Не прикасайся ко мне, Поттер!

Иногда Драко ненавидел себя за свои ночные вылазки. Но как правило, он просто старался о них не задумываться. По ночам он тихонько пробирался в кабинет и разглядывал картинки в журнале, украденном из поттеровского чемодана. Днем все казалось ему страшным сном, и чаще всего он попросту забывал о том, как странно вел себя ночью. И только открыв за какой-нибудь надобностью ящик стола и увидев там журнал, он начинал нервничать. Взять себя в руки удавалось далеко не сразу. Но еще больше мучений доставляла потребность разыскать Поттера и сообщить ему, что никакой он не гомосексуалист, ни латентный, ни обычный. То, что Поттер думает о нем в таком ключе, оказалось ужасно неприятным. Драко становилось по-настоящему дурно, когда он представлял себе, что Поттер вспоминает о нем, лежа в постели с Уизелом и Грейнджер. Уже одна только мысль о неприличных делишках гриффиндорского трио была невыносимо противна, а то, что Поттер при этом мог думать о нем, Драко, вызывало тошноту. В один из дней Драко вдруг пришло в голову: его ночные вылазки определенно связаны с тем фактом, что Поттер посчитал его педиком. И, скорее всего, если ему удастся убедить Поттера в том, что это не так, он снова сможет спать спокойно и избавится от потребности ласкать себя, листая проклятый журнал. Драко никогда особо не интересовался гомосексуальностью. В магическом мире об этом говорили еще реже, чем в маггловском, и Драко очень долго даже не подозревал, что подобное извращение существует в природе. Когда ему было лет четырнадцать-пятнадцать, он увидел в маггловской части Лондона двух целующихся мужчин. Он спросил об этом Люциуса, и отец рассказал, что магглы порой вступают в связь с представителями своего пола, и тут же добавил, что у магов такого, к счастью, не бывает. Гойл однажды, подвыпив, поделился с Драко, что иногда представляет себе Панси с Дафной или Миллисент. Драко долгое время краснел при одном только воспоминании об этом. Две женщины! Отвратительно! И совершенно ненормально. Таким могут заниматься только магглы. Драко вообще не любил говорить о сексе. Он был довольно замкнутым и нерешительным с девушками. И сохранил невинность до первой брачной ночи с Асторией. Возможно, кто-то счел бы его немного консервативным. А потом случилась эта история с Поттером. После того, как его стараниями мир был избавлен от Волдеморта и его с дружками-идиотами обвешали орденами, словно рождественскую елку игрушками, святой Поттер, очевидно, уже просто не мог остановиться в своем желании облагодетельствовать человечество. Впрочем, не он один. Началось все с Грейнджер, которая потребовала свободу домовым эльфам и протащилась по Британии, посещая чистокровные семьи. У Гринграссов она тоже побывала: забаррикадировалась в гостиной и ушла только после того, как родители Астории сдались и подарили одежду своим домовикам. К Малфоям она, к счастью, не наведалась. Наверное, потому, что у Малфоев, кроме не зарегистрированной в министерстве Шелли, эльфов к тому времени не осталось. Потом Поттер всерьез занялся правами вервольфов и добился изгнания дементоров из Азкабана. Но это ему, видимо, показалось недостаточным, и Поттер в кои века согласился дать интервью. В нем он рассказал о своем партнере и посетовал на то, как тяжела жизнь гомосексуалистов. И это притом, что среди магов их на тот момент попросту не было. Пример Поттера оказался заразительным, и по стране прокатилась мощная волна каминг-аутов. Просто возмутительно! В первую очередь потому, что такое количество гомосексуалистов, появившихся в магическом мире, наверняка вызвало катастрофическое снижение рождаемости. Правда, о рождаемости с энтузиазмом кролика заботился Уизли. Что ж, ему стоило сказать спасибо уже за то, что благодаря ему Грейнджер теперь всегда занята и не может посвятить себя освобождению еще каких-нибудь магических существ. Хотя это, конечно, не отменяло того факта, что гриффиндорское трио — сущее наказание для магического мира. И вот вам пожалуйста — новая проблема на голову Драко. Ласкать себя, разглядывая поттеровский журнал, было до стыдного приятно, и оргазм наступал так легко и быстро, что иногда Драко чуть не плакал от отчаяния. Он не знал точно, заразна ли гомосексуальность. А если заразна, то как он умудрился ее подцепить? Он же к Поттеру и мизинцем не прикоснулся. Вервольфы вот становятся вервольфами, только когда их кусает вервольф. Нет, определенно стоит объяснить Поттеру, что он, Драко, не принадлежит к числу фанатов, разделяющих его порочное пристрастие. Драко чувствовал, что от этого зависит вся его жизнь. Объявив жене, что ему назначена встреча в Гринготтсе, он отправился на Диагон-аллею. Он слонялся вокруг дурацкого уизлевского магазина и надеялся, что сможет перебороть себя и снова туда войти. Все в нем восставало против мысли об очередной встрече с Уизелом и его беспардонным братцем. Как было бы здорово, если бы проблема Драко решилась сама собой. Но ничего подобного не происходило, и неважно, насколько твердо он обещал себе днем, что ночью останется в постели с Асторией, — он снова и снова прокрадывался в свой кабинет. …Через несколько дней, прошедших в бесплодных прогулках возле уизлевского магазина, Поттер его сам окликнул. Драко нарезал очередной круг по Диагон-аллее — что уже почти вошло у него в привычку, — как вдруг его позвали. Голос был знакомым. Драко узнал бы его из сотни. — Привет, Малфой! — поприветствовал его этот… змей очковый. Драко замер и медленно обернулся. Поттер уютно устроился с сигаретой в зубах на лестнице перед магазином волшебных шуток. Астория до беременности тоже изредка курила, сам же Драко считал ниже своего достоинства притрагиваться к маггловским изобретениям. Но Поттеру курение определенно шло. Он всегда был довольно примитивным и бредил всем маггловским. Хотя вполне вероятно, что к последнему его обязали контрактом как национального героя и благодетеля рода человеческого. — Привет, Поттер, — вежливо ответил Драко и шагнул вперед. Когда он видел на лице Поттера такую ухмылку, как сейчас, ему очень хотелось опять сломать ему нос. Но Драко уже был взрослым человеком и отцом шестилетнего мальчика. К тому же, за подобную выходку его, чего доброго, отправят в Азкабан. Вряд ли кому-то разрешено прикасаться к герою. — Эта штука ядовита, — проинформировал Драко Поттера. Тот уставился на сигарету и пожал плечами. — Знаешь, нужно жить полной жизнью, пока жив, — философски заметил он. — Ага, — пробормотал Драко и приблизился к Поттеру еще на шаг. — Мы пережили войну. Теперь у нас есть полное право насладиться молодостью, как считаешь? — спросил Поттер и со вкусом затянулся. У Драко от этого сделалось как-то пусто в животе, и он спросил себя, не действует ли на него сигаретный яд, несмотря на добрых три фута, разделяющих их с Поттером. — Я хотел бы вернуться к нашему последнему разговору, — со вздохом объяснил Драко и подошел к Поттеру почти вплотную, внимательно его разглядывая. Опять небрит, губы обветрены, шрам на лбу почти такой же темный, как Темная метка на запястье Драко. А глаза у него, оказывается, зеленые-зеленые. Драко кашлянул и отступил на шаг. — По поводу всего этого недоразумения… Я… ну, никакой я не латентный и вообще не гей, знаешь ли. Поттер неожиданно рассмеялся и махнул рукой. — Ох, Малфой. Я же просто пошутил. Ты все-таки женат. Не каждый же должен быть геем, правда? — Это безумно мило с твоей стороны, — серьезно заметил Драко и задумался, слушает ли Поттер самого себя хоть изредка. — Я всего лишь хотел, чтобы ты честно признался, что взял мои вещи. Дело не в жалких двух галлеонах, дело только в честности, понимаешь? Послушай, Рон тоже иногда листает мои журналы, хотя он стопроцентный натурал и счастлив с Гермионой. Так что ничего страшного, если тебе вдруг стало интересно, правда, — заверил его Поттер. Уизли листает такие журнальчики, хотя женат?! Это невероятно успокаивало, значит, и Драко может их разглядывать и не мучиться угрызениями совести… Дожил! Успокаивать себя тем, что похож на Уизела. — Мне не стало интересно, — поправил Поттера Драко, — просто Скорпиус пролил на твой журнал сок, и я вынужден был его выбросить. Только и всего. "Бедный Скорпиус, — подумал Драко, — вечно он становится козлом отпущения". — Да забудь, Малфой. Кстати, у тебя замечательный сын. Ты уверен, что он от тебя? — Поттер, нагло оскалившись, поднялся и бесцеремонно бросил окурок прямо в лужу. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Драко. Астория как-никак его жена, а в отличие от поттеровских дружков брак для Малфоев кое-что значит. — Э… Знаешь, ты немного подрастерял чувство юмора со времен войны. Я это к тому, что твой сын очень милый. Ну как ты можешь быть его отцом? Впрочем, вполне вероятно, что твоя жена просто передала ему свои хорошие гены, — задумчиво сказал Поттер. Подрастерял чувство юмора? Как будто Драко вообще хоть когда-то мог блистать юмором в присутствии Поттера. — Дядя Гарри, ты идешь? — высунувшись из магазина, спросила рыжеволосая девочка. На Драко она смотрела с любопытством, и ему безумно захотелось закатать левый рукав. Обычно этого бывало достаточно, чтобы напугать детей до икоты. — Иду-иду, солнышко, — терпеливо отозвался Поттер, улыбаясь девочке. — Дядя? — растерянно спросил Драко. Поттер опять пожал плечами. — Ну да. Я же встречался с ее тетей, тогда, сто лет назад. Кроме того, мы с Роном братья по духу. Так что я ей в каком-то смысле дядя, — сказал он. — Кстати, это Роза. Та самая, которая сломала твою скрипку. На нее просто невозможно долго злиться, она такая лапочка. Драко поморщился. Он на это чудовище злиться мог, еще как. Его скрипка! Его святыня! — Ну ладно, я пошел. Надо помочь Рону и Гермионе с инвентаризацией. Увидимся, — попрощался Поттер, помахал ему рукой и скрылся за дверью магазина. Драко стоял, глядя ему вслед.