорошо. Все, — негромко, почти что даже спокойно, так и не отстраняясь от Стайлза, и все продолжая вдыхать его запах, еле ощутимо потираясь кончиком носа. Стайлз словно раздумывает над чем-то около пары секунд, и переспрашивает. — Только и все? Точно? Он медленно поворачивает голову и смотрит на темную макушку. — Точно. — А мне в зад случайно не упирается доказательство твоей лжи? Хотя Стайлз плохо видит в темноте, он может поспорить на пару лишних кругов вокруг поля на тренировке, что увидел, как заалела видная ему скула и щека МакКолла. А может он просто хорошо его знает, это тоже вариант. Скотт не отвечает, но немного разворачивается и чуть приподнимается, чтобы вновь упереться носом в шею Стайлза. — Может, ты хоть руки мои отпустишь? Мне неудобно, — Стилински осторожно вертит запястьями, но сам свои руки не пытается освободить. — Д-да, прости, — бормочет МакКолл и отпускает руки Стайлза. Тот сразу же прижимает руки к себе и настороженно следит за Скоттом, который придвигается ближе, сильнее прижимаясь к спине Стилински. Руку МакКолл с живота Стайлза перемещает выше, на грудь, точно напротив все еще беспокойно бьющегося сердца, вторую руку просовывает под ним, обнимая за талию и придвигая к себе. Стайлз опять застывает, но лишь на секунду-две, после которых кладет одну свою руку поверх руки Скотта на своей груди. И это было бы даже невероятно спокойно-прекрасно, прям-таки дзен и феншуй, от которых сон засасывает до неприличия быстро, если бы внезапно не что-то мокрое и горячее на шее Стайлза. — О мой Бог, Скотт! — Стайлз вертит головой, дергается, а МакКолл, не контролируя силу, сжимает его в объятьях и продолжает вылизывать шею. Он чертов жулик. Конечно же у Стайлза нет никаких шансов выбраться из по-боевому любимого захвата. А тот, сука, прижимается, трется, дышит опять учащенно и лижет, лижет, лижет. Чужой стояк оказывается в ложбинке между ягодицами, руки с вновь появившимися когтями поглаживают-царапают, удлинившиеся клыки прикусывают кожу. — Боже, я тебя ненавижу, — хрипит Стайлз, впиваясь пальцами в руки Скотта и отворачивая голову, утыкаясь лицом в подушку и давая больший доступ к шее, — почему именно ПМСная луна? Почему именно я? Руку с живота МакКолл опускает ниже, сжимает член Стайлза, и тот теперь сам сдерживается, чтобы не толкнуться бедрами вперед. — ПМСная недотраханная луна и я, все как всегда, — бормочет Стилински и наконец-таки откидывает одеяло нахрен. Со Скоттом и просто так под одеялом жарко, если прижаться к нему, а уж сейчас под ним начиналась настоящая печка. Да и одеяло точно будет совершенно лишним предметом в продолжение этой ночи. «Хоть бы отец не проснулся, Господи Боже, пожалуйста, хоть бы не проснулся,» — думает Стайлз, еле слышно простонав через приоткрытые губы. Для Скотта это как: «Ладно, чувак, уломал, я согласен на секс». Для волка Скотта это как: «Ладно, давай, трахай меня, как хочешь». И что первое, что второе, а особенно если это соединить… Короче, Стайлз очень-очень удивляется нежданному напору МакКолла, даже чуть вскрикивает, тут же поспешив закрыть себе рот. Отброшенное одеяло оказалась цепью, которая неизвестным образом сдерживала оборотня. А теперь, когда цепь отстегнули и выкинули, у волка была полная свобода действий, на которые еще и дали одобрение. Скотт рычит Стилински в шею точно около уха, отчего Стайлза пробивает батальоном мурашек, из-за чего тот дрожит всем своим телом, широко раскрыв глаза, а после закрывая, отдаваясь и простонав от предчувствия того, как он проведет ближайшие полчаса-час. Или даже дольше. МакКолл приподнимается, упирается коленками в матрац по сторонам от таза Стайлза и грубо, рывками стаскивает с того майку, бросая её на пол. Стайлз еле успевает поднять руки до того, как ткань начнет трещать по швам, больно впиваясь в подмышки. — Скотт, тише, спокойнее, я тут, — начинает спешно бормотать Стилински между тяжелыми вдохами через рот, пока МакКолл одним движением снимает собственную майку. Скотт проводит когтистыми руками от кромки ночных штанов Стайлза, по его спине и до шеи, которую спешно оглаживает, мокрую от его слюны, больно цепляя когтями. Уже влажными ладонями он проводит дальше по ключицам, плечам и спускается к ребрам. Он словно пытается втереть свою слюну в кожу Стайлза. Черт, да наверняка он именно это и делает. МакКолл нависает над Стилински крепко, почти что до синяков держа его за плечи, и наваливается на него, опять начиная вылизывать шею, прикусывать, но с таким завидным рвением, что Стайлз только стонет в подушку, отдаленными мыслями мечтая спрятать от ласк ставшую такой чувствительной часть своего тела. Скотт толкает коленками бедра под собой, заставляет Стайлза поднять таз, принять коленопреклонную позу. Он отпускает плечи, на которых отчетливо видны следы будущих синяков с полумесяцами над ними, перемещает руки на грудь Стилински и проводит по ней ладонями, грубо массирует, цепляет когтями твердые горошинки сосков, отчего у Стайлза непроизвольно сжимаются пальцы, стискивая простынь. Скотт устраивается сзади Стилински так, что его член упирается точно между ягодицами, потирается и двигает бедрами так, словно пытается начать трахать друга через несколько слоёв одежды. — Скотт, ну, Боже мой, прошу тебя, тише, — выдавливает из себя Стайлз на очередное громкое рычание около уха, на что Скотт только перемещается с шеи к уху, полностью вылизывая его, кожу за ним, кусая и потягивая мочку. Стайлз на такое восклицает-стонет громче рыка МакКолла, одновременно толкаясь бедрами назад, чтобы почувствовать чужой твердый член, и вперед, надеясь потереться обо что-нибудь под собой. Последнее действие ему не удается. Скотт убирает руки с ребер, проводит ими до края ночных штанов, цепляет их вместе с боксерами и опускает на бедра Стайлза, которого после этих действий словно опять поместили в ледяную ванну. — Стоять-стоять-стоять, парень, ты про смазку помнишь? Ты же помнишь, да? — начинает тараторить Стилински, стараясь оглянуться назад широко раскрыв глаза, и одновременно выискивая где-то под подушкой или же между перегородкой и матрасом упомянутый тюбик. МакКолл на секунду останавливается, уже снимает своё собственное белье; упирается лбом в спину перед собой и проводит языком по линии позвоночника. Опустив белье, он тянет вперед руку, чтобы забрать из рук Стайлза тюбик, как тот вновь начинает спешно тараторить. — Нет, нет и нет, с таким маникюром ты не будешь меня растягивать, нет, никогда, ни за что, ну уж точно не сейчас, когда звериного в тебе точно больше, чем человеческого, — полушепотом, одной рукой отталкивая руку Скотта, а другой убирая смазку подальше от тянущихся когтистых пальчиков. Негромко рыкнув, Скотт все же перестает тянуться за тюбиком. Вместо этого он дергает Стайлза, заставляя того поднять торс, и толкает его к стене, в которую уже через секунду Стилински упирается обеими руками и прикладывается головой, прогибаясь в пояснице. — Как же я тебя сейчас ненавижу, друг, — хрипит Стайлз, открывая тюбик и выдавливая содержимое себе на пальцы. И выдавливает чуть ли не треть, чувствуя как чужие ладони легли на его ягодицы, сжали до синяков и развели их в стороны, а язык Скотта прошелся от ложбинки до поясницы. — Нет, Скотт, фу, плохой волк! — опасно громко, тут же замолкая и даже не шевелясь. Как его отец еще не проснулся?.. Господи, пусть он и не проснется. Скотт снова недовольно рычит, но приподнимается, принимаясь оставлять укусы с засосами на плече, ключицах и шее, не убирая руки с ягодиц. Стайлз боится представить, на что завтра будет похожа его шея. Гребанный волчий фетиш на запах. Стайлз заводит руку за спину, проводит по ложбинке, оглаживает сжатые мышцы и чувствует, как сильнее впиваются в кожу когти. Смотрит, небось, засранец. Извращенец, блин. Стилински облизывает и прикусывает нижнюю губу, после чего вводит в себя один палец сразу же до конца, потом вынимает почти полностью и тут же старается просунуть второй. Он не верит, что ему позволят растянуть себя как следует, а потому приходится надеяться и торопиться. МакКолл подается вперед, прижимаясь к Стайлзу, мешая ему, упираясь членом в ягодицу. Одну руку он убирает, перемещает её на бедро Стилински, которое сжимает, оглаживает, как может, толкает штаны с бельем еще ниже, надавливая когтями, и оставляет алые полосы. Стайлз от этого стонет. А может, он просто попал себе по простате. А может, и то, и то. Стайлз стонет, дрожит, кусает губы, стараясь помнить про то, что вести себя надо тихо, растягивает себя тремя пальцами и двигает тазом назад, насаживаясь сильнее, ощущая рукой член Скотта, соскользнувший с ягодицы к его руке. Волк Скотта считает, что Стайлз растянул себя достаточно. Может, точно так же думает и сам Скотт. Когда руку Стилински грубо отнимают от его собственной задницы, а на её месте оказывается член, Стайлз снова начинает дергаться и говорить, стараясь уйти от проникновения. — Еще секунду, чувак, еще секунду! — восклицает он и рукой, зажатой в тисках, тянется к члену МакКолла, надеясь смазать его хотя бы остатками того, что осталось у него на пальцах и ладони. Ему удается вырвать свою руку из захвата, хотя, скорее всего Скотт просто все же решил её отпустить. Стайлз тут же тянется к члену, слепо обхватывает его всей ладонью и старается размазать остатки геля, начиная немного отдрачивать. Указательным и большим пальцами он обхватывает головку, остальными пальцами — ствол, скользит туда-сюда, пытаясь оставить на члене смазку, оставшуюся между пальцами. Скотт прям-таки страдальчески упирается лбом в лопатку Стилински, до боли сжимает на нём пальцы и полускулит-полурычит, сдерживаясь. И Стайлз наконец-таки убирает руку, упирается ею в стену и все. Скотта больше ничего не держит, ничего ему не мешает, у него добро-разрешение-зеленый флаг/свет. И смазанная, растянутая задница в полном распоряжении. В которую он тут же проникает членом до основания, полностью, хлопая кожей о кожу, вырывая из груди Стайлза тихий вскрик, наполненный и болью, и наслаждением. Стайлз думает, что ненавидит Скотта, когда тот выходит и вновь толкается до конца. Стайлз думает, что больше не будет разрешать Скотту ночевать у него, когда отец дома. Стайлз прикусывает себе пальцы, жмурится до веселых разнообразных узоров перед глазами, стонет от каждого толчка, после неприятно упираясь скулой в стену. — Стайлз, — слышит он напряженный голос Скотта около уха, — ты слишком громкий. Его собственные пальцы отталкивают от его лица, ладонь Скотта закрывает ему рот. Стилински теперь обеими руками упирается в стену перед собой, то ли стонет, то ли скулит в руку Скотта от каждого толчка (ибо только так у него получается сдерживаться, иначе они точно устроят заезд траходрома), сильнее прогибается в пояснице, оттопыривая зад, и в ритме толкается назад, принимая толчки, принимая член полностью. Быстро, ровно, лишая возможности воспринимать действительность и лишь ловя кайф. Пока Скотт неожиданно не останавливается, прижавшись, как только может, часто и тяжело дыша в ухо Стайлзу через нос. Стайлз вопросительно изгибает брови, старается двинуться, и в конце концов узнать, какого превеликого черта тот остановился, уже даже стонет в ладонь, которая тут же прижимается к его губам сильнее. И тут до него доходит. Отец в соседней комнате зашевелился. Может, что-то пробормотал во сне. А возможно, что он вовсе проснулся, вот сейчас уже встает с кровати и покидает свою комнату. У Стилински от страха едва не опадает член, глаза становятся до смешного огромными, а сердце бьется так, что отец точно слышит и вот прям сейчас откроет дверь в комнату сына. Нихера подобного не происходит. Они так и стоят, прижавшись друг к другу и привалившись к стене, Стайлз вовсе старается не дышать. И тут МакКолл отодвигается, даже выходит из тела Стилински, из-за чего тот ошалевши сначала стонет, а после прикусывает чужую ладонь. Но оказывается, что Скотт просто меняет позу: отползает назад, не убирая руки от чужого рта, тянет за собой Стайлза, заставляя того отлепиться от стены, наклоняет и вжимает лицом в подушку. Серьезно, Скотт, по-собачьи? Завтра Стайлз обязательно обстебет эту позу как только сможет. Но сейчас МакКолл вновь входит в него одним резким, неожиданным толчком, заполняет полностью и выбивает все трезвые мысли, которые успели появиться за маленькую передышку. Все, что Стайлз помнит, так это жар, духоту, полноту, грубые быстрые толчки, пальцы, оставляющие синяки и царапины, сжимающие-оглаживающие его; тихое рычание вместе с рваными вдохами со стороны Скотта, стоны вместе со скулежом, принадлежавшие исключительно ему самому. Помнит мокрую от слез и слюны, которая стекала по руке, подушку под головой. Помнит, как Скотт сжимал свободной рукой его руку, переплетая пальцы, втрахивая в матрас, сбивая к чертям простынь, наваливаясь так, что Стайлз едва не складывался пополам, переломав позвоночник. Помнит укусы, засосы, влажный язык на спине, ключицах, плечах, щеке — везде, куда только Скотт мог дотянуться, ни на секунду не прекращая движения бедрами. Утром Стайлз не сможет пошевелить ни одной частью своего тела. Может, сможет пальцами, и тогда он покажет МакКоллу фак. Сразу обеими руками. Он обязательно поинтересуется у Дитона, когда какая бывает луна, и выучит все наизусть, чтобы снова так сюрпризом не попасть на луну недотраханную, как эту ночь прозвал про себя Стайлз. Скотту в качестве профилактики он устроит бойкот на секс на неделю. Подсыплет ему в форму по лакроссу немного рябины. А вообще, в следующий раз Стайлз просто заранее сам себя подготовит. Долго, неспешно, качественно. Ну, и все же точно выучит, когда какая луна выходит на небосвод.