На листе бумаги.

Его можно было описать одним словом - правильный. Он сидел на уроках с идеально прямой спиной, записывая абсолютно всё, что говорил учитель. Он всегда приходил ровно в полдевятого утра, в идеально выглаженном форменом пиджаке поверх белоснежной рубашки, застёгнутой на все пуговицы, ровно завязанном галстуке, в чёрных штанах, подобраными точно по размеру и начищенных ботинках. За весь учебный год, он ни разу не опоздал, ни разу не пришёл неподготвленным, ни разу не сказал неосторожного слова старшему, ни разу не получил на тесте меньше 100 баллов. Он был идеальным. - Амано-сан, не хочешь сходить с нами в караоке на выходных? - робко спросила Аюми, их одноклассница. - Благодарю, вынужден отказаться. - Амано, пошли с нами в кино после уроков, - предложили трое одноклассников, Юкимура, Такеши и Ичиро. - Прошу прощения, никак не получится. - Амано-кун, не хочешь позавтракать вместе? - с улыбкой поинтересовалась их семпай на перемене. - Спасибо за предложение, но не стоит. Через несколько таких предложений и следовавших за ними отказов его оставили в покое. Выдавить улыбку выходит с трудом. Когда на тебя с едва скрываемой неприязнью смотрит кто-то, улыбаться очень проблематично. Он сидел в пустом классе литературного кружка и играл в шахматы. Сам с собой. Брал тонкими бледными пальцами фигуры и переставлял их по чёрно-белым клеткам. Затем повернулся к двери. - Судзуки, тебе что-то нужно? - у него тихий, безразличный голос. - Я могу войти? - вдох-выдох. Вдох-выдох. Главное не показывать волнения. - Входи, - как-то тускло отвечает он. Один шаг. Два шага. Три шага. Ещё один. - Тебе что-то нужно здесь? Или от меня? - Это… - в голову не приходит ни одно нормальное объяснение. - Может сыграешь со мной? - Если хочешь, - пожимает плечами он. - Садись напротив. Стул отодвигается, с противным звуком проезжаясь по полу. - Расставишь? Плохо. Как стоят фигуры? Как они вообще называются? От волнения даже те скромные знания о шахматах, что были, вылетают из головы. - Ты перепутал коней и слонов местами, - равнодушно отмечает Амано. И зевает. Руки трясутся, когда пальцы сжимают белую пешку, переставляя её на две клетки вперёд. Он играет быстро и уверенно, почти не думая над ходами. - Ферзь так не ходит. - Пешка идёт на одну клетку. - Этот конь связан. - Ладья не ходит сквозь пешку. - Тебе шах. - Слон не перескакивает с белых клеток на чёрные. - Рокировку нельзя делать после хода королём. - Мат. - А теперь серьёзно, - Амано расставляет фигуры и смотрит прямо в глаза. Тёмно-серые, достаточно большие для японца. - Ты не умеешь играть. Зачем ты пришёл сюда? Догадался. Хотя только дурак бы не догадался. Улыбка на лице почти не держится. Все мысли вразброд. Дыхание участилось. Никаких идей, никаких годных мыслей, что ответить. - Я хотел бы научится играть в шахматы, - идея приходит спонтанно. - Вот как, - он зевает, прикрыв рот рукой. На указательном пальце маленькое пятно от чернил. - Не мог бы ты научить меня? Согласится? Вдруг согласится? Вдруг повезёт? - Извини, - он вежливо улыбнулся. - Но никак не получится. Встал. Осторожно собрал фигуры обратно в доску. - До завтра, Судзуки. И вышел из класса. Досадно. Этого следовало ожидать. Но всё равно досадно. - Рин, что ты делаешь? - сестра подошла незаметно. Действительно, что? Что вообще на этой планете? - Рисую, - вздох. Карандаш бегает по листу. Вверх-вниз. Вверх-вниз. - Красиво. Действительно. С листа смотрит Амано. В расстёгнутой на две верхние пуговицы рубашки, с растрёпанными волосами, пятно грязи на щеке и насмешливой улыбкой. - Амано, ты один? Крыша. Ветер. - Один, - он стоит, глядя сквозь сетку на школьный двор. Пальцами цепляется за сетку. - Не возражаешь? - Не возражаю. У него приветливо-безразличное выражение лица. И неприязнь в глазах. Острая, но скрываемая. Сетка прохладная на ощупь. Во дворе пусто. Разговор не завязывается. - Какой твой любимый цвет? - вопрос вырывается сам. Он некоторое время думает над ответом. - Синий, - наконец выдыхает. - Тёмно-синий. Твой? Он спрашивает не из интереса. Из вежливости. - Красный, - конечно не красный. Первый цвет, пришедший в голову. - Вот как. Звенит звонок. Громко. Амано кивает, отходит от края крыши и идёт в помещение. Его шаги эхом отдаются в голове. - Последнее время, ты много рисуешь, - с улыбкой отмечает сестра. - Да, есть такое, - выдавленная улыбка в ответ. Каранаш чиркает по листу. Из белого в серый. Амано курит сигарету. Сжимает её между тонких губ, кончик которых изогнут в усмешке. Рубашка расстёгнута на несколько пуговиц. На плече прореха. - Я посмотрю? - Извини, думаю, лучше не стоит, - опять выдавленная улыбка. - Ну ладно, - сестра пожимает плечами и продолжает пить сок. Сегодня приснился сон. Реалистичный сон. Дождь. Амано стоит на крыше. Пиджак валяется у ног, мокрый и грязный. Рубашка растёгнута. Ветер её развевает. Он обернулся. - Судзуки, тебе что-то нужно? - у него холодный голос и холодный взгляд. Он больше не держит на лице маску. - Ничего особенного, - голос звучит хрипло. - Тогда что ты тут делаешь? - теперь он развернулся полностью. - А ты? - вопрос на вопрос. - Смотрю на природу, - ветер завыл, задул сильнее, приглушая слова. Пришлось сделать несколько шагов вперёд. Оба уже были мокрые насквозь. Ливень всё не утихал, а будто лил ещё сильнее. Амано улыбнулся. И опять посмотрел прямо в глаза. - Скажи, Судзуки, чего бы ты хотел больше всего на свете? - А ты? - Чтобы… - рёв ветра заглушил слова, удалось различить только слово "выздоровел". И повторяет: - А ты? - Я… - заминка. Что ответить? Хотел бы стать к тебе ближе? Хотел бы увидеть тебя другим? Хотел бы разрушить стену между нами? Хотел бы, чтобы назвал по имени? Амано подошёл ещё ближе, почти впритык. Он ниже сантиметра на два-три, не больше. Открыл рот, желая что-то сказать, но передумал. Отошёл на пару шагов назад, повернулся к горизонту, набрал в рот побольше воздуха и закричал. Громко, пронзительно, с надрывом. Зажмурив глаза, сжав кулаки. Сон действительно был реалистичным. - Амано, не хочешь позавтракать вместе? - на положительный ответ можно и не надеяться. Но не надеяться невозможно. - Спасибо, воздержусь, - он улыбается. - Думаю, Кимура больше желает твоей компании. Короткий кивок. Кимура действительно рада. - Рин-кун, у тебя есть хобби? - Точно. Надо спросить его о хобби. Хотя он не ответит. Скорее всего. - Я коллекционирую зажигалки, - улыбка. - И рисую. А ты, Кимура-сан? - Хм… - Кимура задумалась. - Собираю вырезки из журналов, посвящённые Германии. - Вот как? Интересно, - улыбка. - Уже около пятидесяти. Начала с января прошлого года, - улыбается. Обмен улыбками. - Здорово, - рис бесвкусный. Сливы тоже. Беседа, не значащая ровным счётом ничего. Последний урок тянется до жути медленно. Амано сидит с идеальной ровной спиной. Крепко держит карандаш. И пишет, пишет, скрипя грифелем по бумаге. Тёмные волосы наверняка лезут в глаза - они сильно отросли с лета. - Судзуки? Молчание. - Амано? - Корень из одиннадцати, - отвечает ровным голосом. - Верно, - учитель продолжает говорить дальше. Солнце из окна бьёт в глаза. Жарко. Все сидят в рубашках - один Амано в пиджаке. Марает бумагу уравнениями. Звонок наконец звенит. Перед глазами всё расплывается. Руки трясутся. По виску течёт капля пота. Амано встаёт и выходит. Идёт по двору, улице. Жарко. Останавливается перед высоким серым зданием. Скрывается за дверью. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Все пальцы измазаны в грифеле. Серые. В комнате темно. Свет от лампы был бы лишним. Амано держит в руке банку пива. Облизывает губы. На щеке шрам, на носу пластырь. Веки полуприкрыты, взгляд задумчивый. Тёмная футболка с оборваными рукавами. Уроки кончились час назад. Амано сидит в библиотеке. Читает не библиотечную книгу. На английском языке, с цветной обложкой. - Что читаешь, Амано? Он отвечает не сразу. Перелистывает страницу и поднимает взгляд. - Девстевнницы-самоубийцы. Название ни о чём не говорит. - Интересно? - Да, - кивает. А в глазах сквозит: "Глупые вопросы оставь при себе". Проходит пятнадцать минут. Амано сидит всё так же неподвижно, только перелистывает страницы. Ещё десять минут. Пять. И ещё семь. Он встаёт, закрывает книгу и убирает её в сумку. - До встречи, Судзуки, - кивает головой и уходит. Один. И стол с неоткрытой книжкой. Ещё один сон. Амано сидит на мосту и болтает ногами. Сидит прямо на бортике, не боясь упасть. До воды не высоко, но она ледяная. Накрапывает мелкий дождь. - Судзуки, ты умеешь рисовать? - Умею, - кивок. - Самоучка. - Да, - ещё один кивок. Амано оборачивается. - Нарисуешь меня? - Уже рисовал, - зря? Удивится? - Вот как? Покажи. Папка с рисунками в левой руке. Он берёт её, открывает и рассматривает по очереди. Посмеивается. - А ты хорош, - возвращает обратно. - Нарисуй меня как-нибудь в двух экземплярах, ладно? - Как скажешь, - папка снова в руке. Амано болтает ногами. А затем прыгает. Всплеск. С тёмных волос стекает вода. Он смеётся, задрав голову к небу. - Судзуки. Он впервые подошёл сам. Вепрвые сказал что-то первым. Не считая снов. - Да? - телефон возвращается в карман. - Ты хотел, чтобы я научил тебя играть в шахматы? В начале осени. - Угу, - кивок. Амано протягивает книжку в твёрдом белом переплёте. - Можешь посмотреть на досуге. Может научишься играть, - холодно улыбается. - Большое спасибо, - улыбка в ответ. Удивительно. Доска дома находится. В книжке - шахматные партии известных шахматистов. С комментариями. На английском. Ни одной японской фамилии нету. Это одержимость. Одержимость заствляет забыть об уроках, еде и сне, заменив их шахматными партиями. Ход за ходом, фамилия за фамилией. На следующий день под глазами синяки. - Амано? - Да? - поднимает голову. - Спасибо, я посмотрел всё, - книга возращается к законному владельцу. - Всё? - улыбается. Не верит. Или верит. Его сложно понять. Кивок. - Рад, что так увлекло, - и снова опускает голову. Даёт понять, что разговор окончен. Дома никого нету. Руки сами тянутся к карандашу и бумаге. На листе медленно вырисовываются контуры двух лиц. Закрытые глаза, немного взлохмаченные волосы, опущенные уголки губ. Два Амано. С губ слетает тихий смешок. - Рин, ты какой-то притихший в последнее время. Тебя что-то беспокоит? - сестра внимательно смотрит. - Нет, всё в порядке, - да, беспокоит. Очень прочно и основательно беспокоит. - Не замыкайся в себе. Если что-то случится, можешь рассказать мне, - сестра наклоняется и гладит по голове. Она не поймёт. На крыше достаточно тихо. Сумка порвалась, приходится собирать все учебники и тетради. В дверном проходе появляется Амано. Кивает и медленно идёт к краю крыши. Руки под тяжестью книг ноют. С самого верха съезжает тетрадь и оттуда вываливается вчерашний рисунок. Амано оборачивается на шорох, скользит по нему взгляду и приоткрывает рот. Он удивлён, нет, изумлён. - Так ты знаешь? - Что? - изумления не меньше, чем у Амано. Он кивает на упавший рисунок. - Откуда? - Ты о чём? Он приподнимает бровь. Затем вздыхает, прикрывает веки и идёт в здание, обронив напоследок "значит нет". - Рин-кун, ты какой-то подавленный последнее время, - отмечает Кимура с лёгкой улыбкой. - Разве? - улыбка. - Нет? - улыбается. Обмен улыбками с Кимурой - обряд, проводимый каждый день. Обоих устраивает. Поднимает настроение, пусть едва ощутимо. - Может быть, - короткий смешок. - Как вырезки? - За прошедшую неделю добавилось целых две, - она этому рада. Пуговицы пиджака сложно расстёгиваются. Кимура тоже скидывает пиджак и прижимается щекой к стеклу. - Вот бы пошёл снег. - Любишь зиму? - Ага. Любимое время года, - переводит взгляд. - А у тебя Рин-кун? - Наверное осень, - неопределённое движение плечом. Кимура отпивает из бутылки. Звенит звонок. В три часа ночи звонит мобильный телефон. Номер незнакомый. - Слушаю, - голос хриплый после сна. - Это Амано. Сердце пропускает удар. - Извини, Судзуки, это действительно очень важно. Но я пойму, если ты откажешься. - Что случилось? - во рту сухо, хочется пить. - Можешь придти к моему дому? Мы друг от друга не далеко живём, - говорит отрывисто. Диктует адрес. - Сможешь? - Смогу, - слова вылетают вперёд мыслей. - Спасибо, - кладёт трубку. В доме по прежнему тихо. Родители спят, сестра спит. Босые ноги шлёпают по полу. Одежду спросонья надеть не так просто. Конечности двигаются с трудом. На улице свежо, прохладно. Проходит две минуты, а ноги уже с трудом переставляются в прежнем быстром темпе. Дыхание со свистом вырывается из груди. Водители немногих машин на дорогах смотрят то ли с недоумением, то ли с насмешкой. Амано стоит у дверей в свой дом, в лёгкой рубашке и штанах. Бледный. Губы сжаты в тонкую полоску. Кивок. - Судзуки, знаешь как дойти до станции метро? - Знаю, - дыхание медленно восстанавливается. - Там будет стоять человек в красной рубашке и с повязкой на глазу. Скажи,что ты от Амано и принеси сюда то, что он даст. Пожалуйста, - прислоняется к стене. - Без проблем. Он немного удивлён. Дорога проходит наудивление быстро. Редкие прохожие оборачиваются. В свете фонаря действительно стоит человек в красной рубашке. - Извините. Поднимает голову и отводит от уха телефон. Из трубки несутся недовольные выкрики. - Я от Амано. - А, Киёши-кун всё-таки нашёл себе гонца, - криво усмехается и протягивает небольшой свёрток. Плотно запокованный. - Передавай им привет. Он зевает. Из трубки раздаются ещё более истошные вопли. Свёрток шуршит, когда его берёшь в руки. - Спасибо, - и опять сумасшедший марафон. Амано стоит на два сантиметра левее с момента прошлой встречи. На этот раз на нём ещё и чёрная куртка. Он кланяется. - Огромное спасибо, я перед тобой в долгу. Забирает свёрток и уходит в дом быстрым шагом. Дверь захлапывается. Больше заснуть не получается. Простыня скомкана, подушка на полу. Шесть утра. Тапки находятся рядом с кроватью. На кухне становится на пол буханки хлеба меньше. В школе как всегда оживлённо. - Рин-кун, ты сегодня рано, - Кимура машет рукой. Она всегда приходит одной из первых. Амано входит в класс за минуту до звонка. Галстук завязан не ровно. Перед тем как сесть за парту, кивает. Его удаётся оттащить в сторону на третьей перемене. - Амано, что вчера было? Он жмёт плечами. - Мне было некого попросить, кроме тебя. - Кто был тот человек? - Такахаши, мой знакомый. Спасибо ещё раз. Отворчаивается, давая понять, что разговор окончен. Это был третий сон. Амано стоял на краю крыши незнакомого здания. Вокруг было только небо и ничего больше. Голубое. Облаков почти нет. - Судзуки, подойди, - не оборачивается. С самого края крыши открывался прекрасный вид. Крыши остальных зданий были далеко внизу. Амано чуть повернул голову. - Красиво, да? - Красиво, - действительно красиво. - Это недолговечно. - Вот как. Жаль. Амано раскинул руки в стороны. - Остановись мгновение, - улыбнулся и протянул руку. - Пойдёшь со мной, Судзуки? - Куда? - Кто знает, - хмыкнул. Ветер развевает его белую рубашку. - Здесь действительно красиво. Подошёл ещё на шаг ближе к краю. На самой кромке. - Запомни этот момент, ладно? И прыгнул. Сегодня сосредоточиться на чём-либо кроме Амано было невозможно. Подмечалось всё. Как он сидел, как он убирал отросшие пряди волос за ухо, как облизывал губы, как водил ластиком по бумаге, как моргал, как едва заметно поводил плечом, как улыбался, отвечая одноклассникам. У него тёмные волосы. У него серые глаза. У него бледная кожа. У него острый подбородок. У него тихий, спокойный голос. У него лживая, но красивая улыбка. У него тонкие губы. У него коротко постриженные ногти. У него холодный взгляд. У него сдержаная манера поведения. У него чистая выглаженая форма. У него… Этих "у него" было тысячи. Сотни тысяч. На четвёртой перемен Амано подошёл и протянул средней толщины синюю книгу. - Спасибо. - Не стоит, - улыбнулся. Неприязнь в глазах никуда не делась. Книга по содержанию была подобна предыдущей. К пяти утра от всяких Ласкеров, Алёхиных и Фишеров кружилась голова. - Ты быстро читаешь, - отметил он, забирая книгу назад. - Возможно, - давить улыбку становится всё труднее. - Ты свободен в воскресенье? Дыхание само учащается. - Да. - Приходи ко мне часам к трём, хорошо? Ладони вспотели. Кислород перестал поступать в лёгкие. - Ладно. Амано кивнул с серьёзным лицом и развернулся к окну. Удивительно. Неделя неслась как сумасшедшая, не замедляясь ни на секунду. В школе - сверление спины Амано пристальным взглядом. Дома - беспрестанное рисование его портретов. На последнем красным карандашом было начирикано "Я схожу с ума". Амано ждал у своего дома. В белой рубашке и брюках под растёгнутым пальто. - Доброе утро, - кивок. - Доброе, - кивает в ответ. Лифт доехал до седьмого этажа. Дверь в квартиру немного приоткрыта. Кеды и его ботинки остаются у двери. Квартира светлая, просторная. Амано молча проходит к самой дальней комнате и открывает дверь. Кивает, приглашая. Комната не большая, но с плотно-закрытым окном почти на всю стену. У двери стол, у противоположной стены шкаф. Прямо под окном кровать со светло-голубым бельём. На ней сидит Амано, в белоснежной пижаме, накрывшись одеялом. Но Амано стоит у двери. Амано с кровати поворачивает голову и смотрит оценивающим взглядом. Очень бледный, с волосами чуть длиннее, чем у Амано у двери. - Это мой младший брат, - Амано у двери опережает вопрос. Его брат кивает. - Амано Юкимура. Приятно познакомиться. - Это мой друг, Судзуки Рин. Друг. Друг. Лжёт. И глазом не моргнув. - С моей стороны тоже приятно, - поклон. - Пройдём в гостиную? - спокойно предлагает Амано. - Почему бы и нет, - слабо улыбается Юкимура. Амано придерживает дверь, видимо не желая напрягать младшего брата. Апельсиновый сок холодный и жжёт язык. По телевизору идёт какая-то дурацкая передача. Её, толком, никто не смотрит. Раздаётся звонок телефона. - Прошу прощения, - Амано поднимается с дивана и уходит в другую комнату. - Вы ведь ему не друг, - неожиданно тихо говорит Юкимура. Не вопрос, а утверждение. - Я сразу понял. Такой как вы не смог бы сойтись с братом. Это расценивается за оскорбление или всё же нет? - Как знать, - голос немногим громче его. - Я бы хотел стать ему другом. - Мне жаль вас, - Юкимура улыбается уголком губ. Он почти полная копия Амано. Их различает лишь бледность, длинна волос и выражение лица. Будто в противовес строгому и резкому Амано, у Юкимуру немного робкий взгляд, ссутуленые плечи и слабая улыбка, будто скрывающая какую-то неловкость. - Лучше бы вам перестать общаться братом. - Не могу, - ответ получается каким-то резким. И тут с губ начинают слетать слова. Безудержным потоком. Неконтролируемо. А Юкимура слушает. Слушает историю, как обычный школьник помешался на его старшем брате. Слушает о том, какие у его брата удивительные глаза, какая у него фальшивая улыбка, какая у него прямая осанка, какой контраст создаётся от Амано-правильного в школе и Амано-неправильного во снах и на рисунках. И о сборниках по шахматам. Наконец, всё высказано. - Мне жаль вас, - просто повторяет Юкимура. - Не беспокойтесь, я не скажу брату. Но вам лучше действительно попытаться перестать думать о нём. Такой как он… - он замолкает на полуслове, виновато улыбаясь. Тяжёлый вздох. Что же это за семейка у них. - Юкимура-кун, в какую ты ходишь в школу? - резкий перевод темы. - Не хожу, - пожимает плечами. - У меня очень слабое здоровье. Я на домашнем обучении. - Тяжело тебе. А где ваши родители? - Отец в командировке, - с готовностью отвечает Юкимура. - А мать умерла через несколько лет после нашего рождения. - Вот как. Извини, что спросил. - Ничего страшного. В комнату возвращается Амано. Кивает и садится по левую сторону от брата. Беседа не идёт. На часах четыре часа. Амано отпивает из стакана. Юкимура смотрит телевизор. Внимательно. Будто его действительно интересует происходящеена экране. А может, действительно интересует? На часах четыре часа десять минут. Чёлка Амано всё время падает ему на глаза, а он всё время заправляет её за ухо. На руке небольшой порез. Старый, где-то четырёхдневной давности. - Поранился где-то? Он поднимает глаза. - Да, позавчера, когда чистил яблоко. И снова утыкается взглядом в колени. На часах четыре часа пятнадцать минут. Двадцать минут. Амано встаёт и идёт за второй порцией сока. - Вы приятный человек, - говорит Юкимура, стоит его брату скрыться за дверью. - Почему ты так считаешь? - Вы сразу поняли, что разговор не идёт. И не пытались продолжить попытки завязать его. Я очень ценю тот тип людей, который может беспристрастно оценить такую ситуацию. - Вот как. - Брат больше любит молчать, чем говорить, - продолжает Юкимура. - Кроме того, сейчас он пытается убить двух зайцев одним ударом. - Двух зайцев? - Он хочет, чтобы вы перестали пытаться с ним сблизиться, и хочет, чтобы я думал, что у него есть друзья. - Зачем он хочет, чтобы ты думал так? - Должно быть, устал от того, что я хочу найти ему друга. - Зачем? - Как знать, - пожимает плечами и откидывается на спинку дивана. Входит Амано с тремя полными стаканами. На часах четыре часа двадцать семь минут. Тридцать минут. Сок в этот раз чуть теплее. Тридцать пять минут. Молчание немного угнетает. Сорок минут. Амано облизывает губы, и поправляет волосы. Сорок пять минут. Хоть они и близнецы, но совершенно разные. Пятьдесят минут. Пятьдесят пять. Амано зевает, прикрыв рот рукой. На сощуренных глазах выступают слёзы. Пятьдесят семь минут. Амано поправляет ворот рубашки. Пятьдесят восемь минут. Пятьдесят девять. Амано чихает. Пять часов. - Думаю, мне пора. - Вот как? - Амано тоже поднимается. - Я провожу. - Приятно было познакомиться, - Юкимура помахал рукой с дивана. - Мне тоже, - это не ложь. В лифте ничего не изменилось. - Амано, а всё-таки, что произошло тогда ночью? Он оборачивается. - Состояние Юкимуры резко ухудшилось и нужно было другое лекарство. - Вот оно как. Нулевой этаж. - Спасибо, что зашёл, - Амано кивает. - Не стоит, - улыбка. Дорога до дома предстоит долгая. Ночью опять снится сон. Амано в тёплом чёрном пальто с меховой оторочкой. Расстёгнутом. Он стоит у края заледеневшего озера. Вокруг сугробы снега. Хоккайдо? - Судзуки. - Да? Он делает шаг вперёд, на лёд. - Я уезжаю. - Куда? Быстро идёт вперёд, пока не выходит на середину. - Это не важно. - Зачем ты говоришь мне это? Прыгает и бьёт каблуками сапог по льду. Хруст. - А почему не должен? Лёд с треском проваливается. В школе Амано даже поздоровался. - Рин-кун, вы с Амано-куном друзья? - спрашивает Кимура за завтраком. - Дать однозначный ответ сложно. Она недовольна таким ответом, но вопросов больше не задаёт. На следующий день Амано нет в школе. И на после следующий тоже. Это нечто настолько из ряда вон выходящее, что даже порождает волну слухов в пределах класса. - Так как Амано-кун заболел, - говорит учитель, - кому-то из вас надо будет отнести ему конспекты. Тест на носу. - Судзуки единственный с ним общается, - никто и не сомневался, что кто-нибудь это скажет. - Хорошо, Судзуки-кун, я оставляю это на тебя, - учитель поправляет очки. Дорога к его дому знакома уже слишком хорошо. Дверь открывает Амано в мятой чёрной рубашке и таких же мятых брюках. На лице ватно-марлевая повязка. - Судзуки? - он практически не удивлён. - Проходи. В квартире почти ничего не изменилось. - Спасибо, - забирает конспекты и садится на диван. - Чай будешь? - Спасибо, не стоит. Амано бегло проглядывает конспекты. - Почерк у тебя просто великолепный, - отмечает с иронией. Легче не отвечать. - Знаешь, - неожиданно говорит он после пятиминутного молчания. - Я болею впервые за десять лет. - Не может быть, - такое вообще возможно? - Может, - он прикрывает глаза. - Называется ирония судьбы. Я болел три раза за свою жизнь, а Юки болеет почти беспрерывно. - Он дома? - Он не выходит из дома, - пожимает плечами. - Можешь проведать его. Юкимура лежал на кровати с закрытыми глазами. Создавалась иллюзия, что он спит. - Добрый день, Судзуки-сан, - он приоткрывает глаза. - Пришли проведать брата? - Да, - кивок. И вопрос неожиданный для обоих: - Амано уезжает? - Как вы узнали? - он не выглядит поражённым или удивлённым. Слегка недоумевающим, но не более. Сказать, что приснилось? - Догадка. - Вот как, - кивает. - Да, уезжает. Сегодня вечером приезжает наш отец. И тогда же он уезжает. Сердце уходит куда-то в пятки. - Зачем? - Учиться за границей. - Мне показалось, вы очень близки. - Я настаивал, - Юкимура грустно улыбается. - Ему так будет лучше. Он, правда, не особо рад. Вздох. Он уезжает. Далеко. - Не заметно, чтобы он выглядел подавлено, - голос немного дрожит. - Постороннему человеку вообще не заметны любые его эмоции, - Юкимура чешет голову. - А сейчас, вам действительно лучше пойти домой. Брат в ужасном расположении духа. - Без проблем, - натянутая улыбка. - Мы, вероятно, больше не увидимся. Но приятно было пообщаться. - Мне тоже, - он улыбается. Амано провожает до выхода из дома, не сказав ни слова. - Мы больше не увидимся, - шёпотом. Даже если он услышал, то предпочёл не отвечать. Дверь захлопнулась. Дома никого нет. Кровать со скрипом прогибается. Хочется выть. - Рин, - в семь вечера в комнату заходит сестра. К тебе пришли. Сердце отбивает барабанную дробь. На пороге стоит Амано. - Юки попросил зайти к тебе. В горле пересохло. Всего трясёт. - Тебе что-то нужно? - Нет, ничего, - сил что-то придумывать нет. - Так и думал. Тогда прощай. Надо попрощаться в ответ, но язык не хочет шевелиться. Амано разворачивается и идёт к такси. - Киёши! Он оборачивается с лёгким недоумением на лице. Не каждый день тебя называет по имени и хватает за руку не сильно знакомый одноклассник. - Да? Его рука тёплая. Кожа гладкая. Ни одной царапины, ни одного пятна грязи. Амано понимает всё без слов. Улыбается, наклоняя голову к плечу и, развернувшись, идёт дальше. У самых дверей машины опять оборачивается и говорит: - Спасибо. Такси уезжает. Первый попавшийся в комнате лист бумаги украшает жирная надпись. "Я остался один в окружении бесполезных рисунков и обрывков сновидений".